Сергей Панарин - Галопом по Европам
Обзор книги Сергей Панарин - Галопом по Европам
Сергей Панарин
Галопом по Европам
Присказка
Бывают такие июльские ночи, когда облака норовят спрятать луну и звезды, ветер приносит прохладу и немного мороси, а всякая зверюга затаивается и не нарушает общей унылой картины ни криком, ни шорохом. Листья деревьев безостановочно шумят, и темный лес кажется морем, по которому ходят темно-зеленые волны.
Человеку – существу не ночному и изнеженному цивилизацией – непременно хочется спрятаться в дом, закрыть окна и двери, залезть в теплую постель и заснуть безмятежным сном. Однако люди, как ни странно, – самые подневольные в мире животные. Пока основная часть человеческой популяции беззастенчиво сопит и видит сны, несколько особей обязательно бодрствуют… Хотя разве это бодрствование?
Безвестный польский пограничник стоял на посту, отчаянно борясь с дремой. Не будем лукавить, в этом поединке парень явно проигрывал. Если учесть то, что пост размещался на смотровой вышке, то пограничника можно назвать смельчаком: дремать на четырехметровой высоте, привалившись к хлипким деревянным перилам, – признак удали, а может статься, скудоумия.
Польский боец то и дело вырывался из тисков сна, испуганно таращил глаза в сторону полосы отчуждения, потом воровато озирался, будто проверяя, не летает ли рядом командир. К счастью, командиры-пограничники не летают.
Успокоившись, пограничник ежился, морщась от ветра, шептал какие-то польские ругательства и… снова закрывал глаза. Так бы и продолжалось это бессмысленное сражение чувства долга с нормальным человеческим желанием поспать, если бы не одно происшествие, которое разбудило часового резко и надолго.
Все-таки что бы ни говорили старики-ученые, а человек действительно животное. Пограничника словно встряхнуло некое предчувствие, он распахнул глаза и увидел темный силуэт, стремительно приближающийся к вышке. Увы, прожектор светил на землю, поэтому гигантское черное пятно оставалось черным пятном, пока буквально не протаранило крышу. Часовой завопил, бросил вверенное ему оружие и залег, косясь вверх.
Крыша вышки захрустела, накренилась. На пограничника посыпались пыль и щепки. Что-то тяжелое и большое бухнуло в пол и грузно заскользило к часовому. Он задрал голову и встретился взглядом со страшным зверем. Шальные глаза монстра пылали красным цветом, мохнатая рожа противно скалилась, ниже морды болтался на цепочке увесистый знак фунта стерлингов. Кажется, золотой.
– Матка Боска! – выдохнул пограничник.
Всякое прилетало со стороны России, точнее, Белоруссии, но такое…
Часовой решил, что узрел черта, причем английского. Правда, рогов не было, но воображение бойца живо их дорисовало. У страха много самых разных талантов.
Рядом с отвратительной физиономией черта возникла звериная, вроде бы медвежья, а чуть правее – вообще непонятно чья: ушастая и глазастая, тонкая и глупая. Медведь зарычал, ушан заверещал, а безрогий нечистый ритмично заухал. Часовой понял, что слишком много грешил и настало время переселиться в преисподнюю.
Все это продолжалось не больше нескольких мгновений, а потом черная тень, несущая на суверенную польскую территорию адский вертеп, полетела дальше, разнося по округе уханье черта.
Двумя секундами позже громыхнула оземь сбитая крыша.
Здесь мы оставляем беднягу-пограничника наедине с его страхами и досадой за то, что придется оплатить ремонт вышки, – парень не стал поднимать тревогу: вдруг засмеют? – и следуем за загадочной тенью.
Часть первая, в которой путешественники теряют друг друга, а местные жители удивляются гостям
Глава 1
Как правило, страшные черные тени, пугающие сонных людей, на поверку оказываются вовсе не ужасными, а даже наоборот – скучными. Достаточно включить ночник или дождаться рассвета.
В нашем случае тень оказалась отнюдь не прозаичным предметом. Незадачливого часового испугал воздушный шар, который терпел крушение! Горючее закончилось, воздух остыл, и летательное средство, гонимое холодным влажным ветром, стало неотвратимо падать, суля пассажирам верную погибель.
А пассажиры? Пассажиры-то все были сплошь удивительные и неожиданные персоны. Шимпанзе, которого часовой принял за черта. Кенгуру, чьи уши поразили поляка. Скунс и петух, затаившиеся на дне гондолы. Рядом с ними сидели волк, еж и лиса. Медведь, как и шимпанзе с кенгуру, предпочитал видеть, куда падает летательный аппарат, но тьма была кромешной, поэтому отважные путешественники ничего не разглядели.
Потом были свет прожектора и столкновение с вышкой. Ветер протащил шар дальше, корзина прочертила по полу, стропы сломали кровлю. Несколько строп не выдержали и лопнули. Затем случилось маленькое чудо: шар стал набирать высоту, попав в восходящий поток воздуха.
Болтало безбожно. Вес гондолы и пассажиров перераспределился на уцелевшие стропы. Корзина накренилась, и медведя, кенгуру и шимпанзе откинуло назад и вбок. Косолапый наступил на хвост лисе.
– А-а-а! Михайло! – завопила рыжая.
– Прости, Лисенушка, – прокряхтел медведь, валясь на спину и рискуя придавить остальных членов экипажа.
Кенгуру врезался в стенку гондолы и взвыл, подпрыгнув. Оказалось, он опустился на ежа.
– Полегче, Гуру Кен, – буркнул еж. – Ты лось тот еще, раздавишь.
– Не подкалывай, Колючий, – отозвался кенгуру.
Петух, кажущийся ночью черным, метался в давке, теряя перья, и кудахтал совсем не по-петушиному:
– Мы есть погибайт! Мы есть умирайт! Аларм! Аларм!
Тут лопнула еще одна стропа, пол корзины ушел из-под ног паникера. Шимпанзе увидел, что петух вылетает из гондолы, сцапал его длинной рукой за шею, прижал к себе и поинтересовался:
– Куд-куда ты собрался, Петер, йо? Одиночный полет – это не твое.
– Кхе… Кхе… Ман-Кей, данке шен, но не мог бы ты отпускать моя шея? – просипел петух.
– Упс… – смутился шимпанзе, разжимая пальцы.
Скунс вертелся волчком, отчаянно уворачиваясь от топочущих лап крупногабаритных друзей.
И только волк Серега не участвовал в общей сумятице. Он распластался вдоль одного из бортов, вцепился когтями всех четырех лап в прутья и затихарился. У Сереги была боязнь высоты.
Дно корзины прочертило по верхушкам деревьев, цепляясь за ветви. Стропы продолжили лопаться. С жалобным «бздынь!» разорвало еще две, и гондола наклонилась так, что еж колобком выкатился вон!
– Колючий!!! Братан!!! Ну, за Перл Харбор! – прокричал скунс и выскочил вслед за другом.
– Не ожидал от Вонючки Сэма такого самопожертвования, – прокряхтел кенгуру, вцепившись в борт гондолы.
– Да, паренек проявил смелость, – согласился медведь.
Михайло Ломоносычу было труднее всех удержаться в корзине: он хоть и сильный, но все-таки тяжелый. Лисена схватила Серегу за хвост зубами. Волк огрызнулся:
– Пр-р-рочь!
Шар вновь стал стремительно терять высоту.
– Мы иметь выбрасывать балласт? – спросил Петер-петушок.
– Не трави душу, давно все выкинули, – ответил кенгуру. – Вот и Колючего с Парфюмером потеряли, а все равно не помогает.
– Они легкие, – борясь с дурнотой, буркнул Серега.
– Ладно, друзья, – тихо промолвил Михайло, но отчего-то его было прекрасно слышно. – Я тут самый старший и самый тяжелый. Удачи вам.
– Михайло! – не по лисьи пискнула Лисена.
Поздно – медведь отпустил лапы и выскользнул из накрененной корзины.
Снизу раздался треск ветвей. Шар резко взмыл над кронами деревьев.
– Он настоящий герой, – сказал Гуру Кен.
– Меня есть восхищать потрясающее самопожертвование, который иметь русский! – добавил Петер.
Ман-Кей затараторил:
– Да, это так, йо, реальные герои! И их не один, не двое, не трое…
– Помолчи, – взмолился волк.
Шимпанзе заволновался, завертелся, вися на одной руке. В другой он все еще сжимал петуха.
– Эй, эй, эй! – заволновался Петер. – Не крутить! Я есть плохо!
– Не говорите о еде… – попросил Серега, которому стало еще хуже от беспрерывной болтанки и изменений высоты.
Ман-Кей рассмеялся, и рука сорвалась. Шимпанзе покатился к краю борта. Он выпустил петуха из лапы, попытался зацепиться за Лисену, потом за Гуру Кена, наконец, за борт, но тщетно. С удивленным «йо?!» Ман-Кей исчез из поля зрения остальных зверей.
– Недаром говорят, что один раз и обезьяна с пальмы падает, – грустно прокомментировала лиса.
– Тут близко до ветвей. Наш друг не расшибется, – уверенно сказал кенгуру. – А вот мы не такие ловкие…
Воздушный шар совсем потерял форму, и гондола снова принялась чертить по листве, погружаясь глубже и глубже. Ветер не ослабевал, скорость полета не снижалась. Ветви хлестали по бортам. Перепало и Гуру Кену.
