Юлий Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
— Так как нам найти Леокадию? — медленно, как гипнотизер, повторил я. — И кто за ней стоит?
И тут он заплакал. Навзрыд, одновременно с этим чихая:
— А-а-апчхи! Честное слово! Честное слово! А-а-апчхи!..
Мне стало его по-настоящему жалко. Быстрее бы он, что ли, раскололся, да и шел бы с миром.
— Сосредоточьтесь, — сказал я голосом доброго наставника. — Ну же. Сосредоточьтесь на Леокадии, певичке, которую вы ведете.
— А вот и неправда! — всхлипнул он. — Чушь вы порете! Вовсе я ее не веду. Я ее и в глаза не видел, только, как и все, мечтаю об этом! То, что я наплел Хемингуэеву и остальным, то да, наверное, это было нехорошо, зато сильно подняло мой рейтинг. И все-таки это ведь не повод для того, чтобы убивать человека, правда?
Я еще не совсем поверил ему.
— Ну а если не вы, тогда кто же? — спросил я так, как если бы пожурил за какую-то глупость.
— Не знаю. Клянусь мамой, не знаю! Я целое состояние потратил, чтобы узнать, но так ничего и не узнал. Тогда я и решил говорить, что это я. Все равно никто этого опровергнуть не сможет.
— Так вон оно что! — воскликнул Стас. — А зачем тогда вы запирались столько времени?
Услышав, что ему поверили, Перескоков вмиг перестал реветь.
— Ха-ха, — нервно хохотнул он. — Да у меня же весь бизнес сейчас на этом держится. Да если мои партнеры узнают, что она не моя, я же все потеряю! — Он смахнул слезу рукавом халата. — Итак, теперь, когда вы все знаете, а я ввергнут в пучину нечеловеческого унижения, я прошу оставить меня одного. — Он упал на диван, спрятал лицо в сложенные перед собой руки и стал хныкать, подергивая плечами. — Я старый больной человек. Я нуждаюсь в покое. Оставьте меня.
Хитрец! Но мы-то ведь не добренькие.
— Мы не оставим вас в покое, пока вы не поможете нам ее разыскать, — сказал я таким ровным голосом, каким произносят окончательные решения, и «газанул» миксером.
— Не оставите? — удивился он и вдруг решительно сказал: — Как хотите. Тогда можете меня убивать.
— Нет, — отрезал Стас. — Ты пойдешь с нами и поможешь нам ее найти.
Перескоков замер. Почему-то слова брата произвели на него особенно сильное впечатление. Он будто бы перемолол их в себе и наконец решился.
— Да, конечно, я пойду с вами, — сказал он очень спокойным голосом смирившегося с судьбой человека. Он встал с дивана и, медленно ступая по ковру, принялся метаться взглядом по комнате. — Та-ак, — сказал он, — мои кроссовки и походный рюкзачок…
Он решительно отворил шкаф-купе, выдернул оттуда пару модных красно-белых тапочек и уселся обратно на диван обуваться. Причем надевал он их на босу ногу и шнуровал так тщательно, словно собирался идти в горы. Мы с удивлением за ним наблюдали.
Потопав и попрыгав, продюсер убедился, что обут как следует, и вернулся к шкафу. На этот раз он достал оттуда средних размеров рюкзак и принялся напяливать его себе на спину, нервно напевая под нос: «Все выше и выше, и выше — стремим мы полет наших птиц!..»
Очередными его действиями было буквачьно следующее. Он схватил с полки премию «Золотой миелофон», взвесил ее в руке и запустил прямо в окно, полностью занимавшее одну стену. Массивная статуэтка пробила в окне дыру диаметром с велосипедное колесо, а все остальное стекло покрылось мелкой сеточкой трещин. Затем продюсер в распахнутом халате взял разбег от шкафа, запрыгнул на стол, пробежался по нему и, как ныряльщик, выпорхнул в пробоину.
Мы со Стасом остолбенели. Едва придя в себя, мы бросились к стеклу и увидели через дыру, как этот тип, сверкая малиновыми трусами, парит над Москвой на маленьком управляемом парашютике.
Экстремал хренов! Провел-таки нас! И впрямь кремень, не человек!
Глава вторая.
Бег по крыше и блистательные перспективы
— Во дает! — восхитился Стас, глядя, как ловко Перескоков маневрирует между домами соседнего квартала, снижаясь. Но только он это сказал, как беглец, что-то не рассчитав, влетел в стеклянную крышу большого магазина возле метро и пробил ее насквозь. Звон стекла мы не услышали, но увидели, как вслед за продюсером в дыру втянулся его парашют. Но не до конца — частично он застрял в искореженной раме.
— Он там висит, он зацепился! — радостно воскликнул Стас и бросился к выходу. — Бегом за ним, пока не смылся!
Вот так и становятся поэтами. Но радость его была преждевременной. Мы оказались запертыми.
— Что делать, кто нас отопрет?! Ведь не успеем, ведь уйдет! — простонал Стас, ища на двери хотя бы намек на ручку или замок.
— Слушай, хватит уже стихами разговаривать! — прикрикнул я. — Без тебя тошно. Надо быстрее выбираться отсюда и ловить урода. Он явно что-то знает.
— Почему ты так решил? — спросил Стас, вытряхивая барахло из шкафов в поисках чего-нибудь длинного и увесистого, подходящего для того, чтобы выломать дверь.
— Раз он знает, что добреют люди от песенок Леокадии, значит, он, скорее всего, знает и кто это все заварил, — пояснил я.
В этот момент Стас выудил из шкафа длинный и увесистый резиновый фаллос, почему-то зеленого цвета, повертел его в руках, примериваясь, можно ли им подцепить створку, согнул туда-сюда и разочарованно бросил на пол.
— Хоть бы что-нибудь у него тут полезное было, — проворчал он и продолжил обыск. — Не уверен я, что он что-то знает, ему просто выгодно, чтобы все так думали. Но может быть, может быть…
Тут он выдернул с полки черную кожаную плетку, взмахнул и щелкнул ею, как бичом.
— О! — воскликнул он. — Вот этим его можно пытать, если все-таки поймаем!
— Не думаю, — возразил я. — Боюсь, ему только понравится, раз это у него тут хранится.
— Да? — нахмурился Стас, глянул на плеть внимательнее, брезгливо поморщился и тоже отшвырнул ее.
— Думай лучше, как нам отсюда выбраться, — заметил я. — Давай-ка проверим окна, может, через них можно куда-то вылезти.
Нам повезло даже больше, чем мы могли надеяться. В гримерке мы обнаружили дверь, ведущую на огромный балкон. Точнее — на террасу. Здесь был небольшой бассейн, два шезлонга и два плетеных кресла, а в горшках стояли здоровенные пальмы. Решение было очевидным. Мы подтащили самую большую пальму к стене и смогли забраться на крышу.
Крыша была плоская, залитая гудроном, еще не остывшая от дневной жары и оттого пахучая. Ища спуск, мы побежали между вентиляционными трубами и тарелками спутниковых антенн. Тут и там мы натыкались на какие-то каморки с желтыми черепами и костями на дверях. Мы пытались открыть их, но все они были заперты.
Время от времени мы подползали к краю крыши в надежде найти балкон, куда можно было бы спрыгнуть. Но только на другом конце дома мы, наконец, увидели точно такую же, как у Перескокова, террасу, на которой под мощные звуки музыки колбасилось человек двадцать молодых людей. Мы тут же спрыгнули туда и вбежали внутрь. Никто не обратил на нас ни малейшего внимания.
Это опять была тусовка поп-звезд и прочего бомонда, и мы быстро поняли, что на самом деле вернулись в квартиру Перескокова, так как она, похоже, занимала весь верхний этаж. Пытаясь найти выход, мы бегали из комнаты в комнату, но это был самый настоящий лабиринт, битком набитый гламурным столичным сбродом.
В центральном зале было неожиданно тихо, уже не мигали разноцветные прожектора, а один мощный софит выхватывал из темноты небольшую сценку, где на стуле сидел с гитарой старый рокер и эстет с козлиной бородкой — Расческин. Стас притормозил и уставился на него влюбленными глазами. Он всегда обожал Расческина. А тот, перебирая струны, тихонько блеял трагическим голосом:
…Жила была на свете младая стрекоза,
Под градом Таганрогом порхала, как коза.
Но вдруг однажды в бубен ударила гроза,
И хлынул дождь, в который и псам гулять нельзя…
— Стас! — зашипел я брату в ухо. — Пошли отсюда скорее! Сбежит продюсер!
— Тише! — так же шепотом взмолился тот. — Дай дослушать! Повисит еще чуть-чуть, не облезет!
Слава богу, как раз тут Расческин закончил свое невеселое повествование:
…Ах, вымокли до ниточки крыла у нашей деточки,
Висят они, как тряпочки, сидит она на веточке.
— Все, — сказал Стас. — Побежали.
Интересно только, куда… И тут же я придумал, что нужно делать дальше.
— Тихо! — заорал я не своим голосом в возникшей тишине. Расческин уронил гитару и на четвереньках убежал за диван. Гости испуганно посмотрели на меня. — Внимание всем! Слушать мою команду! Пятнадцать минут назад известный вам продюсер Вениамин Перескоков опустился на парашюте в магазин рядом с метро. Его необходимо поймать. Все — на поимку Перескокова!
Я замолчал и оглядел опешившую тусню. Вдруг вскочил носатый блондин и закричал хриплым фальцетом:
