Татьяна Устименко - Невезучие
– А может, я эту графиню зловредную того?.. – Дракон выразительно чиркнул когтем по своей толстой шее. – Какой с меня спрос? Типа, тварь тупая прилетела, съела бабу и не поморщилась…
– А если этакая язва у тебя поперек горла встанет? – ехидно хмыкнула Урфина.
Трей смутился.
– Расскажи нам все подробно! – потребовала Лизелотта, протягивая к костру раскрытые ладони, словно стремясь впитать струящееся из огня тепло.
Разбойница недоуменно приподняла брови.
– Расскажи! – настойчиво повторила магичка. – Кажется, я нашла зацепку…
Урфина равнодушно, жестом застарелого и уже отболевшего горя пожала плечами, начиная повествование:
– Мой отец родился единственным сыном могущественного лорда Хольмвудского. Видимо, он и положил начало странным любовным историям, преследующим нашу семью. Несчастливым и безрассудным. Молодой маркиз влюбился в дочку мелкопоместного шляхтича – не чету себе, презрел волю родителей, поссорился с отцом, сбежал из отчего дома и вступил в неравный брак. Разгневанные родичи прокляли молодоженов, лишив наследства. А потом на свет появилась я. Помню, отец с матерью ютились в ветхом деревенском домишке, единственной ценностью в котором стала их неугасающая взаимная любовь. Умерли они пять лет назад, в один день – от черной лихоманки, охватившей всю провинцию. Мне чудом удалось выжить. А два года назад на охоте я случайно повстречалась с сиятельным Гюром, виконтом Рюнхенским. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда. Но его высокомерная мать не согласилась на наш брак, посчитав бездомную девицу недостойной титула наследной виконтессы – ведь у меня ни гроша за душой, да и дворянство мое весьма сомнительно. По закону я вроде бы являюсь маркизой Хольмвудской, но в реальности… – Урфина скорбно махнула рукой. – Я никто, и звать меня никак.
Со стороны нашей компании полетели соболезнующие вздохи.
– Вот, собственно, и все, – закончила печальный рассказ девушка. – Я подалась в леса и начала жить разбоем, а Гюр с тех пор отвергает всех невест, предлагаемых ему матерью.
– А убитые? – осторожно напомнила я.
– Какие убитые? – искренне изумилась лихая атаманша.
– Твои подельники их нам поименно перечислили, – не дрогнув, без запинки солгала я.
Пару минут девушка смотрела на меня с искренним недоумением, а потом весело расхохоталась:
– А-а-а, – фыркала она, давясь хохотом, – это вам Лог наплел! Я ему велела так говорить, чтобы народ пугался да сам кошельки отдавал. Не убивали мы никого, а грабили, в основном, богатеев! – И столько неподдельной искренности звучало в ее голосе, столько отчаяния и одновременно не убитой невзгодами доброты светилось в ее чистых глазах, что ни один из нашей компании ни усомнился в правдивости слов несчастной влюбленной девушки.
Я пристыженно отвела взор, чувствуя за собой вину в несправедливых обвинениях.
– Все нормально, – самокритично усмехнулась благородная разбойница, – поделом мне!
– Нам нужно срочно попасть в Рюнге, – вдруг хрипло произнесла Лиззи, продолжавшая упорно смотреть в танцующие на углях язычки пламени. – Я вижу смерть, способную изменить судьбу всего маркграфства…
– Ну надо так надо. – Неожиданно для самой себя я поддержала молодую магичку, ощутив странный укол интуиции, подсказавший – события вдруг начали развиваться своим, почти не зависящим от нас путем…
Путем, несущим нам новый виток судьбоносных свершений!
Рюнге не произвел на меня благоприятного впечатления. Я брезгливо морщила нос, принюхиваясь к отвратительному запаху гниющей рыбы, так и струящемуся с каждой улицы, из каждого переулка. Столица казалась мне живым существом, лениво ворочающимся в куче отбросов, погрязшим в лени и неопрятности. Ведь каждый город изначально несет отпечаток затаенной сущности населяющих его людей. Является этакой концентрированной смесью, состоящей из невысказанных желаний, нереализованных планов, несбывшихся надежд. Каждый построенный людьми город есть не что иное, как их коллективное эго в своей наивысшей, замершей в пространстве и времени форме. Эйсенвальд навсегда останется для меня холодным, высокомерным и чопорным, родной Берестянск – проказливым, будто скоморох, разудало отплясывающий под треньканье балалаек и залихватские напевы гармошек. Наррона поражала великолепием и богатством, а Рюнге… он напоминал пожилого, разжиревшего от обжорства толстяка, вульгарно отрыгивающего не переваренные остатки. Страшно подумать, но где-то здесь моего появления терпеливо поджидал искусно затаившийся враг, ставший для меня желаннее друга… Моя неправильная и несвоевременная любовь оказалась совершенно под стать этому городу, предназначенному сыграть роль декорации для нашего первого свидания… Все это печалил меня безмерно, вгоняя в депрессию, тяжелую и липкую, будто затхлый портовый воздух.
Но, похоже, остальные ничуть не разделяли моего предвзятого мнения, с восторгом разглядывая и однообразные серые здания, и переполненные народом площади. Восемь всадников на лошадях (Трей остался в холмах за городом) образовали довольно внушительную кавалькаду, перегородившую улицу от дома до дома. На нас обращали внимание. И немудрено, поди, не каждый день в этом заваленном нечистотами городе появляется столь блистательная команда. Не знаю, как со стороны выглядела я, но народ ошеломленно таращился нам вслед, буквально дурея от потрясающего набора контрастов, демонстрируемого нашим отрядом. Рыжие патлы Михася и его конопатый нос только оттеняли ослепительную красоту золотоволосой Витки, а полускрытый широким плащом горб принца Тая мирно соседствовал как с величавой осанкой Вольдемара дер-Сольен, так и с намеренно скромным обликом Лизелотты Беренбаум, за версту выдававшим в ней магичку. На руках у Лиззи оживленно попискивала весьма довольная оказываемым ей вниманием крыса Грымза. С момента своего выздоровления, произошедшего не без помощи моей хвостатой напарницы, добрая девушка успела крепко подружиться с забавной зверюшкой. Ну а мы с Кайрой и Урфиной, по-видимому, вполне сошли за трех телохранительниц, сопровождающих столь блистательных путешественников.
Выше по переулку вдруг раздались громкие недовольные крики, подкрепленные многоэтажной руганью, и из-за угла выскочила поджарая мускулистая лошадка, которую нещадно подгонял молодой, столь же сухощавый наездник. Кафтан юноши украшал герб, вышитый шелковыми нитями и изображавший тигровую акулу – символ маркграфства Рюнхен. Нас с Орешком чуть не снесло в ближайшую сточную канаву, заваленную протухшими объедками, когда растрепанный всадник молнией промчался мимо, лишь чудом умудрившись никого не задеть и не сбить с ног.
– Что случилось, где горит? – окликнул его Тай.
– Я с поручением его светлости виконта де Майло! – отработанной скороговоркой зачастил гонец, умело придерживая норовистую лошадь. – Вчера в своей столичной резиденции скончался престарелый лорд Хольмвудский, в завещании отписавший все свое имущество единственной внучке – маркизе Урфине Хольмвудской. Маркграфиня Фрира и виконт Гюр приказали срочно отыскать миледи, ставшую наследницей одного из самых значительных состояний в маркграфстве. Глашатаи направлены во все города и деревни государства… – И посланец вихрем ускакал прочь.
– Ты знала! – Урфина повернула свое зардевшееся от радости лицо в сторону Лиззи и порывисто схватила магичку за рукав. – Это ты заставила моего деда написать такое завещание и признать меня знатной дамой?
Лизелотта нежно улыбнулась:
– Я увидела последние часы твоего деда и совершила самую малость – пробудила в нем совесть и раскаяние. Он умер счастливым!
– О! – только и смогла вымолвить бывшая разбойница. – Благослови тебя Аола!
Принц благодарно погладил волшебницу по щеке, а я посмотрела на нее уважительно. Вот тебе и скромная, тихая девочка!
Дальнейшие события развивались по нарастающей. Мы прибыли в маркграфский дворец, где имели удовольствие лицезреть бурную встречу наследного виконта и его прелестной невесты. Гюр обладал блондинистыми локонами, широкими плечами и невыразительным лицом, по моему мнению – немного инфантильным и простодушным. Но предательская слезинка, скатившаяся из его голубых глаз, красноречиво подтверждала силу пылкого чувства, связавшего вдосталь настрадавшихся влюбленных. Заключив друг друга в объятия, Гюр и Урфина уже не размыкали сцепленных рук, словно боялись вновь оказаться разлученными. Лицемерная маркграфиня одарила Урфину материнским поцелуем, называя дорогой дочкой и высокопарно приветствуя богатую невесту своего единственного сына. По-видимому, алчную Фриру совершенно ослепил блеск Хольмвудского золота.
Мы отклонили наигранно навязчивое гостеприимство госпожи маркграфини и отправились искать приличный постоялый двор. На прощание я интимно подхватила виконта Гюра под локоток и отвела в сторонку.
