Евгений Лукин - Тупапау, или Сказка о злой жене
Толик сбросил связки бананов перед хижиной и вдруг к удивлению своему заметил Валентина. Днём? Посреди посёлка? В опасной близости от Тупапау? Странно…
Голый до пояса конкурент колдуна сидел на корточках перед божественной медной проволокой и, упёршись ладонями в колени, пристально рассматривал один из её тусклых витков.
— Молишься, что ли? — хмуро поинтересовался Толик, подойдя.
Валентин вздрогнул.
— А, это ты… — Он снова вперил взгляд в проволоку. — Слушай, подскажи, а? Вот этот виток нужно вывихнуть на сто восемьдесят два градуса, оставив всё остальное без изменений. Такое технически возможно? Я имею в виду: в наших условиях…
Таура Ракау остолбенел.
— А ну пошёл отсюда! — грозно приказал он вполголоса. — И чтобы больше к проволоке близко не подходил!
Валентин вытаращил глаза.
— Какой виток? Куда вывихнуть? Ты что, не видишь? — В гневе Таура Ракау щёлкнул по одной из жёлтеньких священных тряпочек. — Табу! К ней даже прикасаться нельзя!
Валентин моргал.
— Толик, — растерянно сказал он, — но… я нашёл решение, Толик!
Таура Ракау покосился сердито, но лицо Валентина сияло такой радостью, что вождь, поколебавшись, сменил гнев на милость. В конце концов, почему бы и нет? Почему в самом деле не допустить, что, изрисовав очередной гектар влажного песка, Валентин выразил наконец в формулах постигшую их драму?
— Опроверг, что ли? — спросил Таура Ракау ворчливо, хотя и вполне дружелюбно.
— Да как тебе сказать… — замялся Валентин. — В общем… интересующее нас явление вполне укладывается в рамки…
— Ага, — сказал Толик. — Понятно. Ну, а проволоку зачем гнуть собирался?
— А проволока, Толик, — в восторге отвечал ему Валентин, — это почти готовая установка! У нас есть шанс вернуться, Толик!
Вне всякого сомнения, Валентин говорил искренне. Другой вопрос: был ли он вменяем? Если вдуматься, Тупапау кого хочешь с ума сведёт…
— Валька, — проникновенно сказал вождь, присаживаясь рядом на корточки. — Кому ты голову морочишь? Какая ещё к чёрту установка? Ну не станешь ты для Натальи хорошим — хоть пополам разорвись! Ты думаешь, она ничего не понимает? Всё она прекрасно понимает. И что не виноват ты ни в чём, и что не выбраться нам отсюда… Просто ей повод нужен, чтобы пса на тебя спускать. Ну зачем ты всё это затеял, Валька?..
Валентин смотрел на него, приоткрыв рот.
— Ты… не хочешь домой? — потрясённо вымолвил он, и тут его наконец осенило: — Слушай… Так тебе, наверное, понравилось быть вождём? А я, значит…
Толик вскочил, и минуты две речь его была совершенно нецензурной. Валентин оторопело смотрел на него снизу вверх.
— Ты мне скажи такое ещё раз! — выходил из себя уязвлённый Толик. — Вождь! Хвост собачий, а не вождь! Хуже снабженца!..
— Тогда почему же ты?..
«Разгоню! — державно подумал Таура Ракау. — Вальку — к общественно полезному труду, а Тупапау — на атолл! Поживёт одна с недельку — вернётся шёлковая!»
— Ты кому голову морочишь? — повторил он, недобро щурясь. — Ну, допустим, выгнул ты проволоку. На сто восемьдесят два градуса. И что будет?
— Да-да, — озабоченно сказал Валентин. — Самое главное… Здесь грозы бывают?
Таура Ракау сбился с мысли. Грозы? Таароа что-то говорил о сезоне дождей… А при чём тут грозы?
— Громоотвод? — спросил он с запинкой.
— Изящно, правда? — просиял конкурент колдуна. — Молния нас сюда забросила, она же нас и обратно отправит. По всем расчётам должна сложиться аналогичная ситуация…
Замысел Валентина предстал перед Толиком во всей его преступной наготе. Нагнать страху. На всех. И в первую очередь — на Тупапау. Да в самом деле: кто же это в здравом уме согласится второй раз лезть под молнию!.. Понятно… Он думает, Наталья испугается и притихнет… Ой, притихнет ли?
Тут Толик заметил, что Валентин умолк и как-то странно на него смотрит.
— Ну? Что там ещё у тебя?
— Толик, — сказал Валентин, — можно, я останусь здесь?
— Где здесь?
— Ты не сомневайся, — преувеличенно бодро заверил Валентин. — Вы прибудете куда надо. В целости и сохранности.
Таура Ракау Ха’а Мана-а остолбенел вторично.
— Стоп! — рявкнул он. — Ты хочешь нас отправить, а сам остаться?
— Но если мне здесь нравится! — неумело попытался скапризничать Валентин. — Климат хороший, море… и вообще… Люди приветливые…
Может, он в самом деле, — того?.. А как проверишь? Все сведения Толика по психиатрии, как правило, начинались словами: «Приходит комиссия в сумасшедший дом…»
— Валька! Слушай сюда. Раз уж вы меня выбрали, то я за вас, за обормотов, отвечаю. Или мы все возвращаемся, или мы все остаёмся. Понял?
Всю фразу Толик произнёс очень тихо, а последнее слово проорал так, что Валентин отшатнулся.
«А чего это я ору? — с неудовольствием подумал Толик. — Будто и впрямь поверил…»
— Валька! — почти что жалобно сказал он. — Ну объяснил бы, что ли, я не знаю…
— Конечно-конечно, — заторопился Валентин. — Видишь ли, минус в подкоренном выражении…
— Стоп! — решительно прервал его Толик. — Будем считать, что я уже всё понял. Давай говори, что куда гнуть…
19
— Нет! Ни за что! — вскрикнула Наталья. — Вы меня не заставите!
Бесспорно, медная проволока с вывихнутым на сто восемьдесят два градуса витком, установленная на заякоренном плотике, напоминала авангардистскую скульптуру из вторсырья и доверия не внушала ни малейшего. Другое дело, что над ней возились вот уже около недели, а Наталья вела себя так, словно видит её впервые.
— Вы меня не заставите! — выкрикнула эта удивительная женщина в лицо растерявшемуся Лёве, как будто тот силком собирался тащить её в каноэ.
Мглистая туча уже наваливалась на остров. Гроза не торопилась, у неё всё было впереди. Как-то профессионально, одним порывом, она растрепала пальмы и сделала паузу.
— Фанатик! Самоубийца! — летело с берега в адрес Валентина. — Ради своих формул ты готов жертвовать даже мной!
Возможно, этот скандал под занавес был продуман заранее, хотя не исключено, что вдохновение снизошло на Наталью в последний миг. Но так или иначе, а с этим пора было кончать. Толик встал, покачнув дюральку.
— Дура! — гаркнул он изо всех сил.
Наталья удивилась и замолчала. С одной стороны, ослышаться она не могла. С другой стороны, ещё ни один мужчина на такое не осмеливался. Оставалось предположить, что вождь приказал ей что-то по-полинезийски. А что? «Рура», «таро», «дура»… Очень даже похоже.
— Никто тебя не заставляет, — сказал Толик. — Не хочешь — не надо. Лёва, отчаливай.
Чувствуя себя крайне неловко, Лёва оттолкнулся веслом от берега, и узкий «Гонорар» заскользил по сумрачной предгрозовой воде, неохотно теряя скорость, пока не клюнул носом в борт яхты.
В полном молчании все смотрели на оставшуюся на берегу Наталью.
— Это подло! — хрипло выговорила она, и губы её дрогнули.
Толик хладнокровно пожал плечами.
— Валентин! — взвыла Наталья. — Неужели ты допустишь?..
— Сидеть! — тихо и грозно сказал Толик дёрнувшемуся Валентину.
А пустой «Гонорар» уже скользил в обратном направлении. Его оттолкнул Лёва — просто так, без всякой задней мысли, но Наталья почему-то восприняла этот поступок как пощёчину.
— Мне не нужны ваши подачки! — И порожнее каноэ снова устремилось к яхте. Лёва поймал его за нос и вопросительно поглядел на Толика.
— А не нужны — так не нужны, — всё так же невозмутимо проговорил вождь. — Счастливо оставаться.
Но тут потемнело, заворчало, пальмы на склонах зашевелились, как бы приседая, и Наталья поняла, что шутки кончились.
— Это подло! — беспомощно повторила она.
— Лёва… — сжалился Толик, и Лёва опять послал каноэ к берегу.
На этот раз Наталья не ломалась. Неумело орудуя веслом, она подгребла к латаному борту «Пенелопа» — и в этот миг вода в бухте шумно вскипела от первого удара тропического ливня.
Толик мельком глянул на Валентина и поразился, прочтя в его глазах огромное облегчение.
«Всё-таки, наверное, Валька очень хороший человек, — подумал Толик. — Я бы на его месте расстроился».
20
На втором часу ожидания Фёдор Сидоров прокричал с борта «Пенелопа», что если хоть ещё одна капля упадёт на его полотна, он немедля высаживается на берег. Но в этот момент брезентовый тент захлопал так громко, что Фёдора на дюральке не поняли.
— Сиди уж, — буркнул Лёва. — Вплавь, что ли, будешь высаживаться?
Гроза бесчинствовала и мародёрствовала. В роще трещали, отламываясь, пальмовые ветви. Объякоренный по корме и по носу «Пенелоп» то и дело норовил лечь бортом на истоптанную ветром воду. Вдобавок он был перегружен и протекал немилосердно.
