Сергей Лукьяненко - Остров Русь
— Ох, как прав ты! — воскликнул Алеша в сердцах, — пес поганый наш князь! Гапону-то в рот заглядывает, а нам, богатырям, уж третий месяц жалования не повышает!
— Не ему, собаке, мы служим, — внезапно зарыдав, поддержал друзей Добрыня, — а земле русской! — сказал и принялся ладонью размазывать по лицу слезы и сопли.
Иван беспокойно огляделся. Хоть опыт его жизненный и невелик был, а все же чувствовал он, что речи подобные добром не кончатся. Нужно было как-то сменить тему. И он заговорил про то, чем сейчас его головушка более всего занята была:
— Ну, Илья, твоя история — нетипичная. Не обязательно же так бывает! Вот у меня возлюбленная, она и лицом красна, и умом ясна. И никогда она мне поперечь не пойдет. — Тут хмель да желание покрасоваться пересилили Иванову правдивость, и хвастовство его перешло в откровенное вранье: — Да я ей только шепну: «В койку, Маша», она уж там, одно слово — искусница!
Богатыри довольно заржали, а Боян, ткнув Ивана в бок, зашипел ему в ухо:
— Ты че, дурак, обалдел? Здесь ведь муж ее — Черномор.
— Где?! — испугался Иван.
— Да прямо за тобой сидит.
Не удержавшись, Иван обернулся. Но место на скамье за соседним столом пустовало.
— Нету там никого, — сказал он с облегчением. Глянул и Боян.
— Только что тут был, а теперь и след простыл. Ну, жди Иван неприятностей...
Но не придал Иван словам этим особого значения, так как Добрыня и Алеша принялись тем временем рассказывать и свои увлекательные истории. Подумал только: небось Черномор давным-давно из кабака ушел. Подумал и успокоился.
А зря. Потому что на самом-то деле все слышал Черномор и теперь, сжигаемый ревностью, мчался он в палаты княжеские, лелея в душе нехитрый план мести.
Бежал Черномор дорогой не окольною, а прямиком через джунгли, пугая обезьян и попугаев. Вот и палаты.
Князя он застал в тронном зале за игрой в домино с Гапоном. Видно Владимиру в игре не везло, так как сидел он в одних кальсонах да в короне, а его сапоги, мантия и прочие одежды кучкой лежали возле Гапона.
— Не вели казнить, вели слово молвить! — вскричал Черномор, кланяясь.
— Ни минуты спокойной! — возмутился князь, не отрывая взгляда от стола. — Поиграть не дадут! Может все ж таки повелеть казнить, а не слово молвить, а? — но тут же, выговорившись, смягчился: — Ладно, давай, выкладывай. — И обернулся к Черномору.
Гапон, пользуясь тем, что Владимир не смотрит, принялся подменивать костяшки.
— Три твоих богатыря да дурак с ними сидят сейчас в кабаке да тебя, Красно Солнышко, хают принародно.
— Вот же мерзавцы! — возмутился князь. — И как они меня хают?
— «Не собаке князю мы служим, — говорят, — а служим земле русской».
— Про землю русскую — это хорошо, — заметил справедливый князь. — А вот про собаку — не хорошо. — Гапон, — повернулся он к попу, и тот мигом отдернул руки от фишек, — чего делать-то с безобразниками будем? Воспитывать?
— Поздно, — заявил Гапон злобно, — воспитывать надо было, когда они на лавку поперек ложились. Теперича только одно поможет: головы поотрубать.
— И то верно, — согласился князь, — мудрый ты у меня, — он ласково потрепал Гапона по щеке, — они мне и самому как бельмо на глазу. Только водку жрут да похваляются, а толку никакого. Но как их взять-то, ежели они втроем по силе всей моей дружины стоят. Только угроблю ее бестолку.
— Ну, это просто, — ухмыльнулся Гапон, — они как напьются, куда идут?
— Ко мне, — ответил князь, — явятся, на ногах чуть стоят, «хотим, — говорят, — подвиг совершить, прикажи, князь, чего-нибудь!»
— Ну вот, давай подождем. Как явятся, тут мы их тепленькими и покоцаем с дураком ихним вместе.
— Точно! — обрадовался князь, — а пока сыграем?
— Сыграем, сыграем, — закивал Гапон, — больно мне кальсоны твои глянутся. И корона.
— На корону не зарься, она казенная!
Черномор нерешительно кашлянул. Князь и Гапон повернулись к нему.
— Чего тебе еще? — спросил Владимир, — ступай.
— А может головы-то рубить не надо, а? — спросил Черномор слегка напуганный результатами своего навета. — Да и богатыри-то тут ни при чем, главное — Иван...
— Ступай, ступай, — повторил князь, — сами разберемся. — И вновь повернулся к домино. — Елки палки! Все что ли уже?!
— Все, — скромно подтвердил Гапон. Разоблачайся, княже.
Понурившись, дядька Черномор медленно двинулся прочь. В сенях, зажав под мышкой княжеские кальсоны, его догнал Гапон.
— Эй, Черномор, дело есть!
— Какие у нас с тобой дела могут быть, собака поповская?
— Ну, кто собака, это мы с тобой потом обсудим. Ты вот о чем подумай. Трех богатырей сейчас казнят, так?
— Так, — тяжело вздохнув, признал Черномор.
— А без них дружина княжеская — тьфу, верно?
— Верно.
— Теперь представь, что как раз в этот момент на Киев печенеги нападут.
— И представить-то боязно.
— А ты не страшись. Ежели ты со своими тридцатью тремя богатырями за печенегов выступишь, быть тебе у ханского наместника воеводою!
— Да ты что?! — взъярился Черномор, — да я тебя сейчас!..
— Только тронь, — пригрозил Гапон, — в миг голова с плеч слетит.
— А я сейчас Владимиру про твои речи расскажу.
— Поверит он тебе! Мне он поверит, а не тебе!
— И то правда, — снова вздохнув, согласился Черномор, — что же делать-то?
— А ты иди домой да подумай хорошенько, — посоветовал Гапон, — ванну прими, тебе в воде лучше думается, так ведь?
— Так, — сокрушенно подтвердил Черномор.
— Ну тогда адью, до встречи, — помахал ему Гапон ручкой, — как надумаешь чего, сообщи, — и поп вприпрыжку помчался обратно в тронный зал.
Глава четвертая, в которой Алеша не желает быть решкой
Но вернемся к нашему герою и его доблестным друзьям. Пока у князя Владимира плелись дворцовые интриги, много пива, зелена вина да водочки утекло в утробы богатырские.
Усилиями Ивана беседа за столом двинулась в ином русле. Да и трудно разве русского мужика склонить к разговору о женщинах.
— А вот у меня тоже история, — нетрезво ухмыляясь, заявил Алеша Попович.
— И у меня, — ревниво перебил его Добрыня.
— Нет уж, я первый, — заупрямился Алеша.
Добрыня схватился за меч:
— Давай-ка, любезный, силушкой померимся, чья возьмет, тот и первый.
— Стойте, стойте, — принялся утихомиривать их Иван, — пусть ка Бог вас на правду выведет, — и, достав из кармана двугривенный, предложил: — Орел — будет Алеша, а решка — Добрыня.
— Почему это Алеша — орел, а я — какая-то там решка?! — возмутился Добрыня.
— А потому! — ехидно хихикнул Алеша.
— Ну, давайте наоборот, — торопливо предложил Иван.
— Но-но, — на этот раз схватился за меч Алеша.
Иван понял, что попал в щекотливое положение, и не сносить бы ему головы, не вмешайся в беседу Боян:
— Полно ссориться вам, добры молодцы. Лучше чарки свои богатырские вы наполните-ка зеленым вином, да испейте их друг за друженьку. Да за Русь нашу — милу матушку.
— Дело Баян говорит, — поддержал сказителя Илья Муромец, — давайте вмажем, чем меж собой собачиться.
Иван расслабился. Выпили.
— А все-таки интересно было бы мне рассказы богатырские послушать, — заметил дурак.
— А давайте-ка я расскажу о вас, — предложил Боян, — ведь давно уже все ваши подвиги превратились в преданья былинные.
— Да чего ты расскажешь? — презрительно сморщился Алеша, и стало заметно, что он уже не вяжет лыка, — вы ж, бояны, все переделали, все приукрасили.
— А, пусть рассказывает, — махнул рукой Добрыня и угодил ладонью в чашку маринованных кокосов, — а мы поправлять будем.
— Ладно, ври, — разрешил Алеша.
Боян проворно выставил перед собой гусли, ударив по струнам извлек из недр инструмента немелодичный аккорд и вдохновенно заголосил:
— Из славного Ростова, красна города, шел Алеша, что попа сын соборного! Не за славою он шел, не за золотом, а на службу он шел ко Владимиру!..
Алеша вдруг разрыдался и упал лицом в тарелку с печеными устрицами, причитая:
— Не за славой, точно, не за золотом. — И затих.
Воодушевленный успехом Баян заголосил дальше:
Вот сидит он за столом у Владимира,
А за тем же столом — Тугарин Змеевич.
Он по целой ковриге мечет за щеку,
Да по целому ведру питья медвяного.
Указал на Тугарина Алеша-млад
Да и молвил он князю Владимиру:
«Ой, нечестно твой Змеевич пьет да ест,
Как болван, дурачина нетесаный.
Как возьму я за шкирку Тугарина,
Да под гору высокую выброшу!
Почернел тут Тугарин, что ночь зимой,
Да с Алешей пошел в чисто полюшко.
Там ему богатырь во честном бою
И оттяпал поганую голову.
Тут Алеша перебил Бояна, подняв перемазанное устричным соусом лицо:
— Говорил я, врать будешь, так и есть, не удержался.
