Вячеслав Рыбаков - После Апокалипсиса
— Ладно, замяли. — Семен подошел к жене, поцеловал в пробор. — Не злись, он уже большой.
Люба промолчала, но, кажется, остыла.
— Пап, а можно я с тобой? — подскочил Митька.
Семен призадумался — незнакомец вроде ушел. Но Люба права, мало ли что…
— Лучше останься здесь — на всякий случай.
— Ну вот, — приуныл Митька, — опять.
— В качестве компенсации, — усмехнулся Семен, — разрешаю патрулировать заимку с ружьем.
Люба вздохнула, глядя на радостно прыгающего Митьку, но снова промолчала.
Собравшись, Семен на четвереньках пробрался через лаз и углубился в лес. Сначала шел по дороге, путаясь в высокой траве, потом свернул в чащу. Если идти напрямик, то через час пути лес редел, и зайцы там встречались чаще. Впрочем, ушастых за последний год расплодилось так много, что временами Семен охотился, не уходя с заимки.
Впереди хрустнула ветка. Кабан? Семен рывком сдернул ружье и сжал покрепче. Снова хрустнула ветка, и раздался глухой надсадный кашель. За кустами лещины мелькнул силуэт. Кажется, у него в руках было оружие.
Не думая, Семен вскинул ружье и выстрелил дуплетом, с обоих стволов.
В ответ донесся мат и треск сучьев. Человек убегал.
Семен дрожащими руками перезарядил оружие и осторожно пошел вперед.
Беглеца он не видел из-за слишком густого леса, поэтому ориентировался на шум. Постепенно, правда, треск веток стихал — то ли беглец притормозил, то ли, наоборот, оторвался от Семена.
Наверное, стоило остановиться и повернуть назад, но отступать было поздно. Страх и азарт, побудившие выстрелить и преследовать, отступали. Теперь Семен чувствовал себя виноватым. А вдруг рана тяжелая? А если человек не желал зла? Может быть, это вообще не тот, кто наведывался на заимку? Даже если это и он, то, по совести, он ведь ничего плохого не делал. Надо было найти его и помочь.
Семен выскочил на поляну и замер, оглядываясь. Листва нигде не колыхалась, но впереди виднелся изрядно потоптанный малинник — кажется, беглец скрылся туда.
Семен двинулся вперед. Когда он был на середине поляны, за спиной отчетливо клацнул затвор. Мужчина замер.
— Стой, где стоишь, — раздалось сзади. — Повесь ружье на плечо, — приказал хриплый голос. — Наискосок. И не вздумай дурить — у меня «калаш».
Пришлось подчиниться. Семен осторожно, чтобы не спровоцировать незнакомца, выполнил приказ.
— Молодец, — похвалили сзади. — Теперь можешь поворачиваться.
Семен ничего не увидел — кусты, сосны, заросли. Где он прячется?
— Ты не туда смотришь, — заметил незнакомец. — Выше бери.
Семен послушно задрал голову. На высоте метров пяти, между тремя близко растущими соснами он увидел помост из веток. На нем, привалившись спиной к одному из деревьев, сидел бородатый мужчина с удивительно бледным лицом. Рядом лежал большой рюкзак.
— Вот теперь поговорим. — Мужчина положил автомат на колени. — Меня Антоном зовут.
— Семен. — Голос звучал сипло. От страха.
— Надо же — как отца моего…
Какое-то время они молчали. Потом Антон сказал:
— Ты, Семен, вот что — расслабься. Я тебе ничего плохого не сделаю.
— Уже сделал, — буркнул Семен, но сиделец его услышал.
— Ты про что?
— Жену перепугал, сына.
Антон почесал бороду:
— Это да, это ты прав. Но — как бы тебе это объяснить? — я не со зла.
— Как это?
— Ты присядь, я тебе расскажу.
Семен опустился на пенек, торчавший недалеко.
— Тут такое дело, — начал Антон, но закашлялся, прикрыв рот рукой.
Кашлял он недолго, но трудно. Казалось, его выворачивает наизнанку. Когда он перестал и убрал руку ото рта, Семен заметил на ней кровь. Губы Антона тоже покраснели.
— Так вот, — продолжил тот, — я майор, служил в разведбате. Когда все случилось, мы стояли в небольшой части, километров двести на север отсюда.
— А что случилось-то? — встрепенулся Семен. — Ты не знаешь?
— Только догадываюсь.
— Понятно… Если без подробностей — сначала Китай по Тайваню долбанул, США по Китаю, те в ответ. А потом все сразу ударили, кто чем мог. Кто за союзника, кто сам за себя. Как с цепи сорвались.
— А с погодой что?
— Геооружие применили.
— Разве есть такое?
— Сам посмотри. — Антон повел рукой, указывая на лес. — По календарю декабрь…
— Январь уже, — поправил Семен.
— Серьезно? Смотри-ка, вот и я чего-то не знаю. Спасибо, просветил. Так вот — у нас тут январь и солнце, а Англия замерзла к чертям собачьим. Такие дела…
— Понятно, — протянул Семен. — Ты это… скажи — зачем пугал нас?
— Да не злись ты, — махнул рукой Антон. — Надо было.
— Почему?
— Не шуми, сейчас объясню. Короче, когда долбануло, мы так в части и остались. Через два дня связь пропала наглухо. Так и сидели. Отправили группу — как в воду. Вторая туда же. Решили, понимаешь, ждать. Если по календарю, то больше двух лет ждали. А потом добрался до нас один летёха — грязный, оборванный. Он вроде как приказ доставил. Хотя какой там приказ — на мятом листке, карандашом. Короче, написали, мол, все, нет больше ничего, все рухнуло, «по возможности сохраните личный состав, гражданских и материальную часть». А через неделю стало понятно, что лейтенант тот с собой какую-то заразу приволок. Два месяца — и, кроме меня, никого не осталось.
Семен, почти не двигаясь, слушал.
— Ну и решил я попытать счастья — выбраться к людям. А потом, уже в дороге, понял, что болен.
— Так, а мы тут при чем?
— При том. Выбираюсь я на полянку твою и понимаю: вот люди, но мне туда нельзя. Даже к забору не подойти. Представляешь, как это?
Семен не ответил. Представил.
— А живешь ты, ну то есть жил, совсем наивно — как будто кругом рай, а не тайга. Даже собаки нет.
— Она за дядей Ваней сбежала, — насупившись, пояснил Семен.
— Пусть так. Посмотрел я на это — ну и решил тебе помочь.
— Пугая нас?
— А чем плохо?
— А чем хорошо?!
— Ох, Сеня, Сеня, — покачал головой майор, — ты кем раньше работал?
— Учителем в школе, — после короткой паузы сказал Семен.
— Ну так подумай сам, на что я вас пугал. Семен замолчал. Долго думал и наконец спросил:
— Учил, да?
— В точку. Подойти не мог — сам понимаешь, не с моей заразой. А у тебя баба, дите — и ни сигнализации, ни ловушек, ничего. Понимаешь, нельзя сейчас таким салагой жить. Неровен час, кто другой набредет на заимку твою. Потому я и… Вот.
— Понимаю, — кивнул Семен, — понимаю. Они замолчали. Прошло минут десять, прерываемые кашлем, прежде чем Семен решился:
— Тяжело тебе было?
Антон не ответил. Просто неопределенно мотнул головой и сказал:
— Зато не зря, кажется.
— Не зря, — кивнул Семен, вспомнив засеку.
И тут же спохватился: — Слушай, я, наверное, попал в тебя?
— Есть немного, — скривился Антон.
— Давай я поднимусь к тебе.
— Нельзя. И когда домой пойдешь, обойди подальше.
— Ты уверен? Может, болезнь уже не заразная?
— Сдурел, что ли? Хочешь семьей рискнуть?
— Ты же рисковал собой.
Антон хрипло засмеялся. Очень быстро смех перешел в надсадный кашель.
— Мне, когда я на тебя вышел, жить оставалось месяц-полтора. Какой там риск, брось…
Семен поднялся:
— Ты мог попробовать пойти дальше. Вдруг где-то встретились бы люди с лекарствами. А ты остался. Я должен тебе помочь.
И сделал шаг вперед. Антон встрепенулся и дал очередь. Недалеко перед Семеном упала подкошенная трава.
— Не подходи, — предупредил майор. — Я тебя, конечно, не застрелю, но раню обязательно.
— Но…
— Слушай, ты совсем дурак, нет? — вскипел Антон. — Сказано — нельзя, подцепишь заразу. Думаешь, мне не хочется к людям?! Думаешь, я хочу умирать? Но не-ль-зя, понимаешь ты?
Антон закашлялся. На этот раз он кашлял особенно долго. Кровь забрызгала бороду и оружие.
— Так что, — наконец смог продолжить майор, — не приближайся.
Семен удрученно кивнул.
— Вот и хорошо. А теперь слушай. Где-то южнее, километров сто отсюда, кто-то посылает сигнал SOS. У них нет приемника, только передатчик. Передают уже примерно год. Может быть, это автоматическая станция. А может, люди. Что тебе теперь делать — решай сам. Я тебе больше помочь ничем не могу.
Семен поднялся и сказал, приложив руку в сердцу:
— Ты и так помог. Спасибо тебе.
— Иди уже, не трави душу.
— Прощай тогда.
— Прощай.
У самого края опушки Семен повернулся, хотел что-то сказать, но только махнул рукой на прощание и углубился в лес.
Антон выждал с полчаса и спустился на землю. Надо было уходить — учитель мужик совестливый. Еще вернется, хоронить станет, подцепит заразу.
Майор закинул автомат на спину и заковылял прочь. Рана была легкой — считай, только кожу содрало. Но болезнь… Болезнь брала свое.
