Вячеслав Рыбаков - После Апокалипсиса
— Сеня, — жена чуть отстранилась и заглянула ему в глаза, — что делать-то?
— Пойду срублю какую-нибудь елочку, украсим чем получится. Отметим, значит.
Люба опять спрятала у него лицо на груди и тихо засмеялась.
— Ты чего?
— Да я не про Новый год, — ответила женщина, улыбаясь. — Я про вообще.
Прежде чем ответить, Семен долго молчал.
— Я думаю, — наконец сказал он, — отсюда лучше не уходить. Дядя Ваня ушел — и все, как в воду. Значит, все плохо. Будем пока здесь сидеть.
— А потом?
— А потом видно будет. Идем в дом.
Любовь сыпанула курицам еще горсть зерна и, вздохнув, пошла за мужем.
* * *После завтрака Семен привычно обошел вокруг заимки. Он все пытался встать на место незнакомца и смотреть его глазами. По всему выходило, что забор непреодолим. Крепкий, почти два метра, он окружал заимку полностью, включая даже небольшой участок, поделенный между картошкой и рожью.
Итак, незнакомец вряд ли попадет внутрь. Это неплохо, но еще лучше — помешать ему выйти на поляну. Но как это сделать? Вопрос…
Чтобы обдумать его, Семен направился на картофельную делянку, где была оборудована небольшая беседка. Там он скрывался от жары. Тень давала высокая, вровень с забором, ботва картошки. С каждым урожаем — а с прошлого Нового года их было четыре — она становилась все ярче, а клубни все крупнее. Поначалу вся семья боялась есть такую необычную картошку, но голод, голод… Поэтому ели. До сих пор ничего страшного не случилось.
По пути Семен проверил рожь. В отличие от картошки она пошла не ввысь, а вширь. Каждый колос стал размером с литровую пластиковую бутылку. Чтобы он не падал, приходилось подвязывать к колышкам. И следить, чтобы не сорвалось.
В центре узкой полосы земли стояло пугало в ненужном за отсутствием зимы ватнике. Ниже Семен приметил Митьку. Тот сидел с рогаткой наизготове — в небе кружили две птицы. Иногда мальчишке удавалось подстрелить такого мародера. Люди их не ели, а вот коты — с удовольствием. Семен махнул сыну, тот кивнул в ответ, но с поста не ушел.
Мужчина уселся в беседке и задумался. Все варианты, приходившие в голову, были или откровенно фантастические, или предательски ненадежные. Семен не сдавался. Ругался вполголоса, думал, чертил прутиком на земле абстрактные рисунки. Наконец появилась идея.
На чердаке, нещадно чихая от едкой соломенной пыли, Семен разыскал мешок со старыми консервными банками. Они часто пригождались в хозяйстве, например как поилки для куриц. Возвращаясь в беседку, мужчина захватил моток соломенного шнура. Семен научился плести его только недавно, и шнур выглядел донельзя кустарным. Однако это лучше, чем ничего.
Устроившись поудобнее, Семен принялся за работу. После нескольких не очень удачных попыток он соорудил сигнализацию, связав банки в подвески по три штуки. Затем, дважды поцарапавшись, разместил три такие связки на заборе, внутри спирали колючей проволоки. Воздух сразу же наполнился аккуратным постукиванием.
Семен приноровился, чтобы не оцарапаться в третий раз, дернул проволоку, как будто кто-то пытается перелезть забор. Банки резко забренчали.
Кошка Дуська, дремавшая вместе с котятами в тени забора, перепугано вскочила, выгибая спину.
На крыльцо выбежала Люба:
— Ты чего?
— Тестовый запуск, — ухмыльнулся в ответ муж. — Выполняю обещание.
Люба улыбнулась, кивнула одобрительно и вернулась в дом. Семен, кликнув сына, до вечера развешивал с ним банки по периметру заимки.
Получилось очень даже ладно.
После ужина, при свете лучины и под довольное мурлыканье кота Василия, устроившегося у нее на коленях, Люба на память читала Митьке «Онегина». Ее профессиональная память учительницы русского языка и литературы помогала скрашивать вечера. Заодно и сын приобщался. Математике и прочим точным наукам его учил отец.
Под голос жены Семен заснул.
Несколько раз он просыпался. Каждый раз он видел открытые глаза жены и, шепнув ей что-нибудь успокаивающее, выходил с ружьем на крыльцо. Прислушивался. Но кроме привычного уже ночного шумка из леса и почти мелодичного перезвона консервных банок, ничего не слышал. Возможно, потому, что незнакомец этой ночью не приходил.
* * *Следующим утром, еще до завтрака, Семен с ружьем обошел поляну, на которой стояла заимка, но следов не заметил. Завершая круг, у самого ручья, протекавшего по краю поляны, мужчина приметил ель, поваленную ветром еще год назад. Она лежала поперек ручья, и крепкие ее ветки походили на частокол.
Семен хмыкнул и попробовал перелезть. Стоя по ту сторону бревна и стирая кровь с расцарапанной щеки, он понял, как защитить не только заимку, но и всю поляну. Семен вернулся за инструментом, позвал Митьку, чтобы тот следил за лесом, и принялся за дело.
Валить деревья оказалось тяжело — раньше Семен брал только уже упавшие, поэтому опыта не было никакого. Первое подрубленное дерево — молодая сосенка — едва не упало прямо на Семена. Спасли ветви росших рядом елей, задержавшие падение. Отскочив, мужчина долго приходил в себя, ругаясь сквозь зубы. Сын, к счастью, ничего не понял, посчитав, что все идет как надо.
Следующее дерево Семен валил уже умнее — привязав его к другому. Время от времени мужчина перевязывал веревку, увеличивая натяжение. В итоге освобожденное дерево упало куда нужно.
К вечеру Семен повалил еще три дерева. Вроде не много, но участок метров в десять стал совершенно непроходим. Засека получилась плотной — крупный зверь, даже медведь, не пролезет.
— Смотри, Люба, — показал Семен подошедшей жене. — Как?
Женщина придирчиво осмотрела засеку, хмыкнула:
— Просто линия Мажино какая-то. Мужчина расплылся в улыбке:
— Недели за две по всему краю сделаю. Никакой немец боком не обойдет.
— Ты у меня просто чудо. — Люба чмокнула мужа в губы.
Вечером, украсив шишками несколько еловых веточек, они всей семьей отметили Новый год праздничным ужином — картошкой с последней банкой тушенки.
Ночью Люба спала куда спокойнее. Семен же дважды просыпался, ходил на крыльцо, но ничего не слышал.
* * *Утром Семен нашел следы. Два глубоких, будто специально выдавленных отпечатка ботинок. Возле засеки. Казалось, будто пришелец осматривал результат трудов Семена.
Сплюнув от досады, Семен аккуратно затер следы и не стал рассказывать о них жене. Весь день он упорно, почти не отдыхая, валил деревья. Благодаря уже набитой руке дело пошло быстрее, и к вечеру засека выросла больше чем вдвое. Люба заметила, что следовало бы сделать ее гуще, но Семен не согласился. Прежде стоило закончить «основной периметр». Жена возражать не стала.
Он трудился над завалом еще четыре дня. В итоге по всему краю леса вокруг поляны — и даже на заросшей лесной дороге, ведущей прочь, — возникла плотная стена, ощетинившаяся сучьями и ветками. Перебраться через нее — непростая задача.
Единственное место — это узкий лаз, вырубленный под стволами деревьев, поваленных на дорогу. Семен прикрыл его дверью от летней кухоньки, уложенной горизонтально. Чтобы незваные гости не проникли незаметно, он подпер дверь кольями и повесил связку банок. Если кто-то будет выбивать дверь — грохот предупредит.
За время работы Семен еще дважды видел следы. Что характерно, они никогда не появлялись возле самой заимки. Только в отдалении. Эту странность он не понимал, но с женой не обсуждал. Не хотел понапрасну тревожить. Любовь только начала спокойно засыпать, и очень не хотелось ее пугать.
Соорудив засеку, Семен с трепетом ждал — появятся следы или нет. Несколько раз за день он обходил свои владения, но, к радости, ничего не замечал. Кажется, незнакомец оставил их в покое.
Это успокаивало. Но Семен не стал расслабляться. Он решил сделать засеку максимально широкой и планомерно валил по два-три дерева в день. В некоторых местах завалы высились до шести-семи метров.
Люба была довольна.
* * *— Надоела картошка, видеть ее не могу. — Семен с отвращением проглотил кусок и скривился. Митька прыснул и скорчил такую же рожицу.
Люба покачала головой, но промолчала — такие разговоры случались едва ли не ежедневно.
— Пойду-ка я на охоту, — решил Семен, поднимаясь из-за стола.
— Думаешь, стоит? — встрепенулась Люба. — Может, не надо?..
— Да ну, — махнул рукой муж, — без мяса нельзя.
— Но он… — начала женщина и осеклась, увидев, как Семен нахмурился и кинул взгляд на ребенка.
— А он ушел давно, — отодвинул тарелку Митька. — Следов уже почти неделю нету.
Люба поджала губы и выразительно посмотрела на мужа. Тот смущенно кашлянул, а Митька вступился за отца:
— Ну а чего — вы же шепчетесь, а я слышу.
— Ладно, замяли. — Семен подошел к жене, поцеловал в пробор. — Не злись, он уже большой.
