Андрей Синицын - Новые мифы мегаполиса (Антология)
— Гм. Не слышала, чтоб у нас работала организация с таким названием.
— Это показатель нашей квалификации. Население не должно быть встревожено.
— Странно, что вы сами выезжаете на место по каждому пустяку.
— Ну, во-первых, пустяков не бывает, а во-вторых, у нас очень мало специалистов. Нам нужны особенные люди.
— Дмитрий Святославич — уж точно особенный. Я таких сухарей в жизни не видела. У него эмоции вообще бывают?
Ковалев засмеялся:
— Бывают, конечно, он же живой. Но редко. Вы правы, он очень особенный. Но, Катя, поймите — он почти гений. Это не преувеличение. И ему, конечно, трудно хотя бы казаться обычным человеком, которого волнуют милые бытовые глупости. К тому же он специализируется по техногенным объектам, это тоже накладывает отпечаток.
— Гм, — сказала Катя.
— Он с самого рождения… немного другой. Видите ли, он родился в лифте.
— И что?
— Ничего, просто при рождении лифт решил, что это его детеныш, и теперь все московские лифты считают Дмитрия Святославича родственником. Это полбеды, но ведь и Дмитрий Святославич получил матрицу лифта, так что… так что ему иногда приходится напоминать себе, что он не механизм.
— Жуть какая, — честно сказала Катя. Подумала и добавила: — Впрочем, чего это я? Ну вот чего я еще ждала, придя к участковому, извините, с вещими снами? Уж точно лучше общаться с людьми, которые считают себя лифтами-полукровками, зато верят мне, чем со следователями, для которых я априори соучастница.
— Здравая мысль, — похвалил Ковалев.
— А вы тоже родились где-нибудь в электричке?
Он засмеялся.
— Нет, я с самого детства тяготел к различным загадкам, много учился и — выучился. Я биофизик по первому образованию, в Цензуру пришел пять лет назад и нашел там прекрасный коллектив, не отягощенный предрассудками академической науки. То, чего мне всю жизнь не хватало.
— И вы верите в вещие сны?
— М-м… — протянул Ковалев. — Сказать по правде, я ни разу не сталкивался с подлинно вещими снами. В частности, ваш случай — это не вещий сон. Вы связаны с объектом «Серый Мужик» и поэтому можете видеть его действия.
— Но я вижу раньше, чем он их делает!
— Это нормально, особенности существования таких объектов. Вы кофе-то пейте, а то остынет, станет совсем бурдой.
В управлении Кате даже понравилось. Здесь царила атмосфера современного офиса, из которого удалили планктон и оставили только работников, люди были дружелюбными и искренними. Катя рассказала все-все, с самого начала. Ковалев ничему не удивлялся, только заинтересовался собакой.
— А ваша собака — немецкая овчарка, верно?
— Нет. Бракованный фокстерьер. Это, скажем так, приукрашенная версия, потому что у него мама — фокс, а папа неизвестно кто.
— Но точно не овчарка?
— Вряд ли, — усомнилась Катя. — У Сэма только масть и размер не соответствуют породе. Уж скорей какой-нибудь миттельшнауцер.
— Странно, — сказал Ковалев.
— Почему?
Ковалев откинулся на стуле, помолчал, подбирая слова.
— У нас есть рабочая версия относительно объекта «Серый Мужик». Мы предположительно вычислили, к какому типу он принадлежит. Он склоняет людей к убийствам и убивает сам. Убивает ножом, с удара, стоя позади жертвы. Люди, никак не попадающие в орбиту его действий, не замечают его, но избегают, как избегали бы кучи вонючего тряпья. Сотрудники правоохранительных органов не видят вообще. Видят Серого Мужика только его жертвы — будущие убийцы и будущие убитые. И еще его замечают те, рядом с кем идет немецкая овчарка. Немецкая овчарка — это единственное существо, которого Серый Мужик панически боится.
— Интересно. Но его видела моя тетя. А она не убийца и не убитая.
— Насколько я понял, ваша тетя в тот момент выгуливала собаку. Сэма.
— Ага…
— Поэтому я и решил, что у вас — овчарка. Потому что Серый Мужик отреагировал как на овчарку, и Сэм отреагировал как овчарка. И даже условие видимости в присутствии овчарки выполнено.
Катя покивала. Потом до нее дошло.
— Костя, так я не поняла — как это Серый ухитряется быть невидимым? Он не человек, что ли?
— Нет. Условно-биологический объект класса «разрушитель» типа «серийный убийца».
Катя аж закашлялась.
— Костя, а если серьезно: насколько это все реально? Звучит же как полный бред.
Ковалев не смутился.
— Отвечу так: радиоволны тоже невидимы и неощутимы человеком. Но они существуют и оказывают влияние на нашу жизнь. А электрический ток, например, можно почувствовать.
Катя согласилась.
Домой ее, как и обещали, отвезли на черном «мерседесе». На прощание Ковалев дал свою визитку, попросив звонить, если вспомнится какая деталь или приснится новый сон.
Тетка не ложилась, ждала Катю.
— Ну как? — спросила она, хитро улыбаясь.
— Меня возили в какой-то Московский Комитет по Цензуре, — ответила Катя, доставая бутерброды для легкого ужина.
— Я на это и надеялась, когда звонила Джафару.
— А-а, ты знаешь, что это за контора.
Тетка промолчала. Достала сигареты, закурила.
— Святославича не видела?
Катя чуть не подавилась бутербродом.
— У меня с ним роман был, представляешь? — продолжала тетка.
— А ничего, что он выглядит чуть постарше меня?
— Он только выглядит так. Он старше меня, ему сорок пять… Или уже сорок шесть?
— Слушай, а он хотя бы в молодости был похож на человека?
Тетка звонко рассмеялась:
— Не-а! Всегда такой робот.
— Ну и как ты с ним?
Тетка глубоко затянулась.
— Да как тебе сказать… Он в чем-то — совершеннейший лифт. На какую кнопку нажмешь, на тот этаж и привезет. Но я так и не нашла у него кнопку этажа для нормальных человеческих отношений.
— Понятно, — сказала Катя. — Я так и думала.
Ночью в Катину комнату пришел Сэм и улегся спать на коврике перед ее кроватью.
Личная жизнь у Кати не ладилась. Вроде все, что надо, на месте — красивая грудь, хорошие ножки, упругая попа, ровный характер и мозги вполне развитые. А с мужчинами не получалось. Единственного более-менее перспективного кавалера отбила лучшая подруга Настька. Катя даже на сайтах знакомств оставляла анкеты, но попадалось ей такое, от чего явно отказались все остальные девушки.
В двадцать пять она поняла, что пора успокоиться и завести домашнего любимца, который заменит ей семью. Что с того, что она превратится в типичную старую деву с болонкой на руках, тявкающую не менее противно, чем ее собачонка? Главное, ей-то будет хорошо, потому что рядом появится живое существо.
Катя позвонила Настьке, той самой, которая некогда увела у нее мужика. Старая подруга разводила фокстерьеров.
— Отлично, — сказала Настька. — Атри через две недели ощенится, еще шесть недель щенки у нас побудут… Давай ориентируйся на новогодние каникулы. Так мы собак за двадцатник отдаем, тебе по старой дружбе будет полтораста уёв за кобеля, триста за суку. Ну, я еще позвоню.
Катя согласилась. В середине января Настька позвонила и пригласила на смотрины.
— Тапочки домашние прихвати, — посоветовала подруга.
Катя приехала с деньгами и тапочками — смешными шлепанцами, увенчанными свалявшимися в тряпочные иглы помпонами.
— Ты, главное, сядь на стуле и сиди. Какой к тебе сам приползет, тот и твой, — деловито объяснила подруга, пропуская Катю в специальную «собачью» комнату.
За дверью пахло псиной и мокрым паркетом. Пол чистый, коврики убраны — кроме матрасика, на котором лежала счастливая мать. При виде чужого человека Атри зарычала, но для виду: она уже до смерти устала от собственных отпрысков и защищала их для проформы. Да и знала, что в присутствии хозяйки никто ее детей не тронет.
Настька опустила перегородку у специального ящика-манежика, куда незадолго до прихода подруги сунула щенков. Семь бело-рыже-черных клубков выкатились на пол. Катя присела на стул, Настька развалилась на стареньком диване, которому не место было в собачьей комнате, но переставить его некуда.
Она обстоятельно и со вкусом хвасталась родословной, выставочными перспективами, хаяла соперников и объясняла тонкости собаководческого бизнеса. Катя рассеянно следила за собачками.
Один из щенков был черным. Все — характерного для фоксов белого окраса с черными и рыжими яркими пятнами, а этот — черный. В белых носочках и с белым же клоком шерсти на груди. И крупный — раза в два больше братьев и сестер.
Черныш дополз до Кати и наткнулся на помпон. Настька встала и посадила щенка обратно в манеж.
— Чтоб под ногами не путался.
— Да вроде бы… — пробормотала Катя. — Он же первый, как ты говорила…
— Он бракованный, — авторитетным тоном изрекла Настька. — По масти. Я его, когда помет осматривали, вообще соседке отнесла. Чтобы картину не портил. На него нет родословной, считай, он вообще не рождался.
