Надежда Первухина - Спицы в колесе Сансары
— Останьтесь здесь, на этом самом месте, — приказал монах. — Я приведу святейшего господина.
Монах ушел, и на некоторое время наши герои оказались предоставленными сами себе. Они осматривались и восхищались увиденным.
— Доченька, — сказал Валерий, — такое увидеть — и умереть не страшно.
— Папа, не надо. Ты выздоровеешь. Тебе уже стало лучше.
И тут пришел святейший господин. Его ступни не касались пола, глаза сияли, как рубины, а на одежде была выткана мандала. Святейший господин остановился в трех шагах от них.
— Подойди ко мне, о благороднорожденный, — сказал он Друкчену.
Тот опустился на колени и на коленях подполз к великому существу.
— Ничтожный склоняется пред тобой, — прошептал Друкчен, простираясь ниц.
— Встань, благороднорожденный, — сказал святейший господин. — Во имя Отца-Матери Будды Амитабы скажи: кто эти люди, что с тобой? Их карма странна.
— Святейший господин, это русские. Они приехали на Кайлас, чтобы совершить великую кору. Но вмешалась болезнь. Старший русский очень болен, святейший господин. Похоже, у него гнилостная водянка. Его дочь пребывает в страхе и растерянности. От имени русского я прошу: исцели его!
— Постой, благороднорожденный, не спеши. Скажи мне: кто дал вам знак ехать именно сюда, в храм Дзунг?
— Я не знаю ее имени, святейший господин. Это была женщина преклонных лет, но глаза ее светились, как расплавленное золото. Она повелела нам посетить храм Дзунг и указала путь. Скажи, святейший господин, неужели мы впусте прошли такую дорогу?
— Ни одна дорога не проходит впусте, — сказал архат. — Подведи ко мне больного.
Друкчен взял за руку Валерия и подвел к архату.
— Вот он, святейший господин.
— Ничего не бойся и не ужасайся, — сказал архат. — Я забираю твою душу, тело же твое поместят в одну из священных ступ. Это большая честь.
Русский ничего не понял, а Друкчен побледнел от близкого дыхания смерти.
— Твоя дочь совершит за тебя великую кору, чтобы ты смог достичь света Самадхи. А теперь удались от живых.
Архат коснулся лба русского в области третьего глаза, и Друкчен своими глазами увидел, как душа Валерия покидает тело. Душа устремилась ввысь, к потолку храма, тело же безвольно рухнуло на пол.
— Папочка! — пронзительно взвизгнула Ангелина. — Что вы с ним сделали?!
Друкчен постарался сказать ей как можно мягче:
— Твой отец ушел к Возвышенным. Молись за него, чтобы он миновал колесо сансары.
— Мой отец должен жить! — закричала на весь храм девушка, бросаясь к телу Валерия. Но тут из внутренних резных дверей храма вышли с полдюжины монахов в желтых одеждах и направились к телу русского под мелодичное позвякивание колокольчиков, что они держали в руках.
— Опустись на колени. — Друкчен дернул за руку сумасшедшую девушку. — Это священнейшие монахи. Наверное, они заберут тело твоего отца.
Но Ангелина не опустилась на колени. Она просто рухнула в обморок. Друкчен засуетился над ней, но тут к нему обратился архат:
— Эту деву тебе суждено сопровождать во всех ее земных странствиях. За это твоя карма просветлится и ты избегнешь Бардо. Ваш путь да охранят дакини, а теперь возьми деву на руки и вынеси из храма. Уезжайте. Она больше никогда не увидит тела отца.
Друкчен поклонился архату и подхватил безвольно обвисшее тело Ангелины. Она не приходила в себя. Но Друкчен надеялся, что на свежем воздухе ей станет легче. Слишком уж сильны были ароматы благовоний, курившихся в храме.
«Почему старуха назвала этот храм мертвым?» — задумался Друкчен. Он уходил от храма, и золотое сияние меркло за его спиной. А когда у внедорожника он достал бинокль и попытался в него посмотреть на храм, то ничего не увидел, кроме многослойного тумана.
Друкчен положил Ангелину на заднее сиденье внедорожника, придал удобное положение ее голове. Красота несчастной поразила его. Казалось, она сама была дакини — святой феей, дарящей благостыни смиренному человечеству.
— Очнись, Лиина. — Друкчен вспомнил, что Линой называл дочь русский. — Очнись.
Он взял бутылку минеральной воды, налил немного воды в ладонь и побрызгал Ангелине в лицо. Та открыла глаза. И Друкчен, глядя в ее глаза, вдруг понял: несчастная лишилась разума.
— Кто ты? — со вздохом спросила она Друкчена на чистейшем тибетском.
Языке, которого она абсолютно не знала.
— Я твой слуга, госпожа, — пораженно ответил Друкчен после некоторого молчания. — Я твой верный слуга.
— Да? — задумчиво оглядела его девушка. — Я не помню, чтоб мои слуги так выглядели. Впрочем, это неважно. Где я нахожусь?
— В моей машине.
— Что есть машина?
— Повозка.
— Без коней? Или яков? Странно. Но и это неважно. Раб, я не помню твоего имени.
— Друкчен, госпожа.
— Друкчен, подай мне напиться.
Друкчен подал ей бутылку воды. Она недоуменно уставилась на бутылку:
— Как этим пользоваться?
Друкчен показал на примере другой бутылки, леденея от страха. Девушка сошла с ума, это ясно! А может, и хуже — в нее вселилась чья-то бесприютная душа, которых много бродит вокруг священного Кайласа.
— Мне легче, — сказала девушка, выпив всю бутылку. — Меня мучила сильная жажда. Раб, что же ты стоишь? Садись в свою повозку и вези меня домой, да помогут тебе ракшасы.
Друкчена опять окатило холодом. Что она говорит? О каком доме?
— Моя госпожа! — сказал он, ощущая, как дрожит все тело. — Простите своего раба, но я не знаю, о каком доме вы говорите.
— Разве у меня много домов? — усмехнулась девушка. — Впрочем, ты прав: много. Так вези же меня в Шамбалу, там мой главный дом.
Магическое слово было произнесено. Шамбала. Еще мальчиком Друкчен слышал рассказы монахов и туристов об этой таинственной стране, которую обрести можно только путем глубоких духовных практик и медитации в измененном состоянии сознания. Он в глубине души верил, что Шамбала есть, но верил также, что никогда в нее не попадет. Как верил и в то, что никогда не станет Буддой.
Но где он, путь, ведущий в Шамбалу? Друкчен взмолился бодхисатвам, и тут на него снизошло озарение.
Он знает, как попасть в Шамбалу.
— Прошу вас устроиться поудобнее, госпожа, — сказал он, садясь за руль. — Ехать придется долго.
— Ничего, я привыкла к путешествиям, — сказала безумная.
Меж тем вокруг них сгустился такой туман, что нельзя было разглядеть и вытянутой ладони. Машина завелась, Друкчен крутанул руль и поехал прямо в глубь жуткого тумана.
Они ехали долго, впрочем, Друкчен в какой-то момент утратил ощущение времени. Его пассажирка меж тем пела на тибетском языке гимн плодородию. Друкчен не слышал шума работающего мотора машины, и пение было единственным звуком, скрашивающим тяжелую тишину.
Девушка пела:
О благороднорожденные, воспойте гимн великому
Амитабе!
Дающему жизнь, украшающему небосвод,
просвещающему все концы земли!
Покрывающему все беззакония наши,
осеняющему нас милостью, напояющему
нас праной великодушия!
У Друкчена навернулись на глаза слезы. Давно он не слышал такого проникновенного пения. Но в то же время ему было очень страшно. Он понял, что в его девушку вселилась потерянная душа, пока ее собственная душа отлетала от тела на время обморока. Но чья же это душа?
И тут земля под колесами машины кончилась.
— Амитаба! — вскричал Друкчен и понял, что они падают в пропасть.
Но откуда взяться пропасти на равнине.
Что-то здесь не так, хотел подумать Друкчен, но тут последовал страшный удар машины о камни.
— Взорвемся, — прошептал Друкчен и отключился.
Очнулся он в комнате, жарко натопленной, освещенной несколькими масляными лампами и благоухающей ароматами священных трав.
— Где я? — хрипло выдавил он, не понимая, как остался жив. Лицо горело. Значит, все-таки взрыв был.
— Тише, раб, — отозвался чей-то голос. — Лежи смирно, и я наложу на твое лицо мазь против ожогов.
Друкчен во все глаза смотрел на старца в белых одеждах, который говорил это. У старца был благообразный лик и открытый третий глаз, сияющий мудростью и милосердием. Старец взял в руки небольшую чашку и деревянной лопаточкой принялся зачерпывать из нее что-то густое и желтое. Мазь, понял Друкчен. И верно, старец принялся ловко и споро накладывать мазь на горящее лицо Друкчена. Мазь пахла травами и немного ячьим жиром. И сразу наступило облегчение, боль и жжение утихли. Друкчен удивился тому, что из всего тела чувствует только лицо.
— Кто ты, о святейший? — прошептал Друкчен.
— Меня зовут Гамба, я главный лекарь здесь, — ответил старец. — Я не почтен саном святейшего, но дело свое знаю. Принцесса Ченцэ уже оправилась от ран, полученных в ущелье Смерти, осталось тебя поставить на ноги.
