Кир Булычев - Гений из Гусляра (Рассказ)
На тигриный рык откликнулась небольшого роста худенькая девочка-подросток, которая, как была в трусиках и майке с надписью «I LOVE FREEDOM», выскочила в окошко и побежала по мокрой холодной траве к лесу.
Там ее ждала приемная мать.
Она выругала девочку за то, что та бегает босиком – ты что, простудиться хочешь? – потом подставила свою широкую теплую спину и понесла ее в чащу, где была лежка. Осеннее убежище.
Мать рассказала Эсти о странном поведении автомобилиста Куплинга.
– А что это за родничок такой? – спросила Эсти.
На рассвете мама отвезла ее на себе в самую чащу.
– Как же он на машине сюда попал?
– А он по воздуху летел, – ответила мать. Тигры не очень разбираются в типах машин. Даже самые умные из них не отличат «Феррари» от «Хонды». Это их национальная трагедия.
Эсти вздохнула. Спорить с матерью было опасно, поэтому Эсти научилась терпеть, если тигры несли чепуху.
Эсти посмотрела на родник, отпила, попробовала, понюхала – вода как вода, даже не газированная. О чем она и сообщила тигрице.
Та страшно зарычала. И понятно почему. Как-то Эсти принесла им газированной воды – лимонада, думала побаловать стариков. Мать чуть не померла из-за этих пузырьков: оказывается, тигровая душа газа не принимает.
– А отсюда он куда полетел?
– В ту сторону.
– А в той стороне у нас...
– Пьяный Бор, – уверенно сказала тигрица. – Я там была. Вывеску читала.
Мамаша лукавила. Читать она, конечно, не умела. Это прерогатива разумных существ, то есть людей. Видно, затаилась под каким-нибудь вагоном и подслушала разговоры.
Хорошо еще, что ее не заметили и не подстрелили. Ведь люди и тигры – враги еще со времен каменного века.
Когда Эсти днем вернулась в город, она увидела Веронику Павловну, которая сидела в сквере у церкви Параскевы Пятницы и писала в блокнот печальные стихи.
– Вам может быть интересно, – сказала тигриная воспитанница, – что ваш Леша ездит в лес на машине и заправляет ее водой из родника.
– Из какого родника? – Вероника Павловна так подпрыгнула, что полностью себя выдала. Но Эсти и виду не подала, что знает о любви Вероники Павловны к Леше Куплингу.
– Он на просеке, у озера Копенгаген, – ответила Эсти, – вам не найти.
– Почему ты решила, что я собираюсь его искать? – возмутилась Вероника Павловна. Она и на самом деле не собиралась искать ничего, связанного с этим недостойным человеком, Лешей Куплингом.
Беда в том, что к тому времени Вероника Павловна полностью забыла о том, почему она возненавидела Лешу. И это понятно: потому что причина ненависти была ничтожна. Причина забылась, а ненависть осталась и продолжала зреть.
– Почему ты одна зашла так далеко в лес? – провела отвлекающий маневр Вероника Павловна. – Ты же знаешь, что в твоем возрасте опасно гулять одной по лесу. Мало ли кто там водится... или туда заходит.
– Я с мамой встречалась, – сказала девушка.
– Ага. – Вероника Павловна наморщила свой круглый лобик. Что она слышала о судьбе этой девочки? О ее нелегкой судьбе? Дочь леса...
Впрочем, это сейчас неважно.
Вероника теперь поняла, что ее бывший возлюбленный затеял какую-то авантюру. И ей стало страшно за него. Ведь он такой беззащитный! Его чистотой и непорочностью могут воспользоваться плохие люди...
Но другая сторона мозга Вероники пустилась в спор: «Еще чего не хватало! Беззащитный! Да он защищеннее любого тигра! Он сам его растерзает... Но при чем тут тигры? Это же родители Эсти!»
Вероника Павловна шла по Пушкинской. Она уже забыла о встрече с Эсти, настолько была эмоционально взбаламучена.
И именно в таком состоянии ее встретил дядя Преторий, который также был удручен, ибо не смог раскусить Куплинга. Он не привык к поражениям. Даже министры щелкали и лопались орешками на его крупных желтых зубах.
– Ах, моя несравненная! – пропел дядя Преторий, завидев Веронику Павловну. И все в нем дрогнуло и поплыло при виде этого создания. Остренький носик между больших кругляков очков, прикрывавших половину личика, казался ему точеным, светлые водянистые глазки, увеличенные диоптриями, виднелись ему голубыми очами, не очень густые и чуть подкрученные на бигуди волосы представлялись ему золотыми кудрями, а заячий прикус маленького рта был в его воображении зовущими устами Клеопатры.
Вероника Павловна замерла как кролик перед медведем. Она боялась больших и тяжелых мужчин, инстинктом она трепетала при мысли, что можно попасть под такого мужчину, как под троллейбус.
– Как у нас дела на ниве просвещения? – спросил дядя Преторий, лаская ее шоколадным взором.
– Спасибо.
– Как успехи моего племянника Адика?
– Кстати, я давно хотела с вами поговорить, так как его мама не очень любезна.
– Говори, ангел, говори, я буду любезный, – заверил ее Преторий Лаубазанц.
– Не сейчас, – ответила Вероника Павловна, отступая на шаг перед Преторием. – Сейчас мои мысли заняты совсем другим, и я должна уйти.
– Ни в коем случае! Я по глазам вижу, что вам плохо, что вы находитесь в переживаниях. Так поделитесь со старым больным человеком!
И тут Веронику Павловну прорвало. Искреннее желание толстого громады помочь ей открыло шлюзы ее чувств.
– Среди нас живут люди, которые недостойны этого! – воскликнула она, и слезы, брызнув из глаз, полились изнутри по стеклам очком и стали капать со стекол на щеки и на ворот.
– Вы об Алексее Куплинге? – сразу догадался проницательный Лаубазанц. – Именно он заставил скорбеть ваше чувствительное сердце?
– Как вы догадались? – ахнула Вероника Павловна.
– Такие люди встречаются нечасто, – признался дядя Преторий. – Мне о нем рассказывал племянник. Они, понимаешь, в одном дворе живут. Рассказывай, что еще натворил наш Куплинг?
– Он ездит в машине, которая работает на воде, а не на бензине. Причем катает на ней своих любовниц. Я знаю наверняка, не возражайте.
– Зачем возражать, если весь город знает, что Куплинг катает на своей машине любовниц.
– Вы об этом знаете?
– Как дважды два четыре.
– Я так и думала, – сказала Вероника Павловна поникшим голосом.
Бывает же так: она сама выдумала дикую историю о девушках, которых Леша якобы катает на машине, и, оказывается, это правда! Достойный доверия пожилой человек подтвердил эту догадку. Какой ужас!
– Это надо прекращать, – сказала она.
Дядя Преторий нежно взял ее ручку в свою мягкую потную ладонь и легонько сжал.
– Я вам сочувствую, – сказал он. – Такое чувство, такое чувство, и такая утрата! А что мы еще знаем о его машине?
– Он только что на ней в лес уехал, – поведала Вероника Павловна. – Там заправил ее водой из ручья, из родника, и полетел дальше.
– Как так «полетел»?
– Эсти, тигриная дочка, от своей матери узнала.
– Тигры не разговаривают, – заметил Лаубазанц.
– Смотря с кем.
– Они ни с кем не разговаривают.
– Но она же ее дочка.
– Приемная не считается.
– Если вы мне не верите, то давайте разойдемся. – Веронике Павловне эта сцена показалась вдруг нелепой. Ну, зачем она обсуждает своего любимого Лешеньку с этим «троллейбусом»?
– Я тебе верю, крошка, – сказал Лаубазанц. – Где этот родник? Где этот источник?
– А зачем вам? – вдруг заподозрила неладное Вероника Павловна.
– Очень просто, – ответил Лаубазанц. – Ты что, не понимаешь, как это опасно? Ты разве не понимаешь, какой может быть пожар?
– Какой пожар? Там же вода!
– Ах, вода! Обыкновенная вода! Неужели ты веришь, что обыкновенная вода может в карбюраторе нагреваться? Это спецвода, понимаешь? Это такая опасная жидкость, что уже многие леса погублены на нашей несчастной планете! А твой Леша не понимает, какой опасности он подвергается сам и подвергает своих близких. Ты белочек любишь?
– Люблю.
– Все белочки сгорят от этой так называемой воды. Мы должны немедленно поставить ограждение. Как родник называется?
И он навис над Вероникой Павловной так угрожающе близко, что она поняла: если она не вспомнит сейчас названия родника, то он ее все же задавит. Дыхания не хватало. В глазах потемнело...
– На просеке... у озера Копенгаген...
– Точнее! – рявкнул Лаубазанц.
Но голос Адика донесся из-под его локтя.
– Я знаю. Там один родник, из него потом ручей получается и течет прямо в озеро Копенгаген. По просеке.
– Тогда действуем, – сказал дядя Преторий.
И он потопал толстыми ногами к своему дому, где стоял его джип.
Специальный джип с большим сиденьем для водителя.
Раньше этот джип принадлежал одному премьеру небольшой африканской державы. Но после того как его восемьдесят жен растерзали его за неверность с французской гувернанткой, они продали джип на аукционе, и дядя Преторий полюбил свой автомобиль.
Он первым подбежал к нему и сказал:
– Скоро на воду перейдешь.
Джип зарычал. В отличие от машины Леши Куплинга, джип умел только рычать и пускать вонючие газы, которыми некогда африканский диктатор подавлял демократические демонстрации.
