Евгений Лукин - Портрет кудесника в юности
— А что такое?
— Пьём сейчас чай — и вдруг слышу Кешины мысли!
— Вона как… И что ж он подумал?
Бледные щёки молодой акулки потеплели.
— Подумал: «Ах ты, моя лапушка…» — потупившись, проговорила она. — И, главное, нежно так…
Колдун и ученик переглянулись.
— Не-ет… — убеждённо сказал наконец Ефрем Нехорошев. — Это знаешь что? Это мы вчера зелье тут нечаянно разлили. А перекрытия-то хлипкие… за ночь, видать, к вам протекло… Больше не повторится… Так что живи спокойно, Леночка, никакая ты не ведьма…
— Вы его почаще проливайте! — с вызовом посоветовала она, мгновенно становясь собой.
Дерзко засмеялась — и вышла.
Глеб непонимающе смотрел на Ефрема.
— Нет, ну бутылки я перепутать никак не мог, — сказал он. — Точно говорю, из одной наливал…
— Да понятно, что из одной… — проворчал тот.
— А как же так вышло?
— Да всяко бывает… — сердито помолчав, отозвался старый чародей. — Скажем, сейчас я о тебе хорошо подумал, а минут через пять — плохо. Раз на раз не приходится… — Покряхтел и добавил задумчиво: — А может, она и впрямь вчера сука была. А сегодня лапушка…
Фантом с бакенбардами
И снова скальд чужую песню сложит
И как свою её произнесёт.
Редакция газеты «Ведун» втиснулась между булочной «Хлеб насущный» и магазинчиком «Оккульттовары». Взойдя на покрытое снежной слякотью бетонное крыльцо, ученик старого колдуна Ефрема Нехорошева Глеб Портнягин обернулся и с неудовольствием оглядел необычно людную улочку. Под колокольный звон, колыша ало-золотыми хоругвями, баклужинские коммунисты-выкресты шли на митинг. Мелькнул плакат: «Страшный Суд — светлое будущее всего человечества».
Пренебрежительно скривив рот, Глеб повернулся к политическим противникам спиной и толкнул тугую стеклянную дверь.
— Здравствуйте, Глеб Кондратьевич! — разулыбалась сильно тронутая возрастом вахтёрша в мохеровой розовой кофте и вязаной шапочке (на вооружённую охрану у редакции средств не хватало). — А мы уж вас заждались…
Объявления и рекламу Ефрема Нехорошева «Ведун» публиковал бесплатно, пользуясь взамен услугами Глеба, еженедельно проверявшего состояние энергетики в кабинетах и, если надо, снимавшего порчу с сотрудников.
— Здравствуйте, — сдержанно отозвался Глеб. — Ну и что у нас сегодня сверхъестественного?
— Редактор про вас с самого утра спрашивал, — отрапортовала вахтёрша. Далее голос её упал: — И ещё, знаете, лампочка…
Портнягин с неприязнью покосился на вязаную шапочку.
— Вообще-то я не электрик, — сухо напомнил он.
— Так ведь три дня уже как перегорела! — жалобно вскричала мохеровая охранница, округляя от искренности глаза. — Своими руками вывинтила, в мусорку кинула! Патрон — пустой, а она всё равно зажигается! В полночь, главное…
— А, вон оно что… — смягчился Глеб. — И где это?
— Да вот, в кладовке…
Женщина засуетилась, выбираясь из-за деревянного барьера. Вдвоём они приблизились к узкой двери, за которой обнаружился закуток, на треть заставленный невскрытыми пачками старых газет. Косо выдающийся из стены закутка белёный электрический патрон, действительно, был пуст.
— Позавчера ночью дежурю… — Вахтёрша перешла на боязливый шёпот. — Смотрю: свет из-под двери. Думала сначала, кто-то новую лампочку ввернул. Пошла выключить — чего зря свет жечь? Не выключается. Надела варежку, хотела вывинтить, а её не ухватишь!
— Горячая?
— Если бы! Рука насквозь проходит, верите?
— Ясно… — вздохнул Портнягин.
Вахтёрша обиделась:
— Если не верите, сами сегодня ночью придите — и…
— Почему же? Верю… — Рослый ученик чародея привстал на цыпочки и произвёл пару пассов перед пустым патроном. — Лампа-призрак, обычное дело… Сильно достаёт?
— Да нет… — смешалась вахтёрша. — Просто не по себе как-то, знаете… И счётчик денежку мотает!
— Ничего он не мотает, — сказал Портнягин, снова опускаясь на всю ступню и отряхивая ладони от чего-то невидимого. — Энергию призраки сосут из астрала, так что счётчик тут ни при чём. Вы на неё просто внимания не обращайте… Явление безобидное…
— Как же безобидное, если призрак? — Женщина поёжилась.
— А вам какая разница? — удивился Глеб. — Вы-то — человек, а не лампочка… Новую ввернуть не пробовали?
— Да я сюда теперь и подходить боюсь!
— Вот и хорошо. А то на одних лампах разоритесь. Спиральки у них чуткие, нервные, а тут призрак! С перепугу перегорать начнут.
Вахтёрша моргала.
— Так это что ж? — оскорблённо проговорила она, сообразив. — У лампочек, что ли, тоже душа есть?
— А как же! — сказал Портнягин. — Любой электроприбор состоит из физической основы и энергетической сущности. Как и мы с вами. Пока лежит на складе — мёртвая материя. Разные там пробные включения после сборки — не в счёт. Так, вспышки сознания, потом они обычно забываются… — Ученик чародея увлёкся, не замечая, что его добродушные объяснения звучат для собеседницы прямым кощунством. — А подсоединили к сети — всё: побежал ток по проводам, пошли мыслительные процессы, то есть, считай, душа народилась. Предполагают, что электрический контур каждой перегоревшей лампочки, — добавил он как бы по секрету, — витает вокруг патрона девять дней. Незримо, правда. Хотя бывает, что и проявляется. Вот как у вас…
Услышав такое, вахтёрша даже помолодела от возмущения.
— Девять дней? Да вы что, Глеб Кондратьич? Может, ещё скажете, что они потом в рай идут?!
— Н-ну, в рай не в рай… Есть там у них, короче, такой эфирный слой… Но это долго объяснять. Редактор на месте?
— На месте! — бросила женщина и, сильно раздосадованная, вернулась за свой барьер у входа.
Интересно, что бы она сказала, узнав о существовании пятимерно-пространственного Форгаранда — потустороннего обиталища великих творений архитектуры, столь впечатляюще описанного Даниилом Андреевым? Или, скажем, о загробной жизни автомобилей. Или об удивительном рае обувных шнурков, имеющем всего одно измерение. Да им, в общем-то, больше и не надо, шнуркам…
* * *Помещение редакции «Ведуна» было тесным, как лабиринт, на чём, собственно, сходство и кончалось. Заблудиться в шести пенальчиках, гордо именуемых кабинетами, сами понимаете, затруднительно. Даже апартаменты редактора, если и превышали размерами узкий жилой чуланчик в однокомнатке Ефрема Нехорошева, то не намного.
При виде Глеба редактор Ларион Маркелович, представительный, смолоду седовласый мужчина с красивым, но вечно испуганным лицом, встал во весь рост из-за стола и осторожно, чтобы невзначай не ушибиться о мебель, раскинул руки.
— Глеб! — шумно возликовал он. — Ну наконец-то!
— Привет, — сказал Портнягин, прикрывая за собой дверь. — Что у тебя опять стряслось?
Несмотря на солидную разницу в годах, оба вели себя друг с другом, как ровесники. Так уж сложилось.
— Чаю? Кофе? Водки?
— Чаю, — вклиниваясь между столом и стулом, сказал Портнягин. — Кофе ты варить не умеешь.
— Да он растворимый!
— Тем более.
От присутствия двух крупных мужчин в помещеньице стало совсем тесно, поэтому чай Маркелыч заваривал скупыми точными движениями и всё равно пару раз угодил локтем в стекло припавшего к стене плоского шкафчика, где хранилась коллекция призовых оберегов.
— «Письмецо в конверте»? — полюбопытствовал Глеб.
— Да, — отрывисто ответил редактор. — Письмецо. — Втиснулся за стол, выдвинул, насколько это было возможно, ящик и достал прихваченные единой скрепкой два тетрадных листочка и конверт — всё лежалое, желтоватое. — Вот, ознакомься…
— «Дорогая редакция! — заранее нахмурясь, прочёл Портнягин. — Пишет Вам Ваша давняя подписчица, домохозяйка Пелагея Чиркуль…»
Ничего из ряда вон выходящего письмо не содержало. Крупными округлыми буквами подписчица извещала о том, что сочинила стихотворение, каковое прилагает отдельно с надеждой на публикацию. Если же редакция сочтёт, что затронутая тема не имеет отношения к оккультизму (предупреждала Пелагея Чиркуль), то это стихотворение только с виду бытовое, а на самом деле мистическое, поскольку под упомянутой в нём темницей надлежит разуметь нашу физическую оболочку, а под узником — астральное тело.
Судя по некоторым особенностям наклона и начертания букв, всё изложенное было оголтелым враньём. Но не более того. Ни магических знаков, ни следов заговора Глебу обнаружить не удалось.
— И что? — с недоумением спросил ученик чародея, бережно принимая чашку чая на крохотном картонном поддончике.
— Теперь стишок прочти!
Портнягин освободил от скрепки второй листок.
