Терри Пратчетт - Патриот
— Я, безусловно, понимаю, о чем вы, сэр, — отозвался адъютант.
В течение последних нескольких минут он внимательно изучал ряды клатчцев и пришел к собственному мнению касательно физического и нравственного состояния последних.
И мнение это было таково: последние годы главные силы клатчской армии сражались со всем и вся. Из этого он, человек простой и незамысловатый, делал логичный вывод: оставшимся в живых клатчским солдатам присуща упорная привычка доживать до конца сражений. Кроме того, они имеют опыт сражений с самым разнообразным врагом. А все дураки давным-давно погибли.
Нынешняя же анк-морпоркская армия, напротив, ни разу не воевала ни с одним врагом, хотя некоторые ее бойцы обладали опытом выживания в отдельных районах города, а это тоже говорит о многом. И вообще, лейтенант Шершень целиком и полностью был согласен с генералом Тактикусом, утверждавшим, что мужество, смелость и неукротимый человеческий дух при всей их совокупной ценности все же уступают мужеству, смелости, неукротимому человеческому духу и ЧИСЛЕННОМУ ПРЕВОСХОДСТВУ ШЕСТЬ К ОДНОМУ.
«В Анк-Морпорке все было так просто и понятно, — подумалось ему. — Мы планировали отплыть в Клатч наутро, а пообедать уже в Аль-Хали, попивая шербет во дворце Рокси в обществе услужливых юных красавиц. Мы считали, что клатчцы, лишь завидев наше оружие, сразу разбегутся. Что ж, сегодня утром клатчцы имели шанс хорошенько его рассмотреть. И пока что не побежали. Совсем напротив, они, похоже, долго хихикали».
Ваймс закатил глаза. Получилось… но КАК?
На своем веку он слышал множество хороших ораторов, и капитан Моркоу к числу таковых не принадлежал. Он запинался, перескакивал с темы на тему, постоянно повторялся и вечно путался.
И все же…
Все же…
Ваймс смотрел на лица людей, обращенные к Моркоу. Среди этих людей были д'рыги, были клатчцы — которые старались держаться позади всех, — а также Вилликинс и его сильно поредевшая рота. И все они слушали.
Это было своего рода волшебство. Моркоу говорил им, что они отличные парни, а они знали, что ничего такого в них нет, но его словам хотелось верить. Наконец-то нашелся хоть кто-то, кто считает тебя благородным, достойным человеком, — и неужели ты его подведешь? Речь Моркоу, будто зеркало, отражала то, что ты всегда хотел услышать. И говорил он совершенно искренне.
Но периодически люди украдкой посматривали на Ваймса и Ахмеда, и он читал на их лицах: «Наверное, все в порядке, раз они тоже принимают в этом участие». Как ни стыдно было это признать, но… вот оно, одно из преимуществ армии. Не ты решаешь, а за тебя решают. И отдают тебе приказы.
— Это какой-то фокус? — спросил Ахмед.
— Нет. Он не умеет показывать фокусы, — покачала головой Ангва. — Совсем не умеет. Ой-ей, похоже, у нас неприятности…
По рядам прошло движение.
Моркоу быстро шагнул вперед и выдернул из плотных рядов рядового Бурке и какого-то д'ры-га. Сильные пальцы Моркоу крепко держали их за воротники.
— Вы, двое, что за беспорядок?
— Он назвал меня братом свиньи, сэр!
— Лжец! Сначала ты обозвал меня вонючим тюрбанщиком!
Моркоу покачал головой.
— А ведь вы оба подавали такие надежды, — с грустью в голосе произнес он. — Однако жизнь продолжается. Я хочу, чтобы ты, Хашель, и ты, Винсент, пожали друг другу руки. И извинились друг перед другом. Нам всем пришлось нелегко, но я знаю: в глубине души вы оба отличные парни…
— О нет, сейчас все начнется заново… — едва слышно пробормотал Ахмед.
— …И если вы просто пожмете руки, все мы сразу забудем об этом печальном происшествии.
Ваймс покосился на Ахмеда 71-й час. На лице у того застыла восковая улыбка.
Забияки опасливо протянули друг другу руки, и пальцы их соприкоснулись — едва-едва, как будто оба боялись, что при этом произойдет нечто ужасное.
— А теперь ты, Винсент, извинись перед господином Хашелем…
Ответом было неохотное «звини».
— А за что именно мы извиняемся? — подсказал Моркоу.
— Извини, что назвал тебя вонючим тюрбанщиком…
— Золотые слова. Теперь твоя очередь, Хашель, извиниться перед рядовым Бурке.
Глаза д'рыга бешено завращались, как будто пытались выпрыгнуть из глазниц, дабы не видеть грядущего позора. Наконец он сдался.
— …Звини…
— За что?
— Звини, что назвал тебя братом свиньи…
Моркоу поставил обоих забияк на землю.
— Прекрасно! Уверен, вы отлично поладите, как только узнаете друг друга получше…
— Эта сцена мне просто привиделась, правда? — воскликнул Ахмед. — Он разговаривал точь-в-точь как строгий учитель. И с кем? С Хашелем! Который, как мне по чистой случайности известно, так врезал одному парню, что у того нос потом торчал из уха.
— Нет, эта сцена тебе не привиделась, — ответила Ангва. — Но смотри, что будет дальше.
Когда взгляды остальных солдат вновь обратились к Моркоу, забияки переглянулись, будто товарищи по несчастью, только что прошедшие крещение в одной и той же огненной купели стыда.
Рядовой Бурке неуверенно протянул Хашелю сигарету.
— Так получается только у него, — сказала Ангва. — Но у него ПОЛУЧАЕТСЯ.
«Главное, чтобы это получалось и дальше», — внутренне взмолился Ваймс.
Моркоу подошел к опустившемуся на колени верблюду и вскарабкался в седло.
— Это ведь Злобный Сват Шакала! — не поверил своим глазам Ахмед. — Верблюд Джаббара! Он до смерти искусает любого, кто попытается оседлать его!
— Но Моркоу не любой.
— Он даже Джаббара периодически кусает!
— А ты обратил внимание, что он знает, как садиться на верблюда, как на нем ездить? — произнес Ваймс. — И как он носит одежду? Он ВПИСЫВАЕТСЯ. При том что вырос в гномьей шахте. Проклятье, ему меньше месяца потребовалось, чтобы начать ориентироваться в моем собственном городе лучше меня!
Верблюд поднялся.
«А теперь флаг, — подумал Ваймс, — дай им флаг. Когда отправляешься на войну, без флага нельзя».
Словно уловив его мысли, констебль Башмак передал капитану копье, обернутое куском материи. Констебля так и раздувало от гордости. Свое произведение он сметал полчаса назад в обстановке полной секретности. Несомненный плюс всех зомби: имея под рукой одного из них, вы всегда будете обеспечены нитками и иголкой.
«Только не разворачивай его, — подумал Ваймс. Им ни к чему видеть его развернутым. Они знают, что флаг есть, и с них этого достаточно».
Моркоу погладил древко.
— И обещаю вам, — прокричал он, — если мы победим, нас никто не помянет! А если проиграем, нас никто не забудет!
«Н-да, — подумал Ваймс, — хуже боевого клича, пожалуй, и не придумаешь. После знаменитого «Вперед, парни, или вы хотите жить вечно с неперерезанными глотками?!» этот наихудший». Однако ряды отозвались громогласным «Ура!». И опять у командора мелькнула мысль, что сейчас у него на глазах творится некий волшебный обряд. Люди следуют за Моркоу из любопытства…
— Стало быть, теперь у тебя есть армия, — сказал Ахмед. — И что дальше?
— Я стражник. Так же как и ты. Назревает преступление. Ну, по верблюдам!
Ахмед склонился в глубоком поклоне.
— Буду счастлив быть ведомым белым офицером, о оффенди.
— Я не имел в ви…
— Ты когда-нибудь ездил верхом на верблюде, сэр Сэмюель?
— Никогда!
— А! — По лицу Ахмеда скользнула тень улыбки. — В таком случае пара советов. Если хочешь, чтобы он пошел, пни его. А когда захочешь остановиться, ударь его что есть силы палкой и крикни «Хутхутхут!».
— А ты, чтобы остановиться, тоже бьешь верблюда палкой?
— А как же иначе? — пожал плечами Ахмед.
Его верблюд посмотрел на Ваймса и плюнул командору прямо в глаз.
Принц Кадрам и его генералы обозревали расположившиеся вдалеке ряды неприятеля. К Гебре были стянуты армии со всего Клатча. Анк-морпоркские полки в сравнении с ними смотрелись словно потерявшая экскурсовода кучка туристов.
— И это все? — не веря своим глазам, произнес Кадрам.
— Да, государь, — ответил генерал Ашаль. — Но, видите ли, они убеждены, что удача благоволит храбрецам.
— И это для них достаточное основание, чтобы вывести на поле брани столь жалкую армию?
— О государь, они убеждены, что стоит нам отведать холодной стали, как мы тут же бросимся наутек.
Принц возобновил созерцание колышущихся вдали знамен.
— Почему?
— Не могу сказать, государь. Мне кажется, это скорее вопрос веры.
— Странно. — Принц кивнул одному телохранителю. — Принеси-ка мне какую-нибудь холодную сталь.
После краткой дискуссии принцу очень осторожно, рукоятью вперед, подали меч. Принц вначале посмотрел на клинок, после чего с театральной осторожностью лизнул его. Солдаты, наблюдавшие эту сцену, рассмеялись.