Терри Пратчетт - Цвет волшебства (сборник)
Старуха, сидящая по другую сторону костра, пожала пальцами и вытащила из потайного кармана колоду засаленных карт.
Несмотря на царящий снаружи сильный мороз, воздух в юрте был раскалён, как под мышкой у кузнеца, и волшебник уже обливался потом. Из конского навоза получается неплохое топливо, но Конному племени предстояло многое узнать о кондиционировании воздуха — начиная с того, что это такое.
Бетан наклонилась вбок.
— Какая-какая мантия? — шепнула она.
— Некромантия. Разговоры с мёртвыми, — объяснил он.
— О-о, — протянула она, почувствовав неясное разочарование.
Они поужинали конским мясом, конским сыром, конской кровяной колбасой, консоме и разбавленным пивом, о происхождении которого Ринсвинд старался не задумываться. Коэн (который ел конский суп) поведал им, что люди из Конных племен рождаются в седле — этот факт Ринсвинд счел гинекологическим абсурдом — и обладают особыми познаниями по части природной магии. Жизнь в открытой степи заставляет вас осознать, насколько плотно небо пригнано к земле, и это вдохновляет ваш разум на глубокие мысли типа: «Зачем?», «Когда?» и «Почему бы нам для разнообразия не попробовать говядину?».
Бабка вождя кивнула Ринсвинду и разложила перед собой карты.
Ринсвинд, как уже отмечалось, был худшим волшебником на Диске: никакие чары не задерживались в его мозгу с тех пор, как там поселилось Заклинание, — точно так же рыба предпочитает не околачиваться в озере, в котором водятся щуки. Но всё же у него оставалась гордость, а волшебники не любят, когда женщины занимаются магией, даже самой примитивной. Руководство Незримого Университета никогда не принимало на учёбу женщин, ссылаясь на проблемы с канализацией, но настоящей причиной было невысказанное опасение, что, если женщинам позволят баловаться с магией, они могут устыдить всех своими способностями…
— Во всяком случае, я не верю в карты Каро, — буркнул он. — Разговоры о том, что они представляют собой концентрированную мудрость вселенной — сплошная чушь.
Первая карта, пожелтевшая от дыма и потрескавшаяся от старости, представляла собой…
Это, наверное, Звезда. Но вместо знакомого круглого диска с грубо нарисованными лучиками она воплощала крошечную багровую точку. Старуха что-то пробормотала и поскребла карту ногтем, после чего искоса глянула на Ринсвинда.
— Я тут ни при чём, — сказал он.
Она открыла Важность Мытья Рук, Восьмерку Октограмм, Небесный Купол, Озеро Ночи, Четверку Слонов, Туз Черепах и — а как же без этого? — Смерть…
Но со Смертью тоже что-то произошло. На карте должен был изображаться довольно реалистичный Смерть верхом на белой лошади, и он действительно присутствовал на картинке. Но небо было залито багровым светом, и на отдалённый холм поднималась крошечная фигурка, едва различимая при свете заправленных конским жиром ламп. Ринсвинд опознал её с первого взгляда — позади фигурки виднелся ящик с сотнями ножек.
Сундук последует за хозяином куда угодно.
Волшебник взглянул на Двацветка, который сидел у противоположной стенки шатра, — бледная тень на куче конских шкур, — и спросил:
— Он правда мёртв?
Коэн перевел его вопрос старухе, и та затрясла головой. Наклонившись к стоящему рядом деревянному сундучку и нашарив среди разносортных мешочков-бутылочек зелёный флакончик, она вылила его содержимое в Ринсвиндово пиво. Волшебник с подозрением посмотрел на смесь.
— Она говорит, это што-то вроде лекарштва, — объяснил Коэн. — Я бы на твоем меште его выпил, эти люди обижаютшя, когда их гоштеприимштвом пренебрегают.
— А оно не оторвет мне голову? — спросил Ринсвинд.
— Она говорит, очень важно, штобы ты его выпил.
— Ладно, если ты уверен, что так надо… Пиво всё равно уже не испортишь.
Ощущая на себе взгляды присутствующих, он сделал большой глоток.
— Хм. Вообще-то совсем непло…
Что-то подхватило его и бросило в воздух. Если не считать того, что в другом смысле он ещё сидел у огня, Ринсвинд видел себя — уменьшающуюся фигурку в пятне света, которое быстро сжималось. Окружающие очаг игрушечные человечки сосредоточенно смотрели на Ринсвиндово тело. Все, кроме старухи. Она смотрела вверх, прямо на него, и ухмылялась.
* * *Старшим волшебникам Круглого моря было не до ухмылок. Они постепенно осознавали, что столкнулись с чем-то совершенно новым и ужасающим. С молодым человеком, делающим себе карьеру.
Вообще-то, никто из них не знал наверняка, сколько на самом деле лет Траймону, но его редкие волосики были ещё черного цвета, а кожа — оттенка воска, что при плохом освещении принималось за свежесть юности.
Шесть оставшихся в живых руководителей восьми орденов сидели за длинным, сверкающим и совершенно новым столом в комнате, которая раньше была кабинетом Гальдера Ветровоска. В данный момент каждый из них гадал, что же за черта в Траймоне вызывает желание пнуть его побольнее.
Дело не в том, что он был честолюбив и жесток. Жестокие люди глупы; волшебники умеют использовать таких людей и, уж конечно, знают, как справляться с чужим честолюбием. Чтобы задержаться в должности волшебника восьмого уровня, человек должен быть настоящим экспертом в области так называемого ментального дзюдо.
И не в том дело, что Траймон был кровожаден, охоч до власти или особо безнравствен. Волшебнику эти черты лишь на пользу. В целом волшебники не более безнравственны, чем, скажем, правление клуба бизнесменов. Каждый из волшебников достигает выдающегося положения не столько благодаря магическим способностям, сколько благодаря тому, что никогда не упускает возможность воспользоваться слабостью противника.
А также дело совсем не в том, что Траймон был особенно мудр. Каждый волшебник считает себя очень заметной фигурой по части мудрости — это обусловлено их работой.
Дело было даже не в том, что он обладал каким-то необычайным шармом. Волшебники сразу распознают шарм, как только встречаются с ним, да и очарования в Траймоне было как в утином яйце.
О нет, настоящая причина заключалась вот в чём…
Он не был ни хорошим, ни плохим, ни жестоким, ни добрым. Он не мог похвастаться талантами. Зато он возвел серость в ранг высокого искусства и сделал свой ум таким же суровым, безжалостным и логичным, как склоны преисподней.
Волшебники по ходу своей работы частенько сталкиваются в уединении магической октограммы с изрыгающими пламя обладателями кожистых, как у летучей мыши, крыльев и тигриных когтей. Но никогда прежде они не испытывали настолько сильного дискомфорта, какой испытали, когда Траймон десять минут назад вошел в комнату.
— Сожалею, что вынужден был опоздать, господа, — солгал он, энергично потирая руки. — Столько дел, столько всего нужно организовать, ну, вы-то знаете, как это бывает.
Он уселся во главе стола и начал деловито просматривать какие-то бумаги. Волшебники искоса переглянулись.
— А что случилось с креслом старины Гальдера, с тем самым, у которого подлокотники в виде львиных лап и цыплячьи ножки? — спросил Джиглад Верт.
Этот предмет обстановки исчез вместе с остальной старой мебелью, а на его месте появилось несколько низких кожаных кресел, которые кажутся невероятно удобными, пока вы не попробуете посидеть в них минут пять.
— С креслом? О, я его сжёг, — не поднимая глаз, отозвался Траймон.
— Сжёг? Но это же был бесценный памятник магической старины, подлинное…
— Какой там памятник… Старый хлам, — Траймон одарил его мимолетной улыбкой. — Настоящие волшебники не нуждаются в подобных штуках. Теперь же позвольте мне привлечь ваше внимание к вопросам, ради которых мы здесь собрались…
— Что это за бумажка? — вопросил Джиглад Верт из Братства Очковтирателей, размахивая положенным перед ним документом.
Волшебник особенно старался, тем более что его собственное кресло, стоящее в захламлённой и уютной башне, было куда более вычурным, чем кресло Гальдера.
— Это повестка дня, Джиглад, — терпеливо ответил Траймон.
— И что делает эта подвеска дня?
— Это всего лишь список вопросов, которые нам нужно обсудить. Всё очень просто, мне жаль, если ты считаешь, что…
— Раньше мы обходились без всяких списков!
— Зря, очень полезная вещь. Просто вы ею не пользовались, — звенящим от рассудительности голосом возразил Траймон.
Верт заколебался.
— Что ж, хорошо, — угрюмо буркнул он, оглядывая стол в поисках поддержки. — Но что это за пункт, в котором говорится… — он внимательно вгляделся в написанное, — «преемник Грейхальда Спольда»? И так ясно, что им будет старый Ранлет Вард. Он ждет уже много лет.
— Да, но надёжен ли он? — заметил Траймон.
— Что?
— Уверен, все мы осознаем важность надлежащим образом организованного руководства, — объяснил Траймон. — А Вард, он… э-э, в своем роде, разумеется, он достойный человек, но…
