Сергей Панарин - Сила басурманская
– Где ж перо? – бормотал он. – Вроде бы они не отбирали…
Пошарив по груди и пузу, Емельянов-старший ничего не почувствовал. Потерял?
Пальцы никак не могли расстегнуть китель, но дембель справился. Из-за пазухи пробился свет. Отлично, перо наличествовало. Застегнувшись, Иван провалился в небытие. Изредка он просыпался, глядел наверх. Круглое пятно стало светлей, потом засияло вовсе нестерпимо, затем потускнело.
Иногда парня посещала мысль: вот-вот придет визирь или еще кто-нибудь, и его освободят. А может, казнят. Но никто не тревожил пленника, лишь однажды Старшому показалось, что на краю его колодца сидит ворон. «Вот, уже падальщики собираются», – вяло подумал дембель и вновь отключился.
В какой-то момент ему спустили воду в кувшине и черствую лепешку. Воду Иван выпил, а хлеб не лез в горло.
Когда пятно наверху стало черным, воронежец догадался, что жернова персиянского правосудия вертятся медленно и сегодня он останется в этом каменном мешке. «А ведь долго здесь протянуть нереально», – с затаенным ужасом констатировал парень.
Потом протянулись еще одни вязкие сутки.
Он не чувствовал времени. Сквозь дрему пробивались далекие звуки: карканье, чей-то свист, гортанные неразборчивые реплики охранников. Вдруг что-то заставило Старшого скинуть апатию. Он очнулся и скорей почувствовал, нежели увидел спущенную веревку.
– Это я, Вятка, – раздался сверху глухой бас. – Обвяжись, богатырь.
Через пять минут Иван очутился наверху. Два охранника лежали ничком, на дворе, еле освещенном двумя факелами, было тихо. Волк терпеливо ждал, пока дембель не выпутается из импровизированной перевязи.
– Ну и видок. Краше в гроб кладут, – оценил оборотень. – С вами, витязями, всегда так, как с дитятями. Вечная история. Говорил тебе: клетку не тронь? Эх… Насилу нашел тебя, горемыку. Садись на спину, неча тут…
Старшой кулем улегся на Вятку, вцепился в серые лохмы, и волк потрусил, оставаясь в тени, к выходу из шахского дворцового комплекса.
– Кто здесь? – раздался возглас охранника.
– Держись, – скомандовал оборотень и припустил.
Для Ивана так и осталось загадкой, как он не слетел со спины хищника, ни пока тот петлял меж деревьев, ни в момент, когда волк разбежался, рысью промчался по ступеням и сиганул с высокой стены, куда с таким трудом забрался вчера дембель. Не брякнулся парень и при приземлении.
В саду, уже ставшем своеобразной базой для Старшого и Вятки, зверь сбавил бег и внес вконец ослабевшего богатыря в пышные заросли розовых кустов.
– Видал глаза стражника, мимо которого мы проскочили по лестнице? – осклабился оборотень.
– Я только твою холку и видел, – ответил Иван и мгновенно заснул.
Ранним утром дембеля разбудило пение птиц. В саду было прохладно, но солнце быстро нагревало благословенные земли Персиянии. Рядом со сладко потягивающимся парнем чихнул волк:
– Гадкая пыльца. Пора бы отсюда сматываться, пока стража не начала прочесывать округу.
– Думаешь, будут?
– Чудак-человек! Если в шахстве случается побег, то виноватых люто наказывают и ищут преступника. Вор должен понести кару. Закон неотвратим, иначе как уважать власть?
– Ладно, еще пять минуток, и валим. – Млевшему Старшому хотелось продлить восхитительное чувство ничегонеделания.
В мелодичный щебет экзотических птиц вмешался родной до боли раскатистый возглас:
– Кар-р-р!
Распахнув глаза, Иван увидел над собой крупного ворона, качавшегося на ветке яблони.
– Царствуй, лежа на боку, – сказал птах. – Кар-р-рачун шлет привет. Говорит, коли добыл живой воды, езжай к лукоморью – Баюну помощь нужна.
– Нет, ну ловко старик распорядился! – рассерженно воскликнул дембель. – Я ему что, паровоз игрушечный – кругами болтаться?
Ворона этот бунт не удивил:
– Карачун велел напомнить, что за путь домой витязям гоже сделать кое-что и для нашего мира.
– Так и сказал? – нарушил молчание оборотень.
– А, Вятка, здрав будь. Нет, он выразился короче: «Пусть поработает, лентяй».
– Прямо даже не знаю, кто из вас умнее – ты или Карачун, – проворчал Старшой. – Что еще?
– Просил поторопиться и говорящую диковину, которая с тобой была, обязательно с собой иметь, – ответил ворон. – Ради всего святого, сказал, поспеши, ибо мир в опасности. Вот… Встретитесь с братом в Москве.
Он оттолкнулся от ветки и улетел.
– Зашибись. – Иван поднялся на ноги. – Сидит в своем Торчке-на-Дыму, командует.
– Полно те, вещий старец Карачун просто так ничего не делает. Мне вот в последние дни как-то по-особенному тяжко на сердце. Чую, происходит страшное.
Оценив подавленный вид волка, парень решил промолчать. Сходил к арыку, умылся.
– Я вот что хотел спросить, – сказал он Вятке, вернувшись. – А ты откуда старца знаешь и птицу его?
– Когда я от Кощея ушел, пытался найти волшебника, который снял бы волчьи чары. Так и познакомились.
– Не помог, значит…
– Есть запретная ворожба, – промолвил серый хищник. – Поехали, а то я уже чувствую приближение стражи.
Емельянов-старший выглянул из кустов. Из ворот Хусейнобада рядами выходили воины. Дембель достал из зарослей мешок и ларец-городец. Спохватился:
– Слушай, Вятка, а как ты потащишь меня, сундук этот, да еще и перо? Гребешок-то тяжелым оказался.
– Ларец не очень легок, я проверил, пока тебя не было. Но унесу. А с пером сейчас выясним. Грузись и садись.
К счастью, перо жар-птицы было невесомым, и волк легко набрал скорость.
Вновь перед глазами Ивана все замелькало, вытягиваясь в бесконечный пестрый туннель. Правда, чуть медленней, чем раньше.
Потом было несколько часов пути, а в лесах Задолья Вятка сбавил бег, остановился, пропыхтел:
– Все, богатырь, отдыхаем. И я был бы тебе век благодарен, если бы ты уже избавился от этого ларца. Сил нету его тащить.
Старший сержант Емельянов слез с Вятки, снял злополучный ящик, и взмыленный оборотень удалился в чащу – спать.
«Если визирь не соврал, то следует подыскать место и просто открыть вещицу. Что ж, пришло время», – рассудил Иван.
Через час он сидел на холме, глядя на речку, текущую внизу, и на дремучие леса, обступившие ее берег.
Сзади тоже толпились высокие сосны, справа раскинулись поля, а слева зеленели заливные луга, изрезанные многочисленными старыми руслами, превратившимися в продолговатые озера.
– Как там было? «Здесь будет город заложен». – Старшой похлопал ларец-городец по резной крыше.
Известно, что, когда Екатерина Вторая путешествовала по России, ее подданные, желая показать, что все хорошо, строили целые деревни из картонных домиков. Теперь, когда по стране ездит президент, эти домики ремонтируют и подкрашивают.
Но ни одна потемкинская деревня не сравнилась бы с подарком Исмаил-шаха.
Стоило приоткрыть ларец, как он ожил и стал раскладываться, словно какой-нибудь заокеанский киношный трансформер. Обалдевший дембель успевал лишь отступать вниз по склону, а деревянная диковина разрасталась, извлекая из себя все большие детали. Одновременно конструкция поднималась и расширялась, словно на дрожжах.
Внутри ритмично щелкало, стукало, поскрипывало и шуршало.
Древняя поделка вызывала подлинное восхищение, и, невзирая на грандиозность этого живого конструктора, Иван почувствовал себя мальчишкой.
Минут через двадцать на холме стоял волшебной красоты город. Дома, исполненные из дерева, имели резные наличники, затейливые коньки да ажурные ограды. Главный терем – многоэтажный дворец – устремился острыми шатровыми крышами к небу. Последней воздвиглась высокая мощная стена. Бревно к бревну. Загляденье.
– Сгорит к чертям, – с сожалением промолвил Старшой, только сейчас осознав, что стоит у подножья холма.
Зачарованный процессом, парень не заметил, как оказался в самом низу.
Высокие ворота отворились, и к дембелю вышли люди: красивые девки, статные парни, ладные мужики, бабы, пышущие здоровьем. Все держались с достоинством, всяк был опрятен, русоволос и голубоглаз. Они выходили и выходили – десять, сто, тысяча таких разных и в чем-то одинаковых.
Не дойдя до Ивана пяти шагов, толпа остановилась. Передние поклонились в пояс. Мужик с пышными усами протянул Старшому деревянный ключ:
– Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет, приди княжить и володеть нами.
Речь мужика была округлой и внушающей доверие, голос глубокий, только Ивану показалось, будто здесь мало жизни. Ну, словно провинциальным театром немножко потянуло. С другой стороны, разве торжественные мероприятия когда-нибудь отличались полной искренностью?
Приняв ключ, дембель повертел его в руках, соображая, что делать дальше. Толпа заволновалась. Усатый спросил тихонечко:
