Сергей Панарин - Сила басурманская
Под конец военного совета князь признался, что попробует перед боем договориться с Тандыр-ханом о мире. Никто не поверил в успех этой затеи. Затем командиры разошлись.
Глубокой ночью Егора разбудил Неждан:
– Наш боялин вышел за ворота!
Ефрейтор Емеля вскочил спросонья на ноги и чуть не пришиб скорохода:
– Что?! Вышел и вышел, я-то тут при чем?
– Я говорю, Драндулецкий вывел на степняков войско! – почти прокричал испуганный Неждан.
– Какое войско? – Дембель никак не мог прийти в себя.
– Ну, пару тысяч своих бойцов.
Быстро одевшись, Емельянов-младший поспешил к городским воротам. Там выяснилось, что Станислав действительно выдвинул полки на супостата и даже ошеломил не ожидавших такой наглости дозорных, смял передние ряды шатров, где и завязалась битва.
Егор залез на стену. Отсюда было видно, как добившегося небольшого успеха боялина теснит темная масса кочевников. Рассвет только собирался, поэтому в туманной мгле можно было разобрать лишь мельтешение огней да сотни криков: боевых кличей, воплей боли, резких команд. Лязг, звон и топот. Все это приближалось, и голоса тянитолкаевцев становились все обреченнее.
«Придурок самонадеянный, – оценил боялина Драндулецкого дембель. – На что надеялся? Прорваться в ставку хана? Пробить кольцо и сбежать? Ничего не понимаю».
На самом деле Станислав хотел достичь именно ханского шатра. Чреда неудач подтолкнула боялина к совершенно мальчишеским поступкам. Сначала остался один, потом и вовсе погубил и себя, и своих дружинников.
Город быстро охватила паника. К воротам спешили в беспорядке бойцы из разных сотен. Командиры пытались навести порядок, однако накал всеобщей растерянности лишь возрастал.
– Наших бьют!.. За князя-батюшку!.. Куда лезешь, твою матушку!.. Ату басурманина! Ворог в городе!!!
Возле Егора появился Полкан Люлякин-Бабский.
– Где твои легендоградские?
– Где разместили, там и стоят, – ответил ефрейтор.
– Добро. – Боялин обратился к толпе: – Одумайтесь, черти! По местам! Ворота закрыли?
Его голос увяз в остальных звуках.
Тем временем дружина Драндулецкого дрогнула и побежала под защиту костяной стены. В потемках рассеяне смешивались со степняками, ржали раненые лошади, там и тут раздавался бешеный смех мангало-тартар.
– Ворота закрыли? – повторил Полкан и стал спускаться к толпе.
Емельянов-младший поспешил за боялином, но панически отступавшие люди Драндулецкого уже навалились на закрытые ворота и принялись молотить, мол, открывайте!
Кто-то стал поднимать засов, другие не давали, давка стала нестерпимой, и дембель с Люлякиным-Бабским завязли в плотной человеческой массе. Ворота с трудом открылись, и в расширяющуюся щель ринулись остатки двухтысячного войска, внося на себе обезумевших от крови кочевников.
У входа началась резня. Бегущие люди падали под ноги друг другу, увлекая товарищей под копыта степных лошадок.
– Ворог в городе! – теперь уже не врал истошный крик.
Егор продирался к воротам, а Полкан буквально висел у него на плече, упираясь:
– Стой! Себя погубишь! Иди за бойцами Василисы!
Кто-то стрелял в мангало-тартар, кто-то отчаянно рубился, не давая пройти дальше, большинство же неслось в глубь Тянитолкаева. Люлякин тянул ефрейтора к стене.
Парень понял, что это начало падения. Покидая площадь перед воротами, он, кажется, увидел высокого широкоплечего Уминай-багатура, разящего рассеян направо и налево.
Следующие часы слились для Егора в одну вязкую битву. Он отдал распоряжение легендоградской дружине выбить врага за ворота, но ордынцы хлынули на улицы Тянитолкаева, как вода. Вооруженные толпы стремительно растекались по направлению к княжьему терему. Ближе к центру мангало-тартары, сломившие сопротивление у ворот, схлестнулись с легендоградцами.
Емельянов-младший рубился неистово. То и дело он словно вгрызался в ряды степняков, оставляя позади основные силы. Долго драться со всеми сразу ефрейтор не мог, поэтому он дожидался своих на месте. Однажды Егор попробовал вернуться, но бойцы расценили это как сигнал к отступлению, дрогнули и сдали несколько отвоеванных шагов. Рядом с ним неизменно оставались лишь семь Симеоновичей. Новые хоробры демонстрировали необыкновенную сплоченность и отвагу.
Где-то справа держали оборону тянитолкаевцы во главе с князем. Две тысячи легендоградцев остались на стенах. И не зря. С рассветом кочевники не только усилили напор, входя в город через ворота. Собранные загодя осадные устройства заработали на полную мощность. Сначала катапульты метали камни, но на костяной твердыне не появилось ни царапинки. Потом в ход пошли башни с лестницами. Шедевры кидайской военной мысли катились на больших деревянных колесах, а на площадках стояли бойцы. Оборонявшиеся видели, что башни толкают пленные рассеяне. Пленными же прикрывались и передовые отряды степняков. Как противостоять такому заслону?
На стену явился Дон Жу Ан. Он достал флейту и вдохновенно заиграл. Мелодия была одновременно грустной и светлой. Кто-то из ратников подступил к кидайцу:
– Ты-то хоть душу не вынимай!
Но на критика зашикали. Люди видели, что бревна, из которых были сколочены осадные орудия, стали рассыпаться. Башни оседали прямо на ходу. Колеса подворачивались, приставные лестницы развязывались. Атакующие валились на головы кочевников.
Тандыр-хан получил доклад от тысяцких, ведь глазастые воины рассмотрели, кто играет на флейте. Взревел:
– Как?! Кидаец на чужой стороне?! А ведь обещал поднести мне эрэфийские города без боя. Убейте изменника!
В Дона Жу полетели стрелы, кидайца принялись закрывать щитами, но чуть-чуть опоздали – одна впилась под левую ключицу волшебника-музыканта. Его бережно снесли вниз и переправили ко дворцу. Там были входы в два секретных лаза. Через них женщины, старики и дети покидали Тянитолкаев. Длинные подземные ходы заканчивались севернее города, за холмом, заросшим деревьями. Здесь кочевников не было, и люди не останавливаясь брали курс на Мозгву.
А тем временем защитники сдавали врагу переулочек за переулочком. Степняки теряли сотни людей, но напирали с возрастающей мощью. Несколько осадных башен остались целы, и бои закипели на костяной стене, потом случилась жесточайшая сеча на втором, старом ограждении. Эрэфийцы проигрывали. К вечеру кольцо мангало-тартар сомкнулось вокруг княжьего дворца.
Внутри оказалось слишком мало бойцов. Несколько сотен ушли через тайные ходы вслед за мирным населением. Эвакуация продолжалась под прикрытием лучников из легендоградского резерва.
Последним к дворцу спешил Егор со своими семерыми помощниками. Если точнее, то они несли израненного богатыря на себе. Симеоновичам тоже немало досталось, но они всю битву провели как бы под защитой неистового ефрейтора. Емельянов младший повергал степняков в трепет, рубясь, словно машина смерти. В конце концов о «шайтан-багатуре» доложили темнику Уминаю. Он прибыл на улочку, где отступавший воронежец оставил после себя горы поверженных тел, но было поздно: парень обессилел и упал на руки семерых братьев.
Несмотря на то что лицо Егора заливала кровь, Уминай-багатур узнал побратима. Вороной жеребец темника рвался в погоню, но витязь укротил его нрав. Конечно, догнать маленький отряд, несущий богатыря, не составляло труда, значительно сложнее переступить через клятву.
Уминай проводил ефрейтора взглядом и поскакал в сторону большого дома, стоявшего недалеко от дворца. Там давал свой последний бой князь Световар. С ним оставалось десятка три дружинников.
Мангало-тартарский лук – величайшее оружие. Он сделан из нескольких частей, каждая из своей породы дерева, кости и рога, и все это намертво скреплено животным клеем. У лучшего темника Тандыр-хана был самый хороший лук, пробивающий кольчугу с двух сотен шагов.
Во всяком случае, кольчуга князя Световара хозяина не спасла.
Защитники дворца также скрылись в подземных туннелях, взорвав его специальным серым порошком, выданным им накануне Доном Жу.
Древний град, основанный легендарными полководцами, пал. Правда, Тандыр-хан, ждавший исхода сечи в шатре, испытал крайнее разочарование, узнав, что пленных практически не оказалось.
* * *Иван сидел на дне каменного колодца. Сверху, оттуда, где виднелся мутный круг отверстия, капала вода. Капли разбивались о холодный пол тюрьмы, и гулкий стук отдавался в больной голове парня.
На затылке запеклась кровь, а волосы свалялись в сухие сосульки. Коварный удар персиянского стража рассек кожу. Было холодно. Хотелось пить. Узник собрался в комок, и как-то даже потеплело.
– Где ж перо? – бормотал он. – Вроде бы они не отбирали…
Пошарив по груди и пузу, Емельянов-старший ничего не почувствовал. Потерял?
