Дмитрий Смирнов - Геракл без галстука
Увиденное настолько завело впечатлительного Пана, что он едва дождался, пока любовники вернутся в дом и разойдутся по своим спальням. Причем грот они покинули прямо как были, то есть в остатках одежды, натянутой на себя в начале шоу. Когда не знающий расположения комнат Пан ощупью в кромешной тьме пробирался по дому, он тщил себя надеждой, что в темноте Омфала может принять его за кого другого и быть оттого к нему благосклонна. Забравшись в спальню, он нащупал рядом с ложем шелковые одежды царицы и от мысли, что та спит сейчас в метре от него совершенно обнаженной, придя в небывалое возбуждение, нырнул под одеяло.
Где его ждало немалое разочарование. Вместо очаровательной ножки женщины мечты Пан нащупал волосатую ножищу, немногим уступающую по шерстистости его собственной. И эта нога отреагировала на нежное прикосновение трепетных Пановых ручек совсем не так, как ожидал ловелас. Ошибочно принятый любодеем за девицу Геракл так пнул охальника, что остановиться в своем полете тот сумел, лишь ударившись о стену, которую едва не пробил рожками.
На грохот сбежались слуги с факелами и сама Омфала, что характерно одетая. Обнаружив лежащего ниц Пана, собравшиеся пришли сначала в недоумение, а затем, когда разобрались что к чему, смеялись над незадачливым ходоком так, что Евгений Петросян от зависти наложил бы на себя руки. Приведенный в чувство и выставленный за ворота Пан с досады рассказал все дежурившим на выходе журналистам. И история, попав в СМИ, пошла кочевать по миру.
Вообще увидеть Пана в смущенном состоянии мало кому удавалось, поскольку в смущение, а чаще даже и в смятение окружающих приводил он сам. Обладая от рождения незлобивым нравом, он, тем не менее, был награжден природой еще и необыкновенным голосом, повысив который, мог повергнуть в ужас практически любого. Чем неоднократно пользовались в критических ситуациях олимпийские боги.
Пару раз Пан выручал из очень крупных неприятностей даже самого Зевса. Именно он спас руководителя Олимпа в единственный в истории момент, когда тот потерпел поражение в битве и был, можно сказать, на краю.
Жутчайшая тварь, прародитель всех драконов Земли — дракон Тифон, про которого плетут такие небылицы, что здравомыслящему человеку неловко даже их пересказывать, бросил вызов правителю мира. Огромный даже по эллинским, растянутым прочими чудовищами меркам, стоголовый, огнедышащий, с размахом крыльев в полторы версты, Тифон решил однажды, что пора уже серьезному парню занять пост номер один на этом свете, и форсированным маршем пошел на Олимп.
Когда боги узрели, какое чудище движется в их сторону, на Олимпе возникла паника, как в средневековом городе при приближении татаро-монголов. Небожители попрятались кто куда, постаравшись сделать все, чтобы их не узнали. Зевс превратился в барана, Аполлон — в ворона, Дионис — в козла, Гера — в корову, в общем, кто в кого. Даже Арес предпочел переждать военную годину в обличье вепря за поиском желудей, и лишь Афина сохранила хладнокровие. Именно она, дав пинка барану, привела Зевса в чувство и сподобила на борьбу с захватчиком.
Опамятовавшийся владыка схватил свой перун и принялся так неистово сажать молниями, что мог бы за минуту сжечь танковую дивизию. Не ожидавший столь горячего приема Тифон взвесил, что в настоящий момент лучше: быть поджаренным или отступить, — и выбрал последнее. Дракон скомандовал сам себе отход и полетел на отдых и перегруппировку в Сирию. Зевс же, решив, что врага необходимо добивать по горячим следам, взял в рюкзак еще и знаменитый Кроносов серп и помчался вдогонку за земноводным. И — попался.
Заняв оборону на заранее подготовленных позициях, Тифон без потерь переждал подготовительный артналет и во всеоружии встретил вражескую пехоту, идущую в атаку с серпами наперевес. Во внезапной контратаке дракон обездвижил противника, окрутив своими многочисленными хвостами. Вырвал серп и, не смея пустить Зевса в расход, довольствовался его нейтрализацией. Режущим бессмертную плоть серпом он ампутировал — хирург Пирогов! — у Зевса сухожилия на руках и ногах, в результате чего владыка мира был не в состоянии пошевелить даже пальцем. И оставил в некоей Коракийской пещере рассматривать наскальную живопись, сделанную на потолке пару тысяч лет назад пещерным человеком.
Сам же во второй раз полетел на оставшийся без защиты Олимп — устанавливать новый мировой порядок. Каким бы он был с драконом во главе, можно, очевидно, отдаленно представить, перечитав пьесу Евгения Шварца, но, по счастью, стать явью Тифоновым фантазиям было не суждено. На сцену выступил Пан, Гермесом мобилизованный и призванный.
Вход в пещеру, где лежал Зевс, уже успевший проникнуться ненавистью к пещерному художнику, изображавшему исключительно стрельбу из лука по бегущей мясной мишени разной крупности, охраняла дракониха со странным именем Дельфина. Науськанный хитрецом Гермесом Пан подкрался поближе к дамочке и рявкнул так, что та от страха чуть не родила целый дельфинарий. Во всяком случае, когда она опомнилась в десяти верстах от пещеры, Гермес уже прилаживал Зевсу искусственные имплантаты на место утраченных сухожилий.
Верный Пегас, нагруженный партией новых молний к перуну, уже бил копытом у входа, и Зевсова месть была страшна. Настигнув не чаявшего беды Тифона на подступах к Олимпу, он так распатронил несчастное змеехвостое, поливая его огнем с воздуха, что тот нашел спасение от раз за разом заходящего в пике штурмовика, лишь забившись в пещеру под некую гору Нису. Где и просидел, не смея высунуть носа, до самого восстания гигантов.
Победа над супостатом была отмечена, как подобает, попал в наградные списки и Пан. Ему, как особо отличившемуся в боевой операции, было пожизненно даровано право беспрепятственно терроризировать население своими сексуальными набегами. А слово «паника» вошло в обиходный словарь всех народов мира и понятно без перевода, так же как «спутник», «большевик» или «перестройка». Однако несправедливо полагать, что на службе у Омфалы Геракл совершал исключительно постельные подвиги. За этот год он, разгоняя застоявшуюся кровь, истребил всех водившихся в Малой Азии и угрожавших владениям своей сюзеренши разбойников. В радиусе пятидесяти миль не осталось ни одного разбойного логова даже для визитов туристов. Хотя перепадало от героя не только тем, кто с ножом и топором осмеливался выходить на большую дорогу или маленькую горную тропинку. Насаждая в округе диктатуру закона, как он сам ее понимал, Геракл не взирал на лица. И порой солоно приходилось даже весьма высокопоставленным субъектам.
Так, в одном из лидийских поселений глава местного самоуправления по имени Силей додумался, как решить проблему нехватки рабочих рук в хозяйстве. Он взял за правило эксплуатировать на своих виноградниках проходящих чужестранцев до тех пор, пока родственники не пришлют за несчастного выкуп.
Практика, получившая распространение в последующие годы и не до конца изжитая еще и в наши дни, особенно в труднодоступных горных районах. Причем сами горцы трактуют это исключительно как заботу непосредственно о чужестранце, поскольку, по их мнению, в горах один он все равно пропадет, не найдя дороги домой, а так у него хоть крыша над головой имеется. Единственно, чем можно утешиться в данном случае, так это тем, что, в отличие от Герострата, имя человека, изобретшего такой подлый обычай, было прочно забыто в веках.
К сожалению, Геракл не дожил до наших дней, чтобы объяснить плюнувшим на традиции гостеприимства жителям третьего тысячелетия то, что сумел втолковать вышеупомянутому Силею. Когда, не опознав героя, слуги этого поселянина попытались привлечь и его к принудительной работе на виноградниках, Геракла возмутило даже не столько неуважительное отношение к собственной персоне, сколько такой подход к туристам. Исходив во все концы чуть ли не три континента, он серьезно переживал, когда видел притеснения путешественникам со стороны властей. И не стеснялся выражать свое отношение публично.
Тупоголовые слуги отделались оплеухами, а их хозяин был публично выпорот виноградной лозой на площади перед сельсоветом. После чего все виноградники в округе были под руководством Геракла вырублены в назидание потомкам неблагородного сельского джентльмена. Лишившись рабочих рук и области их приложения, Силей был вынужден переквалифицироваться из плантаторов в управдомы и остаток жизни провел, управляя музеем Геракла, созданным в бывшем сельском совете.
Во время одной из прогулок по владениям Омфалы Гераклу довелось столкнуться с первыми в мировой истории шоуменами, или, как их называли сами греки, керкопами. Два брата-лилипута по имени Ол и Эврибат начинали свою карьеру, выступая в бродячем цирке-шапито. Номер керкопов заключался в том, что они выходили на арену и по ролям рассказывали похабные анекдоты, а затем почтеннейшая публика должна была определить, кто из этих двоих играл лучше.
