Дмитрий Смирнов - Геракл без галстука
Видимо, амбициозный спортсмен победил в Эврите и отца, и политика, и здравомыслящего человека. И тот сначала отказался подписать протокол соревнований, а затем на праздничном банкете во всеуслышание заявил, что отказывается отдать за Геракла честно заслуженную им Иолу. Что было просто необъяснимо. Приобрести в зятья такого героя было все равно, как получить в подарок Шестой стратегический флот США. После этого можно было напрочь позабыть о тонкостях внешней политики и заниматься исключительно составлением нот об объявлении войны соседям.
Эврита не иначе как заклинило, и, выпив для храбрости, он понес такую околесицу, после которой и менее вспыльчивый человек, чем Геракл, наломал бы из царского трона дров. В частности, Эврит поставил под сомнение результаты турнира, заявив, что Геракл пользовался заговоренными, радиоуправляемыми стрелами, поскольку ни один человек не способен стрелять так метко. Но и на этом разошедшийся мини-император не остановился, а заявил еще, что человек, бывший рабом у Эврисфея, даже смотреть на благородную девицу права не имеет, не говоря уже о предложении руки и сердца. В общем, перегнул палку раза четыре.
Гости начали жаться к стенам, прикидывая: через дверь или же через окно лучше выбираться из помещения. Оскорбленный Геракл поднялся с места. И тут случилось еще одно чудо. Человек, никому не прощавший оскорблений, повел себя как сущий Владимир Дубровский, не желающий ничем печалить покой возлюбленной Маши, хотя ее папенька явно напрашивался на неприятности. Только и сказал: «Попомнишь еще, Эврит!» — и покинул дворец.
— А! Вы видели, видели? Он мне угрожал! — закричал Эврит, но наутро пришел в ужас от осознания того, на краю какой пропасти он балансировал.
Проявивший же внезапно вселенское миролюбие Геракл вернулся в Фивы, где достал с полки специально заведенную синюю тетрадь для записи нанесенных ему тяжелых обид. Куда после Авгия с Лаомедонтом оказался занесен и Эврит. После этого тетрадка вернулась на место дожидаться своего часа, а герой, плюнув на матримониальные намерения, продолжил отгуливать дембель.
И каждый вечер в местных ресторанах: «для нашего друга, вернувшегося с севера Греции», лабали написанную по заказу героя «Дембельскую отвальную»:
Уезжают в родные края,
Дембеля, дембеля, дембеля!
И куда ни взгляни в эти майские дни,
Всюду пьяные ходят они.
На куплете про то, что «ничего не щадя, все пропьют до рубля дембеля, дембеля, дембеля», утомленный разгулом Геракл обычно засыпал.
Может быть, все и кончилось бы миром, если бы не случай. Как раз в это время неподалеку от владений Эврита гастролировал небезызвестный Автолик, в очередной раз испытывая на прочность свой творческий метод «новый лох лучше старых трех». Король скотокрадов наведался и к Эвриту, изъяв со скотного двора скряги дюжину лошадей и дюжину мулов.
С чего вдруг склочному эхалийцу пришло в голову, что его обчистил Геракл, непонятно, но в ответ на вопрос полисмена: «Вы кого-нибудь подозреваете?» — он убежденно ответил:
— Геракла, товарищ полковник! Он мне грозился, вот и отомстил. Как Гериону!
Вздорная идея Эврита не нашла подтверждения даже в его собственной семье. Трое старших сыновей, которым уже приходили в голову мысли о том, каким образом папа расписал наследство, полностью поддержали родителя. Младшенький же Ифит, в силу возраста еще не задумывавшийся, как он будет жить завтра, поднял выдвинутое папашей обвинение на смех.
Романтический ореол героя не позволял Ифиту заподозрить Геракла в таком прозаическом поступке, как кража скота. Что он в запальчивости и взялся доказать, разыскав настоящего вора.
— Давай-давай! — подбодрил его папаша, — Потом книжку напишешь. «Ифит Эвритович. Следствие ведет дилетант».
Конечно, вывести начистую воду Автолика юноше было не по зубам, но зато и упорства ему одалживать не приходилось. Месяц он рыскал по округе без толку, но с энтузиазмом, и, в конце концов, пришел к незамысловатому выводу, что должен сам взглянуть подозреваемому в глаза. И уж по глазам, считал самозваный Мегрэ, он точно сможет определить, напраслину возводит на человека папенька или нет.
Вообще, скотный инцидент был не первым, случаем, в котором Ифит входил в противоречие с предком. Еще когда Эврит отказался признать легитимными результаты турнира лучников, младшенький упрямец высказывался, что это не по чести, хоть никто его и не спрашивал. Потому на фоне всего остального семейства этот парень был Гераклу чуть ли не другом. И полагал, что на дружеских правах имеет право задавать неудобные вопросы.
Отыскав Геракла в Фивах, психологический Ифит не стал с порога сообщать о цели своего визита, а, наоборот, попытался замылить хозяину глаза и не напоминать до поры о глупом обвинении, порочащем честь и достоинство гражданина. И лишь выйдя под вечер развеяться, вернулся к больному вопросу. Удобный для лобовой атаки момент, по мнению сыщика, наступил, когда он с подозреваемым поднялся на фиванскую крепостную стену полюбоваться окрестностями.
— Так, значит, как я вижу, не желаем сознаваться? — глядя в лицо собеседнику, спросил Ифит. — Будем и дальше ваньку валять или помаленьку начнем снимать камень с души? Говори, куда дел угнанный скот?!
По замыслу следствия, если бы Геракл в ответ на это сжался и закричал: «Нет, нет, ничего я не брал!» — он был бы невиновен. Если бы вздрогнул и опустил взгляд, то подозрения Эврита оказались бы справедливы. Но герой избрал не совсем тот путь, на какой рассчитывал дознаватель. Вздохнув и со словами: «Ах ты. гаденыш!» — подняв Ифита над головой, он швырнул восходящее светило криминалистики вниз со стены. Оправдательный или обвинительный приговор означал этот поступок с точки зрения новой следственной системы, узнать уже не удалось.
Потом говорили, что ищущее смирения сердце Геракла не выдержало предательства друга, что он находился в состоянии аффекта, что коварная Гера вновь помутила разум бедняги. Все соглашались, но работники суда, незадолго до этого лишившие героя уз брака, вновь проявили к нему профессиональный интерес. Причем этот интерес грозил ему новыми узами, что совсем не входило в планы героя.
Признавая свою вину, он, тем не менее, утверждал, что на ужасное преступление его толкнула Гера, потому и наказание за него должен выносить вышний суд. Дубина и лук со смертоносными стрелами подтверждали слова хозяина, и Геракл, как и двенадцать лет назад, отбыл в Дельфы, чтобы там, через пифию узнать волю богов. Никто из представителей фиванской юриспруденции не возражал.
Обратиться повторно к пифии после той пакости, которую она учинила двенадцать лет назад, было весьма смелым шагом. Но, с другой стороны, приговор суда присяжных тоже ничего хорошего не сулил, а устраивать кассационную свару Гераклу было сподручней все же с космополитичной пифией, чем с жителями родного города. Кроме того, герой за минувшие годы уже успел поднабраться кое-какого житейского опыта и надеялся не дать так легко обвести себя вокруг пальца, как в прошлый раз.
В день прибытия героя в Дельфы в будке для предсказаний дежурила пифия Ксеноклея. Геракл не стал затягивать процедуру жертвоприношениями, молитвами и всякими прочими излишествами и, указав стоящим в очереди на вывеску: «Герои Греции обслуживаются вне очереди», сразу сунулся в окошко.
— Двенадцать лет на службе у Эврисфея, оплата в кассу, — сухо сказала привыкшая не церемониться с посетителями пифия и захлопнула окошко.
— Э-э-э, ну ты, Нитроклея! — возмутился Геракл. — Куда ты смотришь? Это старый приговор, я его уже отмотал. Новый смотри, ворона!
— Двенадцать лет у Эврисфея. Другой информации в компьютере нет. — Пифия снова захлопнула створку, для надежности защелкнув ее на шпингалет, о чем, вероятно, тут же пожалела. Створка, вырвав с корнем и шпингалет, и петли, просвистела у нее над головой, а в образовавшееся отверстие медведем полез разъяренный Геракл.
В кратких, но энергичных словах он объяснил испуганной служительнице культа, что по милости таких, как она, уже оттрубил от звонка до звонка свою дюжину и больше издеваться над собой не позволит. Что если она сейчас же не даст нормального волеизъявления богов, то он разворотит к чертовой матери все это прорицательское гнездо и на его месте организует свое. С предсказаниями не для лохов, а для нормальных пацанов. Что терпеть заносчивость и хамство всякой чиновничьей сволочи больше не намерен. В общем, сделал то, что мечтает сделать любой россиянин, стоя в очереди в паспортном столе (районной поликлинике, МОТОТРЭР ГИБДД, приемной начальника управы).
Тут надо заметить, что на службе прорицательницы восседали на специальном треножнике. Он являлся для пифии в своем роде таким же рабочим местом, как для конторского клерка стол с компьютером или для овощного азербайджанца прилавок с весами. Одни говорили, что треножник был сверху заточен на конус, что не давало девице расслабиться на рабочем месте и повышало тем самым производительность труда на тридцать процентов. Другие утверждали: это просто был такой высокий стул, вроде тех, что сейчас можно найти у любой барной стойки.
