Александра Руда - Ола и Отто. Грани
— А почему ты молчал, когда я вещи собирала? Тебе было все равно?
— Нет, — ответил Ирга. — Мне было больно и страшно. Но я не хотел открывать рот — боялся, что могу сказать такое, после чего ты уже никогда не вернешься.
Я подошла и прижалась к мужу, обхватив его руками крепко-крепко.
— Ладно, — пробурчала я. — Буду тебе готовить твой суп по утрам. Но только не каждый день. Два раза в неделю устроит? Исключительно из-за моей большой любви к тебе.
Игра положил подбородок мне на макушку и тоже обнял, погладив по спине.
— Мир?
— Мир.
— Тьфу, я-то думал, они тут ругаются, а они такие сладкие, что хоть в чай клади! — произнес за нашими спинами Отто. — Я вам булочек свежих принес, подумал, захотите есть после ссоры. Это дело энергозатратное.
Мы сидели втроем, разглядывая через обрушившуюся стену наш двор, заросший кустарником.
— Ребенка вам надо завести, — наконец сказал полугном. — Тогда времени не будет ругаться по пустякам.
— Сначала тебя женим, — заявила я.
— Ни за что! — ответил мой лучший друг. — Чтобы я тоже вел себя как идиот? Нет, давай лучше работать. У нас заказов много, запаздываем со сроками сдачи.
— Я жду тебя дома, — сказал Ирга, легко подхватывая мои сумки с вещами.
— Конечно, — улыбнулась я. — Я люблю тебя.
— Работать! — приказал Отто. — Нас ждут великие дела.
— Кто бы сомневался, — пробурчала я, берясь за инструменты.
Эпилог первый,
РОМАНТИЧЕСКИЙ
Ирга пришел сегодня с работы пораньше, когда за окном еще не рассвело. Ола спала поперек кровати, закутавшись в одеяло так, что торчали только макушка и голые пятки. Подавив желание пощекотать жену, некромант тихонько стал готовить праздничный завтрак.
Сегодня был особый день.
Ола проснулась, как только вкусно запахло.
— О, — сказала она, протирая сонные глаза, — ты сегодня рано.
— Ведь сегодня особый день, — ласково произнес Ирга.
— Да? — Ола прошлепала к шкафу и принялась рыться в поисках одежды. — Здорово.
Ирга отметил, что сегодня она спала в его лучшей парадной рубашке — черной, с большими жемчужными пуговицами. Кстати…
— Ола, а где пуговицы?
— Какие пуговицы? А-а, с рубашки! Я их отпорола, они спать мешали.
— Сегодня, в этот важный день, я не буду сердиться. Но завтра мы поговорим о твоих ночных рубашках, — предупредил некромант.
— Я их найти не могу, — зевнула Ола. — Подожди… Как ты сказал? Важный день? О!!!
«Неужели она вспомнила?» — обрадовался Ирга.
Продолжая стонать, Ола быстро натянула на себя первую попавшуюся одежду, небрежно скрутила взлохмаченные волосы узлом, мазнула мужа по щеке губами и, крикнув «Пока!», с грохотом помчалась по лестнице.
Ирга подождал час. Жена не возвращалась.
Прождал два. Никого.
Он съел остывший праздничный завтрак и улегся спать. На душе было тоскливо.
Ола заявилась тогда, когда Ирга уже собирался на работу. Раннее лето — горячая пора для некромантов. Она подошла к столу, еле волоча ноги. Некромант демонстративно молчал.
— Устала, — пожаловалась она. — Выжата как лимон. Есть хочу.
Ирга молча пододвинул к ней свою миску с только что разогретым борщом.
— Спасибо, что предупредил об особом дне, — сказала Ола. — Завтра Отто приводит заказчиков за партией товара, а я про артефакты забыла напрочь. Положила на полочку в уголок, чтобы не забыть, и забыла! Эй, Ирга, что ты так на меня смотришь? Обиделся? На что?
— Сегодня, — еле сдерживая негодование, сообщил некромант, — годовщина дня, когда я впервые признался тебе в любви.
— Серьезно? — спросила Ола с набитым ртом.
— В том году ты тоже про него забыла.
— Ирга, извини. Но ты просто на меня обиделся, а Отто бы съел живьем.
— Ах, значит, просто обиделся? — Не в силах сдержаться, Ирга вскочил со стула и вышел из квартиры, хлопнув дверьми со всей силы.
…Он сидел на могиле, глядя, как двое помощников с усердием разрывают соседнюю. Эти два идиота к его приходу копали совсем не то захоронение, которое было нужно, и Ирга с удовольствием сорвал на них свое раздражение.
Вдруг на его плечо опустилась рука, ледышкой прикоснувшись к шее. Некромант с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть, напомнив себе, что он ничего не боится на кладбищах.
— Ну Ирга, — проныл голос, — ну прости меня!
— Одеваться нужно, ночью холодно, — сердито сказал Ирга, оборачиваясь.
Ола стояла рядом с таким покаянным видом, что его сердце заныло. Он никогда не мог долго сердиться, когда она вот так смотрела на него своими глазищами, наморщив нос и надув губки.
— Ирга, ты ведь мне в любви ночью признался, — умоляюще сказала Ола, — так что я ничего не забыла. Ведь у нас особая ночь!
Некромант вздохнул.
— Я тебе ужин принесла, — совсем уж жалким голосом сказала Ола, — ведь ты не поел.
Ирга молча похлопал себя по колену, снимая куртку.
Его любимая, но иногда несносная жена ловко устроилась у него на коленях, положив голову ему на плечо. Ирга укутал ее курткой, и через несколько минут она уже сладко сопела.
Некромант осторожно убрал с ее лица прядь волос.
Он до сих пор любил ее так же сильно, как и в день свадьбы.
Эпилог второй,
ОСОБО СЕКРЕТНЫЙ
Я пришел в мастерскую в прекрасном расположении духа. Что может быть лучше, чем встать, превосходно выспавшись, плотно позавтракать и приступить к любимой работе?
Ола поджидала меня, лежа на лавке в мастерской. Конечно, я всегда рад встрече с моей лучшей подругой и деловым партнером, но, судя по унылому выражению ее лица, ничего хорошего этим утром больше не случится.
— Доброе утро, — поздоровался я.
— Недоброе, — пробормотала Ола, рассматривая трещины на потолке.
— Погода сегодня превосходная, — бодро сказал я, пытаясь придумать какую-нибудь тему, которая бы не привела к тягостному обсуждению очередной размолвки между Олой и Иргой.
Однако отстрочить неизбежное не удалось.
— Отто, вот скажи, я что, и правда безрукая? — горестно вопросила Ола.
— Ирга такого сказать не мог, — заметил я. С моей точки зрения, некромант совершенно зря до сих пор носится с Олой, как с куском горного хрусталя. Нет, моя будущая жена определенно будет другой! Доброй, хозяйственной и покорной.
— А он и не сказал, — проныла Ола. — Он вообще ничего с утра не успел сказать! Я ушла до его прихода!
— Ого! — удивился я. Насколько я разбирался в перипетиях их отношений, Ирга, приходя утром с работы, всегда приносил своей жене свежие булочки. То, что Ола ушла из дома еще до его прихода, было необычно.
— Я хотела его порадовать, — сообщила подруга. — И решила приготовить пончики.
— О, пончики! — обрадовался я. — Это же здорово!
— Вот, в коробке на столе, — махнула рукой Ола.
Я открыл коробку и не смог сдержать возгласа удивления.
— Что это? — Моему взгляду предстали скрученные фигурки из теста, ни одна из которых не повторяла форму другой. — Пончики, кажется, круглые… С дыркой посередине.
— Вот именно, — тускло сказала Ола. — Круглые. С дыркой. А у меня что получилось?
— Узорчики? — предположил я. Выглядело угощение совершенно неаппетитно.
Ола издала звук, подозрительно напоминающий всхлип.
— Да ладно тебе! — Сколько лет с ней дружу, но до сих пор не переношу ее искренние слезы. — Скажешь, что так и было задумано. Ирга будет рад.
— Ты попробуй, — предложила Ола.
Из-под выбившейся пряди волос на меня смотрели умоляющие глаза.
Нервно сглотнув — ее кулинарных экспериментов я напробовался еще во время совместной жизни, — я осторожно подцепил псевдопончик и понюхал. Пахло вкусно, несмотря на ужасный внешний вид. На вкус это было… твердо.
— Кажется, ты их пережарила, — сказал я, усиленно работая челюстями. Пончик во рту отчаянно боролся за свою целостность.
— Ы-ы-ы, — проскулила Ола, глядя на мое выражение лица.
— Вареная гречка у тебя хорошо получается, — попробовал я ее утешить. — И вообще, вы уже больше года женаты, а Ирга еще с голоду не умер. Значит, все в порядке.
— Я думаю, — уныло сказала подруга, — что ему надоели каши-супы-салаты, которые я готовлю. Вчера он долго рассказывал про свою сотрудницу, которая каждый день печет что-то вкусненькое и приносит на работу, всех угощает. И знаешь, как он о ней говорил?
— И как? — обреченно спросил я.
— Восхищенно! Понял? Он ею искренне восхищается! И я подумала: ну неужели я даже пончиков не смогу любимому мужу приготовить? И не смогла!
— Давай мы их в сиропе размочим? — предложил я. Раскисший во рту пончик оказался весьма и весьма вкусным.
— Попробуй, — прошелестела Ола, по своей любимой привычке погружаясь в черную меланхолию.