А. Котенко - Каникулы на халяву или реалити-шоу для Дурака
Только одна женщина на свете, любящая мама, могла понять, что ничего не хорошо, что мальчика ее что-то очень сильно волнует. Кия взяла в руки рамки с картинками, что лежали на столике. С них на митаннийскую принцессу смотрел сын, такой, какой он есть, веселый, задорный, с лучезарной улыбкой на лице, такой, каким она его больше всего и любила. А сейчас рядом с ней, закутавшись в покрывало, лежал обиженный бука, которому никто и ничего не нужно. А еще на одной из картинок, рядом с Тутанхамоном была не менее счастливая девушка с золотистыми волосами. Тут и думать не надо, все ясно без слов.
'Красивая, - тихо сказала мать, проведя пальцем по изображению Маши, - Тутен, она тебе нравится?' Ответа не последовало. Тутанхамон лежал, уткнувшись носом в маленькую подушку, и ничего не говорил. Мать погладила сына по затылку. Не хочешь отвечать - не надо, сама вижу, что ты влюбился.
'Когда она узнала, что я фараон, - буркнул он, - она перестала со мной разговаривать. Отворачивается, обманщиком называет, а я лишь хотел, чтобы она любила меня, а не мое золото. Понимаешь, мама?'
Тутанхамон резко сел на кровати, схватив мать за руки: 'Я молод и красив, богат, известен, в меня не влюбляются только бессердечные. Стоит мне выйти на улицу, так охрана моя не от убийц защищает, а от этих сумасшедших девочек, которые стремятся вылезти в первый ряд и затоптать почтенных номархов. Я и в паланкине шторы не открываю, а то девушки собьют с ног моих рабов, чтоб только поглазеть на очаровательного молодого правителя и напроситься в наложницы. Но стоит мне пройти по Уасету в костюме простолюдина, так ни одна из этих влюбленных на меня внимания не обращает. Мама, я так несчастен'.
В его глазах было столько трагизма и отчаяния, безнадежности и усталости от всего-всего-всего. Тутанхамон уже не желал прекращать: 'Мама, Маш-шу полюбила не мое золото, не мой титул, она полюбила меня таким, какой я есть. Когда мы первый раз повстречались, она приняла меня просто за случайного прохожего, который гуляет по ночному городу. Она и не подозревала, кем я рожден. Иногда, правда, я ловил ее пристальный взгляд, когда она рассматривала мой профиль. Но она любила человека, а не его имущество. Понимаешь, мама? И я не стал говорить ей, кто я на самом деле, потому что ей было не так важно. А теперь она думает, что я обманул ее, сестру уважаемого посла государства Раша![40]'
Он от досады сжал кулаки. Так хотелось плакать, но фараон сдержался и удостоил добрую понимающую маму несчастным взглядом. Она всегда умела выслушать. Кия обняла его за плечи и, прижав сына к груди, погладив его по голове, сказала: 'Тутен, если она тебя любит, то она обязательно вернется'.
'И я сразу же на ней женюсь', - пообещал Тутанхамон.
'Обязательно', - шепнула Кия.
После она ушла, пожелав сыну спокойной ночи. Кто знал, что утром фараона похитят?
Солнце роняло на землю последние лучи, когда две странницы подошли к храму Богини Таурет: на них были широкие белые балахоны, через плечо у каждой свисало по мешку с вещами. Одежды девушек и их прически выглядели настолько похожими, что иначе, как сестрами, назвать их было невозможно. Та, что повыше, наверное, старшая, с волосами до плеч и платком, повязанным вокруг головы словно бандана, стояла и смотрела в небо и на верхушки лотосообразных колонн. Младшая же, или просто та, что пониже, вскинув руки к небу, упала на колени. В отличие от старшей сестры, она предпочитала носить лохматую челку, немного не сочетавшуюся с остальными ровно подстриженными заплетенными в полсотни косичек длинными волосами. Такие прически не только кеметские девушки не носили, но и о них помыслить не могли. Челка лезла в глаза, так что странница поддерживала ее интересным ободком с розовой прозрачной пластиной спереди. Вообще, это был далеко не ободок, а банальные розовые очки от солнца, исторический парадокс.
– О, Исида, - шепотом молилась младшенькая, - прости мои грехи, ибо обманываю я Богов, иду в храм ради спасения любимого человека. О, Хатор, не прогневайся на меня. О, Нут, отплачу я тебе достойной жертвой. О, Таурет, ты всегда защищала меня, помоги и в этот раз, да буду восхвалять я вас, о, Прекрасные Богини, всю свою жизнь.
Девушка прикоснулась лбом к земле, а потом встала и опустила очки на глаза. Интересно, откуда у нее взялся такой парадоксальный артефакт.
– Чук, - толкнула прочитавшая молитву свою сестру, - помолись, чтоб Богини не разгневались на тебя за присутствие на их Священной территории, и пойдем.
Девушка по имени Чук было запротивилась, но сестренка искусно сделала подсечку, и та свалилась на колени, ударившись лбом о песчаную землю.
– О, Исида, - взмолилась она, - я так хочу с тобой когда-нибудь познакомиться…
Сестра впала в ступор от такого говора Чук.
– О, Хатор, - продолжала сестричка, - дай мне хату на Рублевском шоссе! О, Нэт, 100-мегабитную локальную сеть с безлимитным тарифом, пожалуйста! А ты, Туалет, подскажи, как пройти к главному артефакту храма, золотому унитазу! Аминь!
Младшая сестра, сжав кулаки, тряслась от гнева.
– Я что-то не то сказала, Гек? - наивно улыбнулась старшенькая.
Гек, то есть та, что пониже, от таких слов разозлилась еще больше. Она прищурилась, придумывая страшную кару старшей сестренке за то, что та не может выучить даже простой молитвы кеметским богиням.
– Ладно, пошли, сама говоришь, такое не лечится! - махнула рукой она.
– Новые русские бабки из смешной передачи долларами бы за наш диалог заплатили!
– Чтооо?
– Забей, потом объясню.
У входа в помещения храма стояла Неферхатор. Дверь, у которой она встретила странниц, была настолько гигантской, что Чук уронила челюсть, любуясь чудом кеметской архитектуры.
– Здравствуйте, госпожа Неферхатор, настоятельница храма, - поклонилась Гек, дергая сестричку за край балахона, чтобы та сделала то же самое.
И Чук рада стараться:
– О, здравья желаю, почтенная Нефертрактор, - скрипучим голосом сказала она.
Создавалось впечатление, что она стремилась говорить на более высоких тонах, нежели было заложено в ее голосовые связки природой.
– Мы странницы Чук и Гек, - продолжала она, - мы идем из Слонопотамии в Кению, сами не знаем, зачем… Вроде бы, за алмазами.
– О, Исида, - взвизгнула Гек, тоненьким голоском, - Чук, когда ты запомнишь, что из Месопотамии мы идем в страну Пунт за драгоценными камнями. Но так как ночь застала нас в славном городе Уасет, то мы пришли в храм просить у почтенной Неферхатор ночлега.
После окончания речи Гек так глянула на сестренку, что если та и хотела чего-то добавить, то уже передумала. Судя по всему, старшую ждала нехилая взбучка от младшей, останься они наедине.
Неферхатор испытующим взглядом смотрела то на одну девушку, то на другую. Что-то в них было не то, но жрица не могла понять, что именно. Вроде, и лица добрые, и фигуры женские, и одежда как у самых настоящих странниц: длинные платья да серые сапоги. А Гек - само очерование, особенно когда она искоса поглядывает в сторону, перебирая пальцами по золотому украшению на шее. 'Не смотрела она бабок по телеку', - подумала Чук, но говорить такое вслух не отважилась.
К жрице вышли две девушки. Они просто гуляли по храму и решили посидеть в саду на ночь глядя. Та, что была повыше, в красном наряде жрицы, накинула на плечи белую полупрозрачную материю. А низенькая, блондинка в роскошном белом платье, всё время озиралась, будто она недавно в этом храме и многого еще не рассмотрела.
– О, милые мои, Майати, Маш-шу, - повернулась Неферхатор к послушницам, - познакомьтесь, это странницы из Месопотамии, Чук и Гек, или Гек и Чук, я не запомнила.
– Мы сами иногда свои имена путаем, правда, Чук? - рассмеялась… Чук.
– Я Гек, а Чук - это ты!
Ну, настоящие сестры, ничего не скажешь, ссорятся, когда на них все смотрят.
Майати, та, что была с накидкой, поклонилась гостьям, и раздался чудесный звон от ее сережек, а Маш-шу отвернулась, закрыв лицо руками. Неферхатор с посушницей удивленно посмотрели на то, как девушка, скорчившись, села на корточки у стенки. Плечи её нервно тряслись.
– Что с тобой? - спросила Майати, подойдя к ней сзади и положив руку ей на плечо. - Ничего смешного не вижу.
– Точно, - вмиг став серьезной, сказала московская студентка.
Интонации ее новой знакомой всегда были грубыми. Маша встала и хотела убежать, но ее спутница прищелкнула пальцами, и девушка остановилась.
– Неферхатор, - властным голосом сказала жрица, - странная она какая-то, да истеричная.
Чук и Гек переглянулись и подмигнули друг другу.
– Майати, милая моя, проводи наших гостей в покои, накорми ужином, и пусть отдыхают до утра.
В знак согласия она поклонилась и вышла вперед к гостьям. Девушка по имени Чук отшатнулась, стиснув зубы, увидев свою провожатую, как будто они раньше встречались. Майати тоже не отводила глаз от лица таинственной странницы из Месопотамии по тем же причинам.
