Любен Дилов - Неоконченный роман одной студентки
— Вам было сказано, что мы не должны разговаривать с вами? Пойдемте со мной!
Кирилл не пошел за ним. Хотел было обнять плачущую Циану за плечи, но она не позволила ему дотронуться до нее, и от этого он снова вспыхнул:
— Я всем расскажу, какие злые и невоспитанные люди наши потомки!
Потомок-начальник усмехнулся, бросив через плечо:
— Вряд ли вам кто поверит, что вы были у нас. Кроме того, мы сотрем в вашей памяти кое-что. Ладно, идите со мной!
— Но ведь это чудовищно, это фашизм! Мы с Цианой любим друг друга, и если вы так относитесь ко мне, отдайте мне ее в мое время! — Конечно, это была очередная глупость с его стороны. Сознавая унизительность своего положения, Кирилл выкрикнул фальцетом: — Я не позволю…
— Мы и в ее памяти сотрем все это сумасбродство…
— Послушайте, молодой человек! Вы, по-видимому…
Со стороны машины послышался веселый смех. Это был инженер.
— Профессор, вероятно, вдвое старше вас.
Профессор строго погрозил в его сторону пальцем:
— Вот так и происходит недопустимый обмен информацией! Теперь ему известно, что мы…
Инженер сильно смутился.
— Но ведь вы же сотрете в его памяти излишнюю информацию!
— Я вам говорю это, чтобы вы оба поняли, сколь деликатен вопрос общения с другими временами и обществами. Циана, не покажешь ли ты нам, наконец, чему ты все-таки научилась у меня?
— Будь благоразумным, — подошла она к Кириллу, продолжая всхлипывать. — То, что ты хочешь, несерьезно. Ведь до сих пор ты считал создание темпоральных машин невозможным, правда? Невозможны были и полеты во времени. Так должно оставаться и впредь, иначе тебя будут ужасно мучить вещи, которые всем вокруг будут казаться невероятными и смешными. Ты просто можешь заболеть, пойми… — видимо, она едва сдержалась, чтобы не сказать «сойдешь с ума», но он и без того уже представил себе, как знакомит друзей со своей молодой супругой: «Она из двадцать четвертого века. Мы на машине времени…» Наверняка их обоих упекут в сумасшедший дом!
— Не сердись, милый! Я же тебе еще там говорила, что мир жесток, и самое жестокое в нем — время. Дай я поцелую тебя на прощанье!
Кирилл болезненно отметил про себя, что и через столько веков будут входу те же банальности: с такими же «утешениями» ушла от него жена, вернувшись из Африки, где она работала два года. Однако Циана прикрикнула на него:
— Открой рот!
— Циана! — крикнул ей профессор, но она уже достала из кармана маленький флакончик и, пока до Кирилла дошло, для чего нужно было открыть рот, прыснула ему в рот и в лицо прохладно-ароматной, вероятно, дезинфицирующей жидкостью.
Потом она подарила ему долгий поцелуй и снова прыснула из флакончика ему на губы.
— Теперь иди за ним!
Профессор засмеялся добродушно-иронически.
— Все по правилам, но это не компенсирует других ошибок.
А там, у реки, Циана забыла о своем флакончике — вспомнил Кирилл Монев, и от этого она стала ему еще милее. Он хотел было вернуть ей поцелуй, как это делается в его время, но девушка выскользнула из его рук и, снова всхлипывая и шмыгая носом, пошла к проклятой машине. Из люка на нее ревниво смотрел другой инженер.
Кирилл соблаговолил, наконец, пойти за профессором по той простой причине, что иного выбора не было. Здесь он никому не был нужен.
— Почему вы не хотите со мной разговаривать, если все равно будете стирать мою память?
— Потому что моя не будет корригироваться.
— Неужели я вам совсем не интересен? — горестно недоумевал человек из двадцатого века.
— Мы располагаем достаточной информацией о вашем времени.
— Прошу вас, не будьте несправедливы к девушке. Во всем виноват я, потому что…
— Ну вот, вы продолжаете вмешиваться в нашу эпоху, — засмеялся профессор и пригласил его войти в роскошную кабину институтского метро, чтобы отвезти его в специализированную психологическую лабораторию…
3Кирилл Монев проснулся на берегу реки, в своем любимом месте над омутом. Ему казалось, что он дремал под вербой минут десять, не больше. Не найдя ни удочек, ни рюкзака, он яростно обругал на чем свет стоит проклятых воришек. Да и как тут было не ругаться: годами собирал он рыбацкое снаряжение, покупая все самое лучшее, а ведь на зарплату инженера не разгуляешься, не скоро обзаведешься новыми.
Увидев его таким расстроенным, хозяйка, женщина не первой молодости, но еще не терявшая надежды приютить кого-нибудь в своих объятиях, встретила Кирилла с возродившейся в ней надеждой. Как и большинство женщин, она терпеть не могла рыбного запаха, но во имя великой надежды готова была даже есть рыбу, а потому шумно выражала свою солидарность с ним, ругая воров на чем свет стоит, не забыв между прочим спросить, почему он сегодня не на работе.
Так Кирилл Монев узнал, что сегодня четверг, а открыв шкаф, чтобы убрать свою рыбацкую одежду, увидел там и удочки, и свой ранец. Это было еще одним подтверждением того, что сегодня не воскресенье. Подтвердили это и двое его друзей, которым он позвонил по телефону. Тогда зачем он пошел на реку? И когда? С днями еще куда ни шло — перепутал, но зачем бы ему идти на реку без удочек?
Однако память его не давала ответа ни на один из вопросов. В ней отложилась четкая информация, что сегодня — воскресенье, что он ходил на рыбалку и у него сорвался сом, обитавший в омуте. Эта необъяснимая амнезия так его потрясла, что он лег спать спозаранку — хозяйка и на этот раз простила ему недогадливость — и всю ночь вертелся с боку на бок, мучимый кошмарными видениями. В пятницу ему пришлось выдумывать какую-то мифическую болезнь, — не мог же он сказать правду! — которая прошла так же внезапно, как и началась, а потому он даже не успел сходить к врачу. Начальник, который давно недолюбливал его, проявил великодушие, заявив, что вычтет день прогула из годового отпуска. А в воскресенье Кирилл Монев, естественно, пошел к тому же омуту с надеждой восстановить страшный провал в памяти и пополнить коллекцию сомьих усов, заспиртованных в банке.
До обеда не случилось ничего особенного. На удочку шла только мелкая плотва, которую он, надеясь на вечерний клев, кидал в ведерко для наживки. Кирилл купался, дремал в тени, а однажды, случайно обернувшись, увидел на полянке за кустами необыкновенную машину. Нет, не летающую тарелку, потому что она походила больше на кофейник трехметровой высоты. Скрываясь за кустами, он подполз поближе и стал ждать, когда из нее что-нибудь покажется, а пока ждал, зарисовал ее на спичечном коробке. Там же он записал и час ее появления.
Минут через десять в середине кофейника открылся люк и на поляну спрыгнула тоненькая фигурка в металлизованном пилотском костюме. Она посмотрела на солнце и горизонт, время от времени наклоняясь к небольшому приборчику у нее на ладони. Видимо, она пыталась определить место приземления. А когда она повернулась к реке, оказалось, что мягкий серебристый шлем обрамлял совершенно земное, миловидное девичье лицо, окаменевшее от беспомощности и замешательства. Прошло некоторое время, из странного летательного аппарата больше никто не появился, и Кирилл набрался храбрости, приподнялся из-за кустов, откашлялся и сказал:
— Здравствуйте! Вы что-нибудь ищете?
С перепугу девушка аж подскочила на месте. Она долго и боязливо осматривала его рыбацкую одежду, потом еще раз огляделась вокруг, будто пытаясь убедиться, что они одни, и, улыбаясь, спросила:
— Болгария?
Улыбка получилась слишком робкой, чтобы казаться подкупающей, и Кирилл снова подумал было о шпионаже, диверсии и других пугающих современника явлениях. Однако, когда он подтвердил, что она попала в Болгарию, ее радость была такой искренней и непосредственной, что он уже готов был отбросить все подозрения, как вдруг она спросила:
— Извините, какое сегодня число? И год, пожалуйста!
Что за странная амнезия, которая охватывает в последнее время людей? Или, может, только возле этого омута? Кирилл посмотрел на корявую вербу, в тени которой он расстелил плащ-накидку, — она не походила на мифические ядовитые деревья в джунглях Амазонки.
Ответ Кирилла, по-видимому, ошеломил красавицу — она побледнела и пошатнулась. Кирилл поспешил ей на помощь, но она быстро овладела собой и бросилась назад к машине.
— Спасибо! Извините за беспокойство.
Кирилл пошел за нею.
— До скорого свидания.
— Мы никогда больше не увидимся! — расстроенно бросила она на ходу.
— О, неужели вы так жестоки! — крикнул он с нарочитым драматизмом, потому что как патриот он чувствовал себя обязанным, не медля ни минуты, связать ее и доставить в милицию.
Загадочная пилотка неожиданно клюнула на эту банальную, словно дождевой червь, приманку и остановилась, явно готовая к разговору.
— Не я, мир жесток. Очень жесток!
