Сенкия Сияда - В Школе Магии Зарежья
Надо отдать мне должное — добралась я почти до первых рядов (наверное, в большинстве своем потому, что двигалась вдоль стены, и люди на Императорской коронации более культурные, чем, скажем, ученики в школьной столовой). Но меня угораздило запутаться ногами в собственной (то есть не совсем собственной) сетке, незаметно (и очень некстати) выпавшей из рукава, и растянуться на полу подобно придверному коврику. Я подняла голову, и одновременно с этим белый шар вспыхнул, залив зал нестерпимо ярким светом. Я бессильно уронила голову обратно на руки. Невероятно! Совершила невозможное — пробралась на коронацию, и все усилия оказались напрасны из-за какой-то разрядившейся монеты! Через секунду, когда после ослепления светом к присутствующим вернулась возможность нормально видеть, какой-то добросердечный гость помог мне встать и поинтересовался моим самочувствием. Я молча подняла на него полные скорби и осатанения глаза, один из которых нервно дергался, и лицо, которое выражало крайнюю степень неудовольствия посредством скошенной на один клык улыбки, и гость спешно ретировался, пробормотав сбивчивые извинения за то, что посмел тревожить мою персону во время безусловно важного для меня пребывания на полу.
В это время Императору с супругой на головы торжественно надели короны правителей, а их отпрыскам менее массивные тоненькие витые обручи. На плечи накинули парадные алые мантии, подбитые серебристо-коричневым мехом. Во главе Императора вся семья спустилась по центральной лестнице помоста и прошествовала по дорожке до внешних дверей залы.
Увидев летописца, пристроившегося сбоку от толпы со своей дощечкой, закрепленной на веревке, перекинутой через шею, я рванула к нему.
— Дело жизни и смерти, — с полудиким видом объяснила я. — Вы не одолжите мне ваше перо на секунду?
Писарь предпочел со мной не спорить, наверное, догадавшись, что если я не получу вожделенное перо, дело пойдет о его жизни и смерти. Я сильно сжимала монету так, что на ладони отпечатался ее контур, который я недрогнувшей рукой обвела и затушевала. Проведя сии манипуляции, я поспешила перехватить одного из ребят, с которым должна была обменяться предметами. Ученики как раз сейчас шли по зале вслед за Императором, монаршей семьей и Архимагами.
— Крин! — я дернула парня за рукав, незаметно (если это вообще возможно на глазах у орды гостей) вклиниваясь в строй сбоку. — Давай мне свой предмет!
Он посмотрел на меня как на восставшего из мертвых — с безграничным ужасом и изумлением. И еще ему было очень не по себе.
— Варька?! — он заметно занервничал. — Ты как...?
— Некогда! — шикнула я на него. — Держи мою монету и отдавай мне свою, или что там у тебя.
— Э-э-э, понимаешь, тут такое дело, — он чуть оттянул ворот мантии, словно тот его душил, — я, в общем, забыл его в комнате.
У меня отвисла челюсть. Какой у меня сегодня удачный день!
— ...Понимаешь, я же не думал, что ты действительно сюда проберешься.., — продолжал оправдываться виноватый.
— Я тебя убью. Потом, — вырвалось у меня и, наступив ему на край мантии (Крин споткнулся и полетел носом вперед, но все же умудрился выровнять шаг) и заодно злобно отдавив ногу его соседу, я рассекла строй из учеников, где через троих студентов обнаружился второй пособник. В колонны они строились зеркально друг другу, поэтому люди с крайних углов помоста попали в один ряд.
Здесь я тоже удостоилась порции удивления, но все-таки сумела обменять свою монету на желанный сверток с предметом, после чего отпочковалась от кучи студентов и врезалась как нож в мягкое масло обратно в толпу гостей, в которой и поспешила затеряться до момента прибытия к воротам. Тем более что в какой-то момент где-то позади снова промелькнул директорский пронзительный взгляд.
На улице строй элитных царских витязей повел коронованное семейство до ворот в город к специальной трибуне, возле которой уже сплошным ковром из голов колыхалась прорва простого люда, жаждущего приветствовать нового государя. Замыкали делегацию гости из главной залы, накинувшие на плечи теплые накидки и плащи. Некоторые, впрочем, отправились через внутренние двери обратно в основной корпус дворца. Вне залы ученики продолжили свое выступление, взрывая над головами шествия иллюзорные фейерверки, петарды с конфетти, создавая дождь из цветов, которые, однако, исчезали, так ни до кого и не долетая; в общем, привлекли внимание к колонне задолго до того, как простолюдины смогли бы самостоятельно ее заметить.
Возле трибун творилось нечто невероятное. Народом, словно паклей между бревнами, была заполнена не только площадь перед воротами, но и все прилегающие улицы. От радостного крика, который поднялся при появлении Императора, закладывало уши. Я быстренько наколдовала себе воздушные ушные затычки. И развернула маленький холщовый сверток, с синим пятном от среагировавшего на коронации предмета. Цвет пятна был несколько светлее, чем от чернил, но какая теперь разница? Внутри оказалась медная пластинка в виде ромбика.
Школьники встали тремя группами позади и с боков от трибуны и продолжали красочно украшать небо над Императором зрелищными радугами, птицами-парадизками и туманными фигурами, перетекающими одна в другую. Зрителям нравилось. Но я знала, что создание красивых иллюзий — лишь дополнение к основной цели нахождения учеников здесь — обеспечение дополнительной безопасности на случай враждебной магической атаки. Перед воротами и трибуной было оцепление, поэтому мне пришлось дожидаться окончания речи, после которой ликующая толпа отправилась участвовать в гуляниях на городских площадях. Мне удалось добраться до Охраны главных ворот и, прикинувшись приболевшей ученицей (в доказательство пришлось хвататься за живот и демонстрировать муки боли на лице, а также возмущенно трясти перед носом подозрительно щурящегося охранника золотой сеткой и ученической палочкой) выбраться наконец-то в город.
— Фу-ух, — я свернула на городскую улицу и неверяще, чувствуя себя уловом, отпущенным в реку, осмотрелась по сторонам. — Неужто выкарабкалась?
В школе царило затишье: никого около ворот, перед главным входом, ни одна растрепанная голова не глядит из окна. Оно и понятно: какая ж ученическая душа не захочет побывать на народных гуляниях, посмотреть бои на мешках, кулачные стычки, запустить зубы в румяный пирожок, купленный у лотошника, а то и урвать (читай — слевитировать) из центра самой сильной толчеи и давки дармового государева угощения. Но мои оппоненты по условиям спора должны были до трех часов дня педантично сиживать у окна, ожидая моего триумфального возвращения. Да и Томка, поди, с ними волнуется. (На самом деле, волнуется-то она одна, недруги, скорее всего, просто предвкушают и махратят розгами деревянную чурку, оттачивая на ней свое мастерство бичевания.) В том, что ни у какого оконца меня не ждут, я убедилась почти сразу как проникла на школьную территорию. Внимание мое привлекли окрики, хохот и гвалт, слабо доносимые ветерком с хозяйственного двора школы. Любопытство всегда было моей самой сильной слабостью. Прежде чем разыскивать одноклассников, я решила утолить его (хотя легко ли накормить левиафана?).
Увиденное повергло меня в шок. Сюрпризы, словно из бездонного мешка, не кончались. Я как раз свернула вместе с тропинкой к конюшне из-за угла соседнего строения, когда увидела то, чем развлекались мои одногруппники, ожидая трех часов, чтобы отправиться гулять и отмечать свой выигрыш. Они строили пирамиду из лошадей. Хвос, это вам не карточный домик сложить! Лошади явно были обездвижены, иначе они наверное выказывали бы хоть какое-то шевеление и попытки к бегству. Два огромных тяжеловоза — серый и пегий, с огромными, как дно у бочки, копытами, являли собой основу. Две легкие каурые кобылки перпендикулярно первому уровню конструкции, размещались на крупах и почти у холок коней соответственно. Подросший жеребенок прямо сейчас совместными усилиями десяти человек левитировался вверх. Что интересно, будь кони не обездвижены, столь длительная левитация их была бы невозможна, как, впрочем, и любого другого живого и, следовательно, нестабильного объекта. Именно это я и учла, когда, схватившись за палочку, расколдовала несчастного лошаденыша. Ох, как они бегали! Я заливисто хохотала, но внимание на меня обратили только когда норовистый рослый жеребенок, побрыкавшись, накусавшись и погоняв «архитекторов» по дворику, умчался по тропинке, дальней от меня, куда-то вглубь территории. Я к этому моменту уже вместо нормального смеха издавала невнятные хрюки-хрипы и сидела в сугробе, не имея сил из него встать:
— Эге! Ну, умора!
— Варька, хвосова девка! — узрев меня, Ерема сжал кулаки и затем незаметно потер зад, отбитый неподкованным копытом. — Нарываешься?!
— Она уже итак нарвалась дальше некуда, — вставая рядом с Еремой, высказалась Мариска. — Бить будем сильно и больно, — чересчур ласково пообещала она, взирая на меня сверху вниз.
