Михаил Успенский - Там, где нас нет
— Я так не согласен! — закричал Жихарь, стараясь перекричать скорбящих. — И завывают они как-то не от души, притворяются, и вообще, гляди, исчезать начали…
— Ах, опять эта старая желтая обезьяна, — досадливо скривился Мироед. — Но я вам не жалкий драбаданский колдун. Хорошо, я и тебе дам возможность выбрать, шарлатан с Востока.
Лю Седьмой переломился в поклоне.
— Если бы уважаемый Мяо Ен смог поставить прямо здесь хрустальную колонну толщиной с двухсотлетний кедр, который я посадил на горе Вэйхушань, а вершину колонны увенчал каменной плитой, это было бы достойным путем ухода, согласным с принципом Дзынь.
— Ну-ка, ну-ка… — Мироед заметно оживился, потирал культяпые руки.
— Я, несовершенный, лягу у подножия этой колонны. Пусть иногда, раз в тысячу лет, сюда прилетает птичка И, чтобы поточить о колонну свой клювик.
И когда колонна наконец подломится, плита погребет под собой ничтожного червяка, каковым я и являюсь в свете вашего несомненного и ничем не омраченного великолепия…
— Вот ты и попался, старый пройдоха! И колонна, и камень, и птица — все будет настоящим!
Мироед ворожил довольно долго, пока не возникла прозрачная колонна и на вершину ее лег гробовой камень.
Бедный Монах сел у подножия колонны, развернув свой дырявый зонтик.
Не заставила себя ждать и птичка. Птичка была здоровенная, побольше Будимира, клювик она себе завела вроде топора. Пернатая тварь стала точить клювик, на зонтик посыпалась хрустальная крошка. Наконец удовлетворенная птичка улетела, а Лю Седьмой расстелил циновку и улегся поудобнее.
— Куда, куда? — закудахтал Мироед вслед птичке. Что-то пошло не так, как он задумал.
— У меня есть много времени, чтобы заняться распространением знаний и укреплением добродетелей, — похвастался Лю Седьмой. — Жбан рисового вина и вечность — много ли надо странствующему поэту? А высокомудрый Мяо Ен, слушая болтовню Бедного Монаха, преисполнился гордыни в ущерб вниманию. Я же сказал: раз в тысячу лет будет прилетать птичка! И, хотя пташка явно не та, которая требовалась по уговору, это не намного приблизит мою кончину.
С этими словами Бедный Монах вытащил свою железную флейту и весело на ней зачирикал.
Мироед весь сделался красным, даже одежда.
— Довольно! Сейчас вы умрете один за другим!
Он указал рукой на Принца, и Яр-Тур, согнувшись пополам, опустился на черный мрамор.
— Подожди! — закричал Жихарь. Он уже однажды хоронил побратима и знал, что занятие это невеселое. — Зачем тебе наша смерть?
— А зачем мне ваша жизнь? Тайну жалкой вылазки выжившего из ума Беломора я и так узнал, и вам нипочем не догадаться, каким образом. Ну, взойдет эта звезда — и что? Мне ведь безразлично, разинет змей пасть, увидев Полуденную Росу, или не разинет. То, что мне полагается, я рано или поздно съем.
К умирающему Принцу подошел Будимир. С петушиного клюва капала кровь.
«Так вот почему гадская птичка не вернулась! Петух с чайнецом сговорились! — дошло до Жихаря. — Ладно, Лю Седьмой мудр, да и я не валенок».
— Ты же самого главного не знаешь, дядюшка Мироед! Там, где звезда остановится…
— Не смейте, сэр Джихар! — прохрипел Яр-Тур. — Иначе я прокляну вас, и вы даже не успеете добежать до той самой осины, как тот…
— Помалкивай, ради тебя, дурака, стараюсь! — с нарочитой грубостью сказал Жихарь. Принц застонал и сомлел. — Отпусти его — не пожалеешь…
Мироед хмыкнул.
Лицо Яр-Тура порозовело. Возле Принца хлопотал Будимир, лечил его по-своему.
— Там, где остановится звезда, закопан древний волшебный меч по прозвищу Полироль! — Откуда богатырь выкопал этот Полироль, он и сам не знал. — Так вот, таким мечом можно весь мир напластать ровными кусочками и кушать себе помаленьку. Что его целиком-то в рот пихать? Недолго так пасть порвать или подавиться. Нам этот меч, сам понимаешь, ни к чему, а тебе в самый раз…
— Слушаю, слушаю, — сказал Мироед.
— Значит, так. Встанешь прямо под звездой, потом пройдешь три сотни шагов на полдень. После того поворотишь на закат и отсчитаешь еще двести шагов.
Отсчитал? Дальше ступай на восход, туда еще тысяча шагов, далековато, но потерпишь. Ну, наконец, остается пройти всего-то полтораста шагов на полночь, и меч Полироль — твой. А еще лучше — отпусти нас, мы его сами выроем и тебе принесем… Батюшка ты наш, — добавил богатырь после некоторого раздумья.
— Вы подлый предатель, сэр Джихар, и я убью вас при первой же возможности, — сказал очнувшийся Принц.
— Возможности такой у несостоявшегося короля не будет, — ласково сказал Мироед. — А вот умрет он, обуянный ненавистью, — это хорошо. И ты, рыжий, умрешь, терзаясь малодушием. И старая обезьяна околеет, сознавая свою беспомощность. Я никого не отправляю туда со спокойной душой.
— Да все ты врешь, — просипел Жихарь. — Может, ты никакой и не Мироед, вон у тебя и ротик маленький… Ты, дядюшка, вор и самозванец!
— А вот погляди, — сказал Мироед и распахнул рот пошире давешних ворот. — Подойди и полюбуйся.
Жихарь подошел. «Все равно помирать — запущу-ка я туда свою ваджру, может, она ему беды наделает. Славно как я его приложил — вор и самозванец! Откуда и слова взялись?»
Зубы у Мироеда были белые, крупные, частые и острые. У людей таких не бывает, да и не у всякого зверя встретишь. Миры-то грызть — не кисель хлебать.
Богатырь заглянул в глубину пасти. Там была чернота, усеянная мелкими звездами. Среди звезд плыли, кружась, шары разной величины и расцветки.
Иные были покрыты дымом, сквозь дым проглядывали очертания морей и земель.
Иногда эти шары с грохотом сталкивались.
«Значит, не самозванец, — подумал Жихарь. — Не соврал. Вон та бедулина похожа на полный месяц, но не совсем похожа, на месяце таких зарубок нет…
А кинусь-ка я сам туда — и все дела!»
Но не успел Жихарь изготовиться к прыжку рыбкой, как мимо головы его пролетело что-то горячее и пестрое.
Богатырь успел дернуться назад, и вовремя: Мироед с треском захлопнул рот.
— Нет, вы у меня так легко не отделаетесь, — сказал он. — Меч я теперь и сам найду, а если даже ты наврал про шаги и стороны света — тоже не беда. Я приму облик местного владыки и прикажу моим людям перекопать всю страну.
Нельзя быть хитрее меня, ибо и сама хитрость — всего лишь одно из моих многочисленных порождений.
«Ах, Будимир, Будимир, что же ты наделал? — простонал про себя Жихарь. — Как же теперь с солнышком-то получится?»
Мироед схватился за брюхо и заревел. Рев его пригнул людей к полу. Даже Святогор в свои лучшие годы, бросаясь в бой, не мог зареветь громче.
Жихарь подошел к мучителю и покровительственно похлопал его по больному месту. Богатырская рука, к его удивлению, не сократилась, как бывало несколько дней (или лет) назад. Не мог Мироед в одно время страдать и колдовать.
— Курятина, видно, не всем впрок идет, у иного, бывает, так запечет в середке! Изжога называется. Надо кислую воду пить или щелок, я уж не помню…
Мироед быстро охрип реветь, только стонал да раскачивался из стороны в сторону, и вся его мраморная хоромина ходила ходуном заодно с хозяином.
Роковой камень сорвался с хрустальной колонны и полетел на Бедного Монаха, но тот успел увернуться, оставив под камнем на память кусок шелка от штанов.
— Ах, эту ткань подарила мне сама Небесная Ткачиха! — всплеснул руками Лю Седьмой. — Что ж, придется накладывать заплату, чтобы не уподобиться бесстыдному павиану. Но заплата на одежде мудреца порой стоит дороже, чем императорский кубок, пожалованный победоносному полководцу.
Яр-Тур подошел к ним и через силу улыбнулся. Они обхватили друг друга за плечи, чтобы не упасть на качающемся полу.
— Как блестяще провели вы свою интригу! — прошептал Бедный Монах, но Мироед, поглощенный своими муками, все равно ничего бы не услышал. — Как правдиво изобразил Яо Тун свой гнев! Нечто подобное, помнится, проделал Главный Евнух в преступном сговоре с Младшим Конюшим, чтобы отправить в отставку канцлера Ли Дунпо. Это было в правление под девизом… под девизом…
— А вдруг такой меч и вправду существует? — спросил Принц, дотоле не знавший за собой лицедейских достоинств.
— Да какой такой меч, ты с ума сошел! Просто хитрого всегда жадность губит, — тихо ответил Жихарь.
— Дураки-и, — завыл Мироед — видно, Будимир малость остыл, дал ему передыху. — Вы же все равно не сможете меня уничтожить, а я рано или поздно от петуха избавлюсь, и стану еще злее, и чего только на пагубу людям не сотворю!
— Петухов таких, — сказал богатырь, — у нас навалом. На каждом плетне надрываются. Жалко его, конечно, но себя жальчее. Пойдем, господа дружина, нечего с ним болты болтать, у нас еще дел невпроворот…
— Я вам помогу-у! — простонал Мироед. — Я переду-умал вас губить! Отзовите своего петуха!
