Терри Пратчетт - Патриот
Войска залегли в засаде. Если, конечно, их можно было назвать ВОЙСКАМИ. А он ведь ПРЕДУПРЕЖДАЛ, что армией их можно назвать только с большой натяжкой… ну, не то чтобы он так прямо и сказал — когда служишь в армии ЭТОГО человека, привыкаешь помалкивать, если хочешь сохранить свою шкуру, — но он так изо всех сил думал. Половина солдат — мальчишки, воображающие, что стоит ринуться в бой, выкрикивая лозунги и размахивая мечами, как враг сразу побежит. Эх, не видела эта зелень д'рыгскую курицу, когда та идет на таран прямо тебе в лоб.
А уж что до остального… ночью возникла какая-то суета, так эти мальчишки решили, что на них напал враг, и принялись драться друг с дружкой — полночи пробегали, а теперь трясутся, как горошины в барабане. Один потерял меч, а потом клялся, что вонзил его во врага, а тот так с клинком и удрал, будто ходячий цыпленок на вертеле. А какой-то кусок скалы расхаживал и дубасил кого ни попадя… кем ни попадя.
Солнце поднялось уже довольно высоко.
— Вот так вот ждать — хуже нет, — заметил рядом с ним сержант.
— Как посмотреть… — откликнулся командир. — А кое-кто считает, что хуже всего — это когда неизвестно откуда выскакивает какой-нибудь д'рыг и разрубает тебя на две ровные половинки. — Он скорбно уставился в предательскую пустоту песка. — Или когда обезумевшая от воинственности коза отгрызает тебе нос. В общем, если подумать обо всем, что может случиться, когда тебя окружит орда вопящих д'рыгов, приходишь к выводу, что когда их нет или хотя бы даже еще нет — это не худшая, а лучшая часть из всего того, что нас ждет.
Данные размышления оказались слишком сложными для тренированного сержантского ума. Поэтому после некоторых размышлений сержант просто констатировал:
— Их все нет и нет.
— Ну и хорошо. Лучше пусть не будет их, чем не станет нас.
— Но, сэр, солнце ведь уже взошло.
Командир посмотрел на свою тень. День в самом разгаре, а песок, по загадочному милосердию судьбы, все еще не пропитан его, командирской, кровью. Командир достаточно долго занимался умиротворением непокорных клатчских племен, и последнее время его терзал один простой вопрос: почему всякое умиротворение неизменно сопровождается кровопролитием? А еще на собственном горьком опыте он научился никогда не произносить фраз навроде «Слишком все спокойно, не нравится мне это». Слишком спокойно быть не может.
— А вдруг, они снялись с лагеря ночью? — предположил сержант.
— Это не похоже на д'рыгов. Они никогда не бегут. И кстати, вон их шатры.
— Так почему бы нам на них не напасть, сэр?
— Ты ведь прежде никогда не воевал с д'рыгами, а, сержант?
— Никогда, сэр. Но я участвовал в умиротворении чокнутых саватаров в Ухистане, так вот они…
— Д'рыги куда хуже, сержант. В ответ они могут так тебя умиротворить, что мало не покажется.
— Но я даже не успел рассказать, какими чокнутыми эти саватары были, сэр.
— Поверь мне, по сравнению с д'рыгами они просто слегка неуравновешенные.
Сержант почувствовал, что его репутация и опыт ставятся под сомнение.
— Может, я возьму несколько человек и разведаю обстановку, сэр?
Командир еще раз посмотрел на солнце. От жары уже трудно было дышать.
— Ну что ж, ОТЛИЧНО. Идем.
Клатчцы двинулись к лагерю. Вот шатры, вот потухшие костры. Но ни верблюдов, ни лошадей — одна лишь длинная утрамбованная тропа, вьющаяся среди дюн и уходящая прочь.
Боевой дух несколько поднялся. Нападение на опасного врага в его отсутствие — одна из наиболее привлекательных форм ведения войны. Можно вволю порассуждать на тему везучести д'рыгов, которые вовремя смылись, и дать волю фантазии, представляя себе, «что бы мы с ними сделали, попадись они нам»…
— А это что такое? — прервал размышления командира сержант.
Среди дюн показалась фигура на верблюде. Белые одежды человека хлопали на ветру.
Поравнявшись с клатчцами, человек соскочил с верблюда и приветственно помахал рукой.
— Доброе утро, господа! Могу я предложить вам сдаться?
— А ты кто такой?
— Капитан Моркоу, сэр. Но если вы будете столько любезны и сложите оружие, никто не пострадает.
Командир посмотрел за спину говорящего. Вершины дюн топорщились разной формы холмиками. Затем на вид неживые холмики распрямились и оказались очень даже живыми людьми.
— Это… д'рыги, сэр! — воскликнул сержант.
— Нет. Д'рыги уже давно бросились бы в атаку, сержант.
— О, прошу прощения. Сказать им, чтобы бросились в атаку? — вежливо предложил Моркоу. — Вы это предпочитаете?
Теперь уже д'рыгами были усеяны все дюны. Восходящее все выше солнце ярко отражалось от начищенных клинков.
— Ты хочешь сказать, — медленно начал командир, — что ты убедил д'рыгов не атаковать?
— Задача была не из легких, но в итоге, мне кажется, они уловили мою мысль, — кивнул Моркоу.
Командир трезво оценил обстановку. Д'рыги повсюду. Окруженный ими, его отряд представляет собой жалкую кучку жмущихся друг к другу людей. А этот рыжий голубоглазый человек дружески ему улыбается.
— А как они смотрят на милосердное обращение с пленными? — отважился поинтересоваться он.
— Полагаю, в случае достаточной настойчивости с моей стороны они поймут и это.
Командир опять бросил взгляд на молчаливых д'рыгов.
— Но почему? — вдруг спросил он. — ПОЧЕМУ они не вступают в бой?
— Мой шеф считает, что лишние потери нам ни к чему, сэр, — ответил Моркоу. — Это командор Ваймс, сэр. Вон на той дюне.
— Ты можешь уговорить д'рыгов не нападать, и ты здесь не самый главный?
— Совершенно верно, сэр. Мой шеф относится к происходящему как к обычной операции по зачистке неблагополучных районов.
Командир сглотнул.
— Мы сдаемся, — сказал он.
— Что, просто так, сэр? — не понял сержант. — Без боя?
— ДА, сержант. Без боя. Этот человек в состоянии повернуть воду вспять, и у него еще есть командор. Я не могу устоять перед этим искушением. Я воюю десять лет и все время мечтал только об одном: сдаться без боя.
Большая капля упала с железного потолка Лодки на листок бумаги перед Леонардом Щеботанским. Тот смахнул каплю рукавом. Другой человек, дожидаясь неизвестно чего в железно-деревянной коробке под неприглядной чужеземной пристанью, заскучал бы, но Леонард не знал, что такое скука.
Рассеянными движениями карандаша он вычерчивал схему новой вентиляционной системы. А потом его рука принялась двигаться как будто сама собой, словно следуя неким неведомым, спрятанным в глубинах его головы инструкциям. Леонард спокойно наблюдал за ней. Постепенно на бумаге появилась Лодка в разрезе, только ее увеличенная, усовершенствованная версия. Здесь, здесь и еще здесь… вместо педалей будут скамьи для гребцов, для нескольких сотен мускулистых — его карандаш добавил необходимые детали — и не обремененных лишней одеждой молодых воинов. Это будет судно, способное невидимым проплывать под днищами других кораблей, способное доставить тебя, куда ты захочешь. А вот ЗДЕСЬ, прикрепленная к кровле, расположится гигантская пила — при достаточной скорости ею можно будет распиливать напополам вражеские суда. А вот ЗДЕСЬ и вот ЗДЕСЬ установим специальные трубы, они…
Прервавшись, Леонард некоторое время разглядывал свое творение. А потом, вздохнув, принялся рвать листок на мелкие клочки.
Ваймс внимательно следил за происходящим со своей дюны. Слышно было не очень хорошо — впрочем, этого и не требовалось.
Рядом присела Ангва.
— Похоже, получается, сэр?
— Да.
— А что он будет делать дальше?
— Думаю, заберет у них оружие и отпустит на все четыре стороны.
— И почему только люди слушаются его?.. — задумчиво произнесла Ангва.
— Ну, ты ведь его девушка, ты должна…
— Это другое. Я люблю его, потому что он добрый, просто добрый, без всяких на то причин. Он не похож на других людей, которые только и думают что о себе и озабочены только своими делами. Если он совершает добрый поступок, то лишь потому, что сам решил так поступить, а не потому, что хочет быть похожим на кого-то. Он такой простой, такой обычный. И потом, я ведь волк, который живет среди людей, а для волков, которые живут среди людей, есть свое, особое имя. Свистни он — и я прибегу.
Ваймс постарался не выдать нахлынувшего смущения.
Ангва улыбнулась.
— Ничего страшного, сэр. Вы ведь сами как-то сказали: в конечном итоге каждому найдется поводок.
— Это словно гипноз, — поспешил сменить тему Ваймс. — Люди идут за ним из любопытства, из желания узнать, что будет дальше. При этом они себя уговаривают, что лишь посмотрят одним глазком, а в любой момент, как только им захочется, уйдут. Но им не хочется уходить. Это волшебство, вот что это такое.
