Дмитрий Емец - Великое Нечто
Коридор разветвился. Один, тесный и узкий, ход уходил вправо. Грзенку он показался ненадежным, и он выбрал более широкий путь с высокими сводами, который вскорезакончился тупиком.
«Ничего удивительного, — сказал сам себе Грзенк. — Ты же в лабиринте. Чего же ты хотел, найти разгадку сразу?»
Он уже стал уходить, но что-то заставило его обернуться. На самом верху под арочным сводом стена раскрошилась, и один из камней кладки отсутствовал. Прикинув, какой формы и величины должен быть отсутствующий валун, Грзенк почувствовал тревогу. Исчезнувшая глыба, судя по тому месту, которое она занимала, точь-в-точь должна была походить на Черный камень, не говоря уже о том, что поверхность Черного камня была такой же, как и валуны лабиринта.
У Грзенка зародилась некая мысль, и вывод был, казалось, ясен, но никакого ключа к решению загадки это ему не дало.
В надежде увидеть, что происходит за стенами лабиринта, Грзенк попытался подняться по камням к пролому, но, когда он был уже совсем близко, пролом в стене вдруг затянулся каменным панцирем, и лабиринт вновь стал сплошным.
«Рана — рана у камня — каменная рана...» — забарабанило по клеточкам сознания, и с некоторым запозданием Грзенк понял, что лабиринт был живым. Мало того, что живым, он еще и не хотел его выпускать.
Но теперь уже пленнику было все равно. Он стал звать Дымлу и Бнурга, надеясь, что они придут и помогут ему найти выход, но ни Бнург, ни Дымла не отзывались. Грзенк кричал, но не слышал своего голоса и вообще не был уверен, существует ли он у него, и вскоре это ему надоело.
Он снова подумал о Лирде. Как ему хотелось предостеречь и защитить ее, ведь если майстрюк убьет девочку — если уже не убил много веков назад, — она тоже окажется среди этих скользких стен!
— Из лабиринта есть выход? — крикнул Грзенк, снова не слыша своего голоса.
— И да, и нет.
Краткий ответ прозвучал почти тотчас, будто кто-то давно ждал вопроса.
— Как это понимать: и да, и нет! — осторожно спросил Грзенк, радуясь, что он не одинок в этой пустоте.
— Это зависит от того, какой из двух выходов ты ищешь. Один ведет в Иллюзорные миры, другой — в хаос. В одном случае выход есть, а в другом — его нет.
Речь невидимого собеседника текла неторопливо. Чувствовалось, что собеседник соскучился и не прочь поболтать.
В сознании Грзенка яркой вспышкой сверкнуло неожиданное прозрение.
— Кто говорит со мной? Ты… Неужели Великое Нечто? Невидимый собеседник расхохотался:
— Разумеется, я ОНО…
— Это правда? — уже с сомнением спросил Грзенк.
— А что такое ложь? Можем ли мы дать ей точное определение? А если мы не знаем, что такое ложь, то как мы можем знать, что такое правда? Допустим, ложь — это отсутствие правды. Но тогда встает вопрос, что такое отсутствие? И что такое правда?
— Нет, ты не Великое Нечто, — сказал Грзенк, вслушиваясьв неторопливую болтовню из пустоты.
— Разумеется, нет, — признал его собеседник. — Хотя искушениевыдать себя за него было весьма значительным. Я был бы не прочь побыть на месте Великого Нечто хотя бы часок. — Невидимка некоторое время помолчал, а потом добавил: — Мысль меньше разума. Выстрел меньше пистолета. Книга меньше писателя. Роль меньше актера, а назначениепредмета уже самого предмета. Если кто-нибудь понял, что я сказал, — объясните мне.
— Так кто же ты? — спросил вконец запутавшийся Грзенк.
— Кто я? Крам, — спокойно сказал голос.
— Крам? Разве ты не легенда? — поразился Грзенк, спохватившись, что противоречит сам себе.
— А тебе хочется, чтобы я был легендой?
— Мне — нет.
— Ну, тогда я не легенда, — охотно подтвердил Крам, — А вообще-то прежде я не рассматривал факт своего существования с данной точки зрения. Можно ли одновременно бытьлегендой и целостной личностью? И если можно, то в каких пропорциях?
И невидимый собеседник замолк, погрузившись в область абстрактных суждений. А в темноте, как известно, молчание равносильно исчезновению.
— Крам, Крам! Где ты? Поговори со мной! — крикнул Грзенк, оставшись в одиночестве.
Из предания он помнил, что мудрец имел привычку на десятилетия задумываться по самому пустяковому поводу, и опасался, что это произойдет именно теперь, когда ему необходима помощь.
— Что ты хочешь? — нетерпеливо и раздраженно спросил голос. — Только отвечай быстро! Считаю до трех и ухожу. Раз… два…
— Я… я хочу тебя увидеть. Трудно говорить с пустотой, — выпалил Грзенк первое, что пришло ему на ум.
— Увидеть меня? — удивился Крам. — Ну что ж, смотри…
В темноте словно вспыхнул прожектор. В его луче, в том месте, где свет разбивался о стену лабиринта, сидел мрачный заросший партизан в тулупе с оторванным рукавом, в шапке-ушанке. Его борода была такой длины, что тянулась в бесконечность, за очерченный прожектором круг. Рядом с партизаном лежал трофейный немецкий автомат «шмайссер» и противотанковая граната. Время от времени партизан подносил ко рту трубку с длинным чубуком ивыдувал мыльные пузыри. Выдув очередную партию пузырей, партизан поднял пытливые голубые глаза-льдинки на Грзенка и спросил:
— Ну как? Впечатляет?
— Неужели ты Крам? Я не таким тебя представлял, — поразился Грзенк.
— А вот это неправда. Ты увидел меня именно таким, каким хотел увидеть, — не согласился партизан. — Разберись-ка получше в себе. В этом мире все так, как ты хочешь, чтобы оно было, и не может быть иным.
— Но почему?
— Потому что этот мир — ТЫ. Сейчас мы в тебе. Добро пожаловать в Грзенка! — Собеседник хитро прищурился и выдохнул такой большой пузырь, что оказался в его центре.
— Так ты во мне? — ошарашено переспросил Грзенк.
— Разумеется. Ну и дыра, правда? — И партизан заговорщицки подмигнул ему.
— Почему же дыра? Совсем не дыра, а очень милое место, — обиделся Грзенк, по-новому оглядывая сырые камни лабиринта. Потом он вновь посмотрел на Крама, ожидая продолжения. Что-то подсказывало, что Крам сообщил ему далеко не все, что хотел.
— Урок второй, — продолжал Крам, — существование в Иллюзорном мире — штука тонкая. Все, что ты знал раньше, здесь не пригодится. Привыкай смотреть на мир и на себя новыми глазами!
— Я пытался, но у меня не выходит, — проворчал Грзенк.
Он посмотрел вниз, где при жизни ему привычно было видеть свое тело, но в который раз увидел лишь пустоту.
— Если я вижу тебя, почему не вижу себя? — спросил он.
— По двум причинам, — объяснил Крам. — Первая причина: потому что ты умер. А вторая и главная причина: потомучто нельзя быть в самом себе и видеть себя. Для этого тебе пришлось бы вывернуться наизнанку, что было бы крайне неэстетично.
— А если бы я был не в себе, я увидел бы себя? — спросил Грзенк, путаясь в новых понятиях.
— Если бы ты был не в себе, я не стал бы разговаривать с чокнутым. — Партизан притянул за ремень автомат. — Просто поставил бы тебя к стенке и — тра-та-та!
— Знаешь, Крам, — раздраженно сказал Грзенк, — я ничего не понимаю. По-моему, все это какая-то чушь.
Крам грустно кивнул:
— Вот именно, чушь. Я же говорил, разберись в себе.
— Почему я должен доверять тому, что ты говоришь? — Неожиданно Грзенку показалось, что его водят за нос.
— А это ты уж решай для себя. Доверие или есть, или его нет, — пожал плечами Крам. — Самое сложное — доверять вопреки всему и даже вопреки разуму, просто доверять, и все. Только такое доверие в конечном счете вознаграждается.
— Ладно, — сухо заявил Грзенк, — нельзя ли подальше от теории и поближе к практике? Как мне выбраться из лабиринта и попасть в Иллюзорный мир? Я обязательно должен…
— …увидеть и спасти Лирду? — закончил за него Крам.
— Да. И еще я хочу…
— …отделаться от майстрюка? — снова подсказал партизан.
— И отделаться от майстрюка, — ошарашенно повторил Грзенк. — Так как мне сделать все это?
— Понятия не имею. Я пророк, а не мелкий предсказатель, — пожал плечами Крам. — Моя задача — спрогнозировать развитие цивилизаций на миллионы циклов вперед, а не доставать из шляпы кроликов.
Неожиданно партизан вспомнил о чем-то, и тут же у него на лбу появилась озабоченная складка.
— Ну, мне пора, — сказал он, — опаздываю к поезду. Он поднял автомат и проверил, хорошо ли вставлена
обойма. Потом выдвинул что-то из темноты, и Грзенк увидел, что это ящик со взрывчаткой.
— Послушай, что ты собираешься делать?
— Разве непонятно? Взорву все к чертям собачьим! Бам! — и состав сходит с рельсов, превращая всех фашистов в месиво.
— Послушай, Крам, как вы могли до этого докатиться? — Грзенк был так возмущен, что забыл о своем незавидном положении и о том, что сейчас останется один в пустоте лабиринта. — Ведь это ты открыл путь к поискам Великого Нечто! Ты написал законы, по которым развивается наша цивилизация!