Михаил Успенский - Там, где нас нет
Толстые были ворота, но все равно из-за них доносились грозные голоса ледяных великанов. Дикая Охота проклинала, умоляла, твердила колдовские слова, грозила, колотила в глухое железо, но потом, прислушавшись, Жихарь стал различать крики боли, испуганное ржание коней, визг собак.
— Ай да раки! — воскликнул богатырь. — Они теперь и без нас разберутся. Не зря, получается, грозят показать их зимовку.
— Дикая Охота нам уже не страшна, сэр брат. Гораздо страшнее место, в котором мы оказались.
— Подумаешь, — протянул Жихарь, оглянулся и осмотрелся как следует.
За воротами располагалась целая земля, и даже, пожалуй, побольше той, что осталась наверху.
Здесь и солнце свое имелось. На красном небосводе висел черный круг, обрамленный по краям языками багрового пламени.
Пламя освещало равнину, покрытую как бы мелкой угольной пылью. Из пыли поднимались, тянулись к черному солнцу невысокие корявые деревца, оснащенные мелкими блескучими листиками. Листики трепетали, не нуждаясь в ветре.
Не хотелось ни странствовать в этих краях, ни тем более жить.
Но и помирать никакого желания не было.
— Ну, в которую сторону пойдем? — обратился Жихарь скорее к ложке, нежели к спутникам.
— Я нашел тропу, уважаемый Жи Хан, но она мне очень не нравится, — сказал Лю Седьмой.
— Чего она тебе не поглянулась? — удивился богатырь и подошел к Бедному Монаху. Потом оглядел то, что выдавало себя за тропу. — Чудак! Нам даже идти не придется!
Тропа была не тропа, а полоса из какой-то темной и прочной на вид кожи. Она мягко пружинила под ногами, а главное — двигалась, текла тускло поблескивающим ручьем.
— Не прикасайтесь к ней правой рукой, сэр Джихар, иначе она порвется или остановится!
Жихарь поглядел на десницу, как на чужого человека.
— В самом деле, не натворить бы чего. Ну, поехали?
Сам он уже укатил на приличное расстояние.
— Догоняйте! — крикнул он. Первым догнал его Будимир. Птица вела себя спокойно.
— По сторонам не глядите — затоскуете!
Ехали вначале стоя, потом присели.
— Как хорошо, опять ноги не трудим! — радовался Жихарь.
— Не спешите радоваться, сэр брат. Вдруг это язык огромной ящерицы и она втягивает нас прямиком в свою пасть?
— Таких больших ящериц не бывает, — неуверенно сказал Жихарь и подумал, что вот здесь-то как раз таким большим ящерицам самое место.
Они уезжали все дальше и дальше от ворот, говорили сперва вполголоса, а потом и вовсе беседовать расхотелось.
Жихарь еще раз убедился, что жбан Лю Седьмого с рисовым вином неубывающий, и замычал песню. Сперва просто мычал, потом, к своему удивлению, стал вычленять и слова:
Я один, как погляжу,
На дорогу выхожу.
Путь ведет в туман.
Ночь-то вроде и тиха,
Да судьбинушка лиха,
Не избыть ее.
Никоторого числа
День был вовсе без числа,
Да зачем оно?
Никоторого числа
В мире много стало зла —
Больше ста пудов.
Было, правда, и добро,
Да недавно померло,
Не убереглось.
Утром было много визгу.
Прибежали дети в избу
И отца зовут:
«Тятя, тятя, наши сети
Притащили на рассвете,
Угадай, кого?
Угадай, отец, кого,
Да притом не одного —
Больше тридцати.
Тридцать три богатыря
Утопили упыря.
Это дядя наш!
Дядя самых честных правил
Нам наследства не оставил —
Лишь одни долги.
Нам наследства не оставил,
Уважать себя заставил
Силой, не добром».
Матом кроет свата сват,
Коpни строит брату брат,
Про иных молчу.
Кто начальство, кто народ —
Ничего не разберет
Никакой мудрец.
Под горой собака воет,
На горе могилу роют,
Падает листва.
Путь теряется во мгле,
Суть скрывается в числе
Девяносто два.
— Что это вы такое поете, сэр Джихар?! — возмутился Принц. — Когда это я строил противу вас козни? И вообще — о чем эта песня? В чем ее смысл?
— Меньше смысла — больше душевности, — объяснил Жихарь. — Это у вас там все наперед расчисляют, а у нас поют, как сердце подскажет. Вот в заклинаниях много ли смыслу, зато как помогают!
— Где уважаемый Жи Хан обучался стихосложению? — вмешался Лю Седьмой.
— Да нигде не обучался — разве этому обучишься?
— Однако ваша песня необоснованно печальна, сэр брат!
— А какой же ей быть, если впереди сплошная смерть?
— Вы так уверены в этом?
— Ну, к новой жизни по такой дорожке не повезут, сами понимаете. Мы и так вон как далеко на этот раз добрались, а в следующий еще дальше попадем!
Жихарь зевнул и заснул, оставив порядок на Будимира.
Снилось ему, что он лежит на самобеглой дорожке, вокруг черная пыль, над головой алое небо. Радости-то от такого сна!
— Я знаю, зачем такая дорога! — осенило богатыря спросонья.
— Зачем? — хором спросили недогадливые Принц и Лю.
— Чтобы никто не мог назад повернуть…
И, опровергая тут же себя, Жихарь вскочил и побежал против хода дорожки.
Небо понемногу становилось лиловым, потом перешло в синеву и наконец откровенно поголубело. Да и солнце сбросило черную маску. Деревья выпрямились, и листья на них оказались ярко-зелеными.
Дорога раздалась в обе стороны и уже никуда не бежала. Это сам Жихарь бежал через леса и долы Многоборья к семибашенному Столенграду. Да что там бежал — мчался на белом жеребце, держа в каждой руке по кистеню, а следом за ним неслась могучая сыновняя дружина. Рядом и покоренная союзная Чих-орда скакала, не упускавшая случая пограбить, а подальше трусили на своих двоих добрые адамычи во главе с князем Микромиром.
И вот уже встали по краям дороги нарядные многоборцы во всем хорошем, и кричат они славу своему герою, и услужливо распахивают ворота, украшенные хмелем и первыми цветами, и выстилают алым княжеским шелком дорогу к терему, и старый варяг Нурдаль Кожаный Мешок тащит встречь ему на веревке князя Жупела и княгиню Апсурду, облаченных в позорное платье смертников…
Эх, не так надо, решил Жихарь, пробежал немного назад и снова развернулся.
Вторым заходом он не собирал никаких войск, а сам нарядился в тряпье и тихонько, незаметно, убогим нищим пробрался в Жупелову столицу, далеко обходя все кабаки, и в руках у него вместо меча расписные гусли.
Вместе с прочими песельниками и гудошниками впустили его в княжий терем, накостыляв ни за что по шее, и угостили его коркой хлеба да пивным суслом.
А когда грянули гусляры величальную своему рогатому владыке, богатырь запел не в склад и не в лад, но всех осилил, всех перекричал, и такая хорошая и крепкая у него получилась песня, что скукожился на своем резном престоле князь Жупел, задрожал и растекся зеленой грязью, из которой некогда и вышел в князья, а жестокая отравительница, гордая княгиня Апсурда в испуге сорвала с себя нарядное, расшитое речным жемчугом платье и поспешно, как последняя поломойка, стала подтирать им со скобленых ради праздника досок бывшего супруга, чтобы не замарал новый хозяин Столенграда своих красных сапожек на высоких каблуках.
И пали на колени дружинники, некогда повязавшие своего же товарища в неравной схватке, и жалобно возопили:
— Джи-хар! Джи-хар! Джи-хар!
Только Жихарь не проснулся.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Но все же, если бы вам пришлось выбирать добровольную смерть, в каком виде вы бы ее предпочли?
— Хотел бы быть погребенным под телами итальянских актрис.
Интервью с Вуди АлленомА проснулся он от пинка по ребрам. Богатырь так и не узнал, кому принадлежал пинок. Скорее всего, это был Принц, отчаявшийся словесно разбудить пьяного побратима.
Яр-Тур отбивался Жихаревым мечом от неизвестных напастников.
Богатырь живо вскочил на ноги и первым делом заехал одному из недругов по затылку. Голова, даром что была в железной шапке, разлетелась на куски: то ли Святогорова сила себя показала, то ли разрыв-трава.
Увидев такое дело, враги отпрянули, и только сейчас Жихарь увидел, что находится уже не под алым небом и не на бегущей дорожке, а в зале со стенами из черного полированного мрамора и что кроме них вокруг толкутся какие-то здоровенные стражники, размахивающие кривыми мечами. Стражники облачены были в доспехи из вороненой стали, но боевой сноровки им не хватало — гости, пожалуй, сюда редко захаживали.
Яр-Тур с ревом разрубил одного из своих противников до пояса, обе половинки распались было, но передумали и сразу же срослись.
«Не люди, — облегченно подумал Жихарь. — Значит, и надо с ними не по-людски».
Он подбежал к сросшемуся было стражнику и, прошептав «Всех убью, один останусь», легонько щелкнул его по шлему. Как и в первый раз, голова лопнула, а тело одно воевать не стало, грохнулось на мраморный пол, заливая его бурой жижей.
