Алексей Онищенко - Сплошное свинство
— Ты о наших нотах? — спросил джинсовый.
— Я о пиве.
— Тогда я с тобой.
— Если хотите, можете затариться цитрусовыми возле корпуса 2-А, — подсказал я. — Там стоит целый грузовик. Бесплатно.
Обрадованные неожиданным подарком, парни покинули костюмерную. Мы со Свином остались один на один с высоким.
— Вы — Константин Храпач? — спросил я его.
— Да, — удивился парень. — А откуда вы меня знаете?
— Вас все знают.
— А, вы журналист…
— Совершенно верно.
— У нас тут уже была одна журналистка, — сказал Храпач. — Все выпытывала, как мы вышли на Фила.
— На Фила?
— Ну, это наш продюсер, — пояснил Константин. — Точнее, пока не совсем наш. Просто он увидел, как мы разогревали публику перед «Черным герцогом», и сделал нам предложение.
— Аккуратные прически и песни про любовь? — предположил я.
— Вот именно! — взорвался Храпач. — А я не хочу становиться еще одним объектом для мастурбации восторженных соплюшек… Хотя за это хорошо платят, признаю…
Я сочувствовал парню, но следовало помнить о работе.
— А эта журналистка…
— Римма Бухарина, — сказал Константин, но затем наморщил лоб и поправился: — Нет-нет, Троцкая, помню, что фамилия связана с революцией…
— Да, Троцкая, она брала у вас интервью в Приморске?
— Вы с ней вместе работаете?
— Да, надо обменяться кое-какими материалами.
— Ну, тогда вы легко сможете это сделать. Она здесь, а не в Приморске.
— Здесь? — посмотрел на Свина я.
— А где же еще? Вы что, не знаете, что твориться в Приморске?
Я сделал вид, что не знаю. Константин посерьезнел и из обаятельного рокера как-то сразу превратился в грустного, шмыгающего носом мальчишку.
— Ну тогда вам лучше и не знать, — сказал он, машинально перекатывая пустую бутылку вдоль поверхности стола.
Я посмотрел ему в глаза:
— Что-то серьезное?
Он кивнул:
— Иногда я думаю, что мы занимаемся не тем делом. У нас в городе такое творится, а мы не видим ничего, кроме своих гитар.
— И дай бог, чтобы ты не видел в жизни ничего, кроме своих гитар, — искренне пожелал ему я. — Музыканты оставляют в истории только положительный след.
— Вы так считаете?
— Назови мне хоть одного политика или бизнесмена, которого вспоминают так же, как вспоминают Моцарта…
Константин прилежно задумался.
— Знаешь, с тобой очень интересно общаться, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Но мне надо успеть повидаться с Риммой. Как только освобожусь, встретимся снова. Может, поставите мне свои записи?
— У нас нет диска, — вздохнул Константин. — Хотя, чтобы записать его, не так много и надо: всего несколько тысяч зеленых.
— Об этом мы поговорим тоже, — пообещал я и вышел из костюмерной.
Погода резко ухудшилась. Теперь дождь не просто падал с неба — он хлестал обледеневшую землю наотмашь. Ветер усилился, резкие, злые порывы рвали на части аккуратные кроны вечнозеленых деревьев. Слева накатывался ритмично повторяющийся шум беснующегося прибоя.
Свин выставил пятак к небу, пошевелил ноздрями и озабоченно покачал головой.
— Я, конечно, не спец… Но дело движется к шторму.
Мне нечего было сказать. Радости никогда не приходят скопом, только поодиночке и то на короткое время. Беды же всегда наваливаются кучей. Только шторма нам сейчас не хватало….
— Давай искать госпожу Троцкую!
— Давай, — согласился Свин и встал в особую позу, которая у него считалась медитативной. — Напомни, как она выглядит…
— Короткая стрижка, золотые очки, большая грудь, — описал я фотографию, которую мы видели в Интернете.
Свин закрыл глаза, повертелся на месте волчком, несколько раз с шумом вытолкнул воздух из ноздрей и торжественно провозгласил:
— Корпус 1-Б!
— По-моему, это за кинотеатром, — сказал я, пытаясь разглядеть издалека надписи на зданиях.
Корпус 1-Б отличался от корпуса 2-А только пластиковой табличкой, привинченной возле входа: такой же безликий белый кубик с однообразными рядами лоджий. Возле ступенек стояло несколько машин с открытыми багажниками. В глубине вестибюля мерцал мягкий свет люминесцентной лампы. Мы зашли внутрь и обнаружили несколько групп людей, уныло ужинающих бутербродами. Все столы были завалены апельсинами: видимо, молва о халявном грузовике распространилась по лагерю быстро. Троцкой среди ужинавших я не заметил. Вообще здесь преобладали пожилые женщины и мужчины в дорогих спортивных костюмах. Единственная молодая девушка, одетая в короткую юбку и рыжую дубленку на козьем меху, очков не носила; волосы у нее были черные и длинные, почти до пояса. Скорее она походила на брюнетку с фотографии, что я предъявил дяде Мише в качестве пропуска, чем на стервозную столичную журналистку.
Я укоризненно посмотрел на своего старшего офицера.
— В приметах госпожи Троцкой значилось: короткая стрижка, золотые очки и очень большая грудь, а не просто — большая грудь…
— Накладочка вышла, — признался Свин, смущенно хрюкнув. — Уж больно хороша эта фотография.
— Ищи, пожалуйста, — попросил я. — У нас мало времени.
Свин снова повертелся на месте и провозгласил:
— Столовая!
— Точно? — переспросил я.
— Сто процентов!
Мы вышли из корпуса 1-Б и столкнулись лицом к лицу с Чуком и Геком. По причине непогоды эсэсовцы были одеты в черные кожаные плащи и водонепромокаемые шляпы с широкими полями. Гешко вертел в руках свой пресловутый телефон. Увидев нас, парни многозначительно переглянулись.
— Как купание? — сквозь зубы поинтересовался Чалов. — Повысилась ли ваша потенция?
— Мы тоже очень рады вас видеть, — буркнул я, пожалев время на ссору.
Но просто так отпускать нас эсэсовцы не хотели.
— Значит, вы все еще работаете, — задумчиво протянул Чадов. — Несмотря на заявление о якобы имевшем место выходе на пенсию. Ничего не понимаю… Откуда тогда у вас кресты?
— А тебя и не просят что-либо понимать, — огрызнулся Свин. — Делай свое дело и не суй нос куда не следует.
Эсэсовцы потоптались на месте.
— Что? — раздраженно спросил Свин.
— Мы знаем вас двоих довольно давно, — начал Чадов.
— Без прелюдий, пожалуйста! — попросил я.
— Хорошо, без прелюдий. Здесь и сейчас происходят очень важные события, связанные с верой народа.
— А именно? — хрюкнул Свин.
— А вот что именно, вам двоим знать не положено… хотя вы наверняка в курсе.
— Ну раз мы в курсе, то говори прямо! Дело связано с «Обломками кораблекрушения»?
— И эти парни вешали нам лапшу на уши про купание в холодном море… — картинно возмутился Гешко.
— Вы не должны защищать эту рок-группу, — твердо произнес Чадов.
— Чем же вам не угодили «Обломки»? — спросил у эсэсовцев Свин.
— Нам? — поиграл бровями Чадов. — Лично нам — ничем. Я сам люблю послушать, рок на досуге.
— Кто бы мог подумать…
— Но вот народ…
— Да народ не знает про этих ребят! — сказал я. — У них даже пробный диск не записан…
— Народ не знает, — согласился Гешко и, хитро прищурившись, добавил: — Но народ верит.
— Верит во что?
— В то, — громко, словно его слова записывали на видеокамеру, продекламировал Чадов, — что отечественная группа никогда не сможет покорить вершины мировых хит-парадов.
— А «Обломки» могут? — поинтересовался Свин.
Эсесовцы синхронно кивнули. Я вытер холодную дождевую воду со лба и закурил сигарету.
— Кстати, у тебя моя зажигалка, — напомнил Гешко.
— Я оставил твою зажигалку в казино… Ладно, народ не верит. Но при чем здесь Сгусток?
— Значит, вы знаете и про Сгусток, — минорно промурлыкал Чадов. — Ну что же, раз знаете, то должны понимать: каждый получает по своей вере. И если народ верит, что наша музыка всегда будет на вторых ролях, если почти все считают, что на нашей сцене властвуют одни бездарности, то так и должно быть. А Блуждающий Сгусток — всего лишь инструмент.
— Каждый народ сам творит свою эстраду, — подобострастно подтвердил Гешко.
— Мы говорим о разных вещах! — сжал кулаки я. — Пусть народ считает наших музыкантов пригодными лишь для кабаков! Но вы же знаете, что читатели «Независимого Творчества» отчаянно завидуют талантам и неосознанно посылают Блуждающему Сгустку приказы об их умерщвлении!
— Чувство зависти — не наша епархия, — равнодушно пожал плечами Чадов.
— Значит, вы будете стоять и смотреть, как мысли завистников уничтожат ребят из «Обломков»? Что хоть с ними должно случиться? — с невинным видом хрюкнул Свин.
Хитрость не сработала. Эсэсовцы лишь издевательски усмехнулись. Я развернулся на каблуках и пошел прочь, надеясь, что верно угадал направление к столовой.
— Не держите зла, — крикнул вслед нам Чадов, — но, надеюсь, вы с пониманием отнесетесь к тому, что мы сообщим о вашем местопребывании руководству Службы! Работа есть работа!
