Алексей Онищенко - Сплошное свинство
— Как отец Александр? — спросил я, упав на землю рядом с ребятами.
— Плохо, — покачал головой Зоран. — Весь салон всмятку. А он — в салоне.
Я посмотрел на «крайслер». Огромная машина лежала кверху колесами. Из окон медленно струился дым. Фугас перевернул автомобиль, но, к счастью, возгорания бензина не произошло. Однако при падении кузов основательно деформировался — и сложившиеся гармошкой двери не выпускали Священника из салона.
— Как нам его достать? — спросил я сербов.
— Сейчас никак нельзя, — хмуро ответил Горан, меняя рожок на своем «Калашникове». — Они сверху все простреливают. Не пойму, почему батюшка еще живой.
— Если бы пулемет сюда, — мечтательно вздохнул Зоран. — Или пять-шесть фугасов. Тогда бы мы могли устроить прикрытие и пробраться к «крайслеру». А так у нас и патроны-то заканчиваются. У меня, к примеру, последний магазин.
— У меня — тоже, — подтвердил Горан.
Я попытался проанализировать обстановку. Сербы не врали: добраться к «крайслеру» и остаться невредимым мог только герой западного боевика, но не человек из плоти и крови. Хуже всего было то, что подбитая машина Священника загораживала въезд на мост остальным машинам. Мышеловка, таким образом, совсем закрылась.
— Садись за руль! — прозвучал в моей голове повелительный приказ Священника.
— А ты?
— А что я? Ты математику в школе изучал? Что больше: один или девятнадцать?
— Я не хочу выбирать!
— Боюсь, тебя не спрашивают, хочешь ты или не хочешь.
— Но можно попытаться…
— Сядь в машину, иначе я замолвлю перед Богом словечко, чтобы ты никогда не обрел покоя!
Я в раздражении ударил рукой по асфальту.
— Что будем делать? — спросил меня Горан, выпустив длинную очередь в сторону нападавших.
— Садитесь в джип. Я поеду первым на КамАЗе. А вы замкнете колонну.
Ребята удивленно посмотрели на меня. Пришлось объясняться.
— Отец Александр и мой друг тоже. Когда я подъеду к мосту, постарайтесь подавить их огневые точки. А я попытаюсь вытащить его из машины.
Помедлив немного, сербы согласились. Пригибаясь от пуль, я вернулся в кабину «КамАЗа». Сербы отползли к своему «патролу». Я снова мысленно обратился к Священнику.
— Значит, так, сейчас я подъеду к тебе и закрою «крайслер» прицепом. Постарайся сразу показать мне, какое место надо корежить, чтобы вытащить тебя из салона.
— Спасибо, друг, — ответил Священник. — Но боюсь, что у тебя ничего не получится.
— Почему?
— Потому что Катя не предоставит такой возможности.
— Катя? — переспросил я, чувствуя неприятный бег мурашек в области шеи.
— Посмотри на дорогу, — вздохнул где-то рядом Свин.
Увлеченный беседой со Священником, я и не заметил, что выстрелы со стороны нападавших прекратились и на дорогу вышла она. Да-да, та самая девушка из Присутствия. Катя, Катя, Катерина, неудавшаяся модель и перевоспитанная проститутка, спалившая себе промежность и отблагодарившая за это своего мучителя собачьей преданностью. Сейчас, правда, о былых мучениях ничто не напоминало: выглядела Катя очень прилично. Дорогое черное полупальто, в меру короткая юбка, не дававшая тем не менее и малейшего намека на фривольность, и блестящие сапоги-ботфорты на тонкой шпильке. Волосы, правда, коротко подстрижены: этакий полупрозрачный ежик, который можно было бы назвать мальчишеским, если бы он не был абсолютно седым. А вот шрамы на лице так и остались. По всей видимости, она не обращалась к пластическим хирургам и не делала попыток замазать их тональным кремом. Слишком дорогая память, надо полагать…
В руке Катя держала реактивный гранатомет, ласково именуемый военными «мухой». Держала вроде бы небрежно: толстый зеленый тубус болтался на ремешке где-то на уровне ее щиколоток. Но определенная сноровка чувствовалась. Как только понадобится, гранатомет окажется на плече, щелкнет откидная сетка прицеливания, а тонкий пальчик с ярким маникюром ляжет на спусковой крючок. Впрочем, пока стрелять она не собиралась, иначе уже давным-давно выпустила бы заряд по КамАЗу.
— В чем дело? — вслух спросил я.
— Она предлагает тебе выбор, — ответил Свин.
— Зачем?!
— Гаврила, жми на газ! — требовательно сказал Священник.
— Я не могу!
— Можешь! Просто сделай это и не думай о последствиях. Вообще ни о чем не думай…
— Я не могу! — повторил я и с отчаянием посмотрел на Свина.
Он угрюмо опустил голову. В итоге я снова оказался перед выбором, причем выбирать приходилось между «плохим» и «очень плохим». Ненавижу эту ситуацию, которая преследует меня, словно тень. Ненавижу, но сделать ничего не могу… В свое время я читал специализированную литературу: тонкие книжки в мягких обложках под заголовками вроде «Из любой ситуации есть выход» или «Управляем обстоятельствами». Там, на бумаге, все было очень просто: настраиваешься на позитив, подключаешь сознание к Вселенскому разуму — и Он подкидывает тебе нужное решение. Интересно, что посоветовали бы авторы этих книжек, окажись они на моем месте? Весь позитив догорает вместе с Майн Ридом детективщика; что бы я ни сделал, новая порция воспоминаний будет преследовать меня до того момента, как я отправлюсь на небо. А может, и после: воспоминания, говорят, остаются вечно…
Короче, я нажал на газ и направил грузовик прямо на перевернутый «крайслер» Священника. Проезжая мимо Кати, я бросил на нее взгляд. Девушка улыбалась. Жуткое, мрачное напряжение обезображенных шрамами лицевых мышц. В это мгновение я понял: она мстила. Не мне конкретно, а всему миру. Когда-то ее поставили перед так называемым выбором. Теперь она воспроизвела подобную ситуацию. Почувствуйте, почувствуйте, что довелось пережить мне… А я посмотрю, как вы понесете эту ношу дальше…
До «крайслера» оставались считаные метры. На мгновение я захотел осуществить план, о котором говорил с сербами.
— Если ты остановишься, — услышал я в голове тихий голос Священника, — она врежет тебе в спину из гранатомета. А ее люди перебьют моих прихожан.
— Бл…ь! — в отчаянии закричал я и вдавил педаль газа в пол.
Ревя мотором, КамАЗ врезался в «крайслер». Мы почувствовали сильный удар. Лобовое стекло разлетелось вдребезги. Ломая перила ограждения, «крайслер» полетел вниз, в ущелье.
— Жми на газ! Не останавливайся! — подобно молитве звучало в моей голове.
Даже за несколько секунд до смерти, в стремительно приближающейся к острому скалистому дну машине, Священник думал о нас.
Я выполнил его приказ. Я смел его машину с дороги и переехал на другую сторону ущелья. И его прихожане последовали за мной. Вслед им не стреляли. Нас отпустили.
Несколько минут мы ехали в молчании. Свин отключил меня от своих мыслей, предоставив разбираться с тем, что творилось в моей голове, мне самому. Очень, очень учтиво…
Из-под приборной доски вылезла Аня. Усевшись на кресло пассажира, девушка смахнула осколки лобового стекла со своих волос и посмотрела на меня.
— Мы прорвались?
— Прорвались, — угрюмо буркнул я и полез в карман тренча за сигаретами.
В это время Свин опять подключил меня к своему сознанию. Я услышал, как мой старший офицер медленно, тщательно произнося малознакомые ему церковнославянские слова, читает отходную молитву…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Ворота бывшего пионерского лагеря имени героя войны Константина Заслонова выросли из пелены дождя совершенно неожиданно. Мгновение назад фары освещали лишь завихрения падающего с неба потока, а теперь — красивые ворота из кованого чугуна и небольшую каменную будочку при них. Во времена оны в этой будочке, полагаю, сидели строгие пионеры в накрахмаленных белых сорочках и следили за тем, чтобы их товарищи не покидали территорию лагеря без разрешения вожатых. Сейчас же маленький оконный проем будочки ощетинился на нас дулом пулемета.
Я заглушил мотор КамАЗа, спрыгнул на землю и, подняв руки вверх, закричал что есть сил:
— Свои!
— Чем докажешь? — поинтересовался через хрипучий мегафон хозяин пулемета, исполнявший по совместительству функции вахтера.
Я в недоумении молчал. В самом деле, как доказать чужому человеку, что ты — свой? Выручил Свин. Заставив Аню взвизгнуть, он пробрался к рулю и сбросил мне вниз фотографию обнаженной брюнетки.
— Смотри только, чтобы дождем не намочило, — прошипел Свин, с сожалением отдавая свое сокровище.
Я поднял фотографию над головой. Над будочкой зажегся небольшой прожектор. Яркий компактный луч обшарил меня с головы до ног.
— Ну-ка повернись, а то отсвечивает… — потребовал мегафон.
Я послушно повернулся. Луч надолго задержался на фотографии. Затем динамик снова затрещал.
— Теперь вижу, что свои. Проходи, поговорим.
Рядом со мной затормозил «патрол» сербов. Братья-славяне выбрались наружу и приятельски помахали невидимому пулеметчику. На меня они старались не смотреть: понимали, что никому не пожелаешь оказаться перед выбором, перед каким оказался я, но одобрить и простить мои действия Горан и Зоран тоже не смогли. Выбрали молчание как самый надежный метод дипломатии.
