Юлия Набокова - Легенда Лукоморья.
Пока я рассматривала чистенькую, убранную цветочными букетами горницу да думала, на что это она намекает, хозяйка достала из резного сундука бутыль с мутной водицей и уже знакомую склянку, завязанную алой лентой.
— Это,— она протянула склянку,— для молодца,
— Это та самая? — Я изобразила восхищение.— Люблянка?
— Она, родимая,— ласково улыбнулась Любава. На колени ей запрыгнула кошка, и хозяйка почесала ее за ушком.
— Наверное, дорогая? — закинула удочку я.
— Для тебя — две серебрушки.
— Для того, кто любит, наверное, и золотого не жалко,— будто бы невзначай заметила я.
— Да уж.— Любава фыркнула.— Вот только перед тобой
богатырь являлся. Люблю — не могу, хочу, чтоб девица моей была, все на свете отдам.
Я судорожно сглотнула:
— И что?
— Брехал,— разочарованно вздохнула она.— Волшебного коня пожалел.
— Но ты ему все равно помогла?
— А как же,— усмехнулась Любава, убирал в сундук шелковый Илюшин кошель, набитый монетами.— Так помогла, что он теперь вовек меня не забудет! А это,— она придвинула ко мне бутыль с мутным содержимым,— для тебя. Быстротолст!
— Быстро что? — поразилась я.
— Красота это твоя девичья, вот что! — тоном доброй феи провозгласила Любава.
— Это? — Я с сомнением покрутила бутыль и оскорблено поинтересовалась: — А зачем мне это?
Чародейка всплеснула полными руками.
— Так красота-то девичья, она в теле! Ты на меня погляди! — Она выставила вперед свой арбузоподобный бюст и провела пудовыми руками по набитому, как барабан, животу.— Все он, быстротолст!
— Так это,— я потрясенно уставилась на ее телеса,— все магия?
— Он, он,— закивала непомерно довольная собой Любава,— быстротолст родимый. Не успеешь оглянуться — раздобреешь, как на дрожжах. И женихи в очередь за околицей выстроятся.
Она придвинула ко мне бутылочку и ласково улыбнулась. Представив себе, как от одной капли отвара меня раздует до размеров слона, я в ужасе затрясла головой. Я за естественную красоту. И скелет, изможденный диетами, и туша, раздутая магией,— это перебор.
— Нет, спасибо! Я как-нибудь сама.
— Ты замуж хочешь? — прищурилась Любава.
— Замуж? — Я отшатнулась.— Не-э-эт!
— Вот и пей… — привычно начала отвечать чародейка и вдруг в ужасе вытаращила на меня глаза: — ЧТО?!
— Замуж не пойду! — Я с решительностью отодвинула бутыль.
— Да как же,— растерянно пробормотала чародейка,— тогда зачем же...
— Зачем пожаловала? — подсказала я.
— Ага,— кивнула она, таращась на меня, как на диво дивное.
— Работу ищу,— брякнула я.— Тебе помощница не нужна?
Любава окинула меня критическим взором:
— А по-моему, замуж тебе, девка, надо!
— Не хочу жениться,— уперлась я,— хочу учиться!
— Чему же?
— Как это чему? Ворожбе! Ты, говорят, одна из величайших волшебниц Лукоморья…— Я глянула на довольно заалевшую Любаву, убедилась, что выбрала верный тон, и продолжила врать: — Сама Яга тебе не ровня. Вот и хочу к премудрости твоей приобщиться.
— Опоздала ты, девонька,— Любава светло улыбнулась,— не до учениц мне нынче. Я ведь скоро замуж выхожу.
— Вот радость-то! — воскликнула я, заметив за окном мелькнувшую черную тень. Белая кошка заинтересованно порхнула на подоконник и уставилась на восхищенно прильнувшего к стеклу Варфоломея.— За кого же?
Так она мне и назвала имя счастливца!
— Выйду — узнаешь.— Она лукаво улыбнулась.— И тебе тоже советую времени зря не терять. Женское счастье — оно в семье, а не в учении.
Глядя на светящееся лицо Любавы, было ясно, что ни о каких интригах и власти она и не помышляет. Засиделась чародейка в девках по лукоморским меркам, вот и рада-радешенька, что жених на горизонте нарисовался.
— Бери,— расщедрилась она, придвигая ко мне обе бутылочки,— дарю!
Тем временем Варфоломей своими кошачьими комплиментами, видимо, успел вскружить голову хозяйской кошечке. Потому что та, забыв обо всем на свете, метнулась с подоконника и, не заметив на своем пути ведерко с тестом, стоявшее на скамье у стены, опрокинула его. Вязкая масса растеклась по бревенчатому полу, Любава с криком вскочила и, обругав уже умчавшуюся на двор проказницу, метнулась за тряпкой.
Пока чародейка, причитая, ползала по полу и собирала тесто, я не удержалась и перевернула бересту. К моему удивлению, та была совершенно пуста. Как будто бы на моих глазах Любава не выводила с усердием буковку за буковкой. Не успела я удивиться, как береста колыхнулась, и на ее поверхности проступили слова, которые писал невидимый мелок. Вот тут-то я и пожалела, что так легкомысленно отнеслась к занятиям по старославянскому языку в институте. Потому что надпись складывалась из смутно знакомых витиеватых символов. Как я ни напрягала память, перевести письмена так и не смогла. К тому же каждую секунду меня могла застать Любава поэтому я поспешила положить бересту на место.
— Вот беда-то,— горестно проговорила чародейка, поднимаясь с колен.— Все тесто пропало.
— Что ж, не буду мешать.— Я встала с лавки.— Счастливо оставаться!
— Погоди! — окликнул меня голос Любавы, когда я уже была в дверях.— Отвары-то забыла!
Пришлось вернуться и забрать с собой подарки, которые мне были совершенно не нужны. Но не обижать же хозяйку! Хотя я бы с большим удовольствием приняла в подарок каравай. Или кусочек сыра. Или мисочку каши. Желудок настойчиво напоминал о себе, и я досадливо поморщилась, сжимая гладкие бока бутылочек. При первом же удобном случае вручу их тому, кто в них нуждается. Или загоню по спекулятивной цене, если будет нечем расплатиться за ужин.
Однако стоило выйти за забор, как мысли о еде вылетели из моей головы.
— Варфоломей, погляди-ка, это не Сидор там впереди вышагивает?
— Какой такой Сидор? — встрепенулся кот.
Ну да, чего ожидать от Варфоломея — он-то сплетника Сидора видел один раз в жизни и то на волшебной тарелке во дворе Забавы.
Но кот уже сорвался с места, обогнал путника, повернулся к нему мордой и, выгнув спину, громко зашипел. Сидор схватил с земли камень и запустил в кота. Тот чудом успел увернуться и взлетел на забор, откуда продолжил шипеть вслед мужику.
— Варфик, ты цел? — Я подбежала к нему.
— Я-то цел, а вот этому,— кот погрозил в спину Сидору, который как раз завернул за поворот,— еще не поздоровится! Ух я ему!
Кот аж подпрыгнул на месте, не удержался на заборе и рухнул вниз, в пышные листья лопуха.
— Глаза выцарапаю! — профырчал он, выбираясь оттуда и стряхивая с уха большую жирную гусеницу.
— Это всегда успеется,— остановила его я.— Как ты думаешь, что он здесь делает?
— Живет? — предположил Варфоломей.
— Навряд ли,— возразила я.— Сидор, Фрол и Клим из одной деревни. И Фрол, говоря о чародейке Любаве, сказал, что живет она далече от них. А теперь догадайся с трех попыток, какое дело могло унести Сидора так далеко от дома?
— Неужели за люблянкой пришел? — Кот в удивлении округлил глаза. — Да на что только этот сморчок надеется? Я уже заранее сочувствую его зазнобе.
— Не думаю, что дело в зазнобе.— Я покачала головой.— Тебе напомнить, при каких обстоятельствах мы последний раз лицезрели Сидора?
— Волшебное блюдо Забавы! — вскрикнул кот.
— Точно. Сдается мне, Сидор явился сюда за новой сплетней. И,— я глянула на солнце, клонившееся к закату,— скоро будет новый сеанс связи.
Нельзя допустить, чтобы он опять наговорил гадостей про Бабу-ягу! — заявил Варфоломей.
— Согласна.
— Давай я нападу на него, он растеряется, а ты огреешь его по голове горшком.— Кот махнул на горшки, которые
сушились на заборах у каждого дома.— А пока он опомнится, оттащим его в какой-нибудь сарай и свяжем!
— Ну и фантазия у тебя, Варфоломеюшка. Вот что, у меня есть идея получше...
Сидор, не догадываясь, что за ним наблюдают, скорчил страшную рожу, растянув губы и обнажив зубы, после чего потер зубы пальцем. Потом поплевал на ладони, пригладил лохматую голову и принялся подкручивать ус.
— Пора,— шепнула я, вылезая из-за куста с бузиной. Кот юркнул следом за мной.
Последний час мы тайком кружили за Сидором по всей деревне. Народ возвращался с полей, улицы были полны людей, и мне ничего не стоило затеряться между спешащими по воду девицами, молочницами, предлагающими соседям свежий удой, и мужиками, обсуждавшими заготовки сена и лучшую наживку для рыбалки на щуку. Сидора узнавали: кто-то, разинув рот и бросив ведра, спешил к нему, чтобы узнать последние сплетни, кто-то презрительно морщился и отворачивался, показывая, что не желает иметь с ним дела. Так или иначе, но недостатка в слушателях и осведомителях у Сидора не было. Наконец народ разошелся по домам, чтобы собраться за большим столом и плотно отужинать, а Сидор сел на завалинку напротив колодца, достал зеркальце и принялся скалиться.
