Алексей Калинин - Амулет колдуна
У каждого надзирателя был длинный кнут, и время от времени они его использовали, подбадривая падающих людей. Причем делали это с таким скучающим выражением лиц, словно отгоняли надоедливую муху. В ответ на удары, люди в лохмотьях вздрагивали, ежились и продолжали тянуть свой груз.
Мы же поднимались все выше в сужающуюся полость Башни Безмолвия. Подъемник скрипел, качался из стороны в сторону, угрожал оборвать трос и уйти из жизни подобно самураю. Но все же смог доставить нас на самый верх.
Стержень к этому времени очень сильно сузился и дошел до двух человеческих обхватов. На самой верхней площадке находилось четверо стражников и десять оборванных людей, пятеро из которых тянули рычаги стержня, а пятеро дремали у стен, прикованные к ним внушительного вида цепями.
— О, новое мясо привезли! Наконец-то, а то старое уже начинает протухать! — произнес один из надзирателей и двинулся в нашу сторону. В руках покачивался кнут, сплетенный из нескольких длинных кожаных шнурков с металлической окантовкой на рукояти.
— А ты поменьше рот открывай, не так сильно падалью пахнуть будет! — поднял голову один из сидящих у стены. В нашу сторону блеснули карие глаза.
Старший надзиратель, не глядя, вытянул его по спине своим кнутом. Старшим я его назвал из-за пуза, ничем не уступающего в размерах животу Колуна, самодовольного вида и красной повязки на рукаве. Пленник издал звук сквозь стиснутые зубы, но головы не опустил, продолжал смотреть на нас. Сопровождающие подтолкнули людей в спины, мы очутились на площадке. Испарения поднимались снизу, и запах тут сшибал с ног. Похоже, что я узнал, как будет пахнуть в аду: потом, кровью и испражнениями.
Стражники, получив свою порцию похлебки и, перекинувшись несколькими словами с сопроводившими нас стражниками, отошли в сторону к грубо сколоченному столу с длинной скамьей. Надзиратели с похлебкой уехали вниз, подъемник скрипнул на прощание, а мои спутники остались стоять, не зная, что предпринять дальше. Стражники не торопясь жевали и откровенно разглядывали Татину, что заставило Павла покраснеть. Он постарался закрыть её от нескромных взоров щуплым телом. Но Татина и сама могла за себя постоять, что она не преминула продемонстрировать всем присутствующим.
— Здравствуйте, уважаемые страдальцы и за порядком следящие! Прибыли мы из мест недалеких да всеми исхоженных, где поминать будут дела наши недобрые, да славу дурную пускать в другие пределы. Спутники мои кровавый след в каждом королевстве оставили, не раз приговорены к повешению, в общем изверги жуткие, — мужчины никак не отреагировали на эти слова, продолжая поедать взглядами Татину. — Вот старый Кан, не старикан, а старый Кан! Одним махом вырубает троих, да еще по семерым отголосок прыгает, причиняет неудобства в виде травм и глубоких царапин.
— Это хорошо, что сильный, значит за двоих работать будет, — сказал, отрываясь от похлебки, старший надзиратель. Кан красноречивым взглядом поблагодарил Татину за такое представление и ободряюще подмигнул, предлагая продолжить речь.
— А это великий отравитель, душегуб и убийца по имени Павел. Он троих братьев-людоедов у деревни выселенцев нечаянно попортил, когда они имели глупость его разбудить. А потом и деревня под горячую руку попалась, рука до того горячей оказалась, что сгорела деревня до последнего полешка. Других случаев злодейства и не сосчитать, особенно когда он краснеет, вот как сейчас. Аккуратнее, а то броситься может и даже укусить! — предупредила Татина. Павел от её слов и впрямь покраснел, как вареный рак, для пущей иллюстрации оставалось только поскрежетать зубами.
— Попортил людоедов? Это да, это героизм неимоверный, — усмехнулся толстяк.
— Э-э, она имеет ввиду покалечил, а вовсе не то, что вы подумали, — проблеял Павел.
Идущие за рычагами пленники прислушивались к разговору, сидящие тоже начали поднимать головы. Их изможденный вид показывал, что они уже давно находились в этом месте. Из всей одежды на грязных телах лишь потрепанные штаны и цепи, цепи, цепи. Цепями они прикованы за руки, ноги и шею к стене, а идущие лишь за руки и шею, оставляя свободными ноги.
— Слышали мы о несчастии, произошедшем с нашими сотоварищами в деревне. Так вот это чьих рук дело. Ну, будь уверен, что своим вниманием мы тебя наградим в полной мере! — ощерился старший и взмахнул кнутом.
Кнут просвистел в воздухе и резко щелкнул, словно прозвучал выстрел в пустыне. Павел поежился и попытался просверлить укоризненным взглядом две аккуратные дырочки в Татине.
— Ну и наконец я, главарь этой милой шайки, их основной мозг. Добавила бы еще печень и сердце, если бы не забыла в младенчестве, что означают оба этих ненужных органа. Я Татина, внучка старой Зары, потомственная колдунья в десятом поколении, умею наводить сглаз, порчу и разные виды насморка. Надеюсь, вы поняли, что с нами лучше не шутить, и требую предоставить нам место у окошка, трехразовое питание и семь выходных в неделю, — Татина даже притопнула ногой, разгоряченная своей речью.
— Красавица моя, нас многие пугали, рассказывали о том какие они великие колдуны либо живодеры, угрожали множеством кар и проклятий. Однако, где они теперь знаем лишь мы, а мы вот они, в целости и сохранности, даже аппетит не испортился, — сказал облизывающий ложку старший, остальные вяло поддержали его смешками. — Ты без чародейских штучек, без колдовских прибамбасов, даже без кота — так что чем докажешь свою речь? Плюнь ты на свои байки, да подари нам немного своей ласки, а то мы с ребятами соскучились в компании этих мужланов.
— Ну, кота носит Павел в кармане. Друг мой, достань и покажи этим неверующим. А я тем временем придам ему обычный вид, — Татина подмигнула Павлу и театрально воздела руки вверх. — Курукам индерко устонал!!!
Потом она еще что-то орала в этом же роде, но я не слушал, так как меня с почетом и подобающим пиететом извлекли из кармана и положили на ладонь на всеобщее обозрение. Рожи стражников расплылись в ухмылках, глядя на кота таких размеров. А Павел поднял руку вверх, отвлекая внимание от амулета, и повернул фиолетовый луч. Опять холод и на Пашкиной руке, обвиснув с обоих краев ладони, возник я. Он бережно поставил меня на пол, где я величаво потянулся и грозно мявкнул в направлении стражников. Те слегка отпрянули, уставившись на меня во все глаза.
— Да и ласка моя вам ни к чему, поскольку прекрасно могу наводить чары, дарующие мужскую немощь. Показать? — Татина шагнула к оторопевшим стражникам.
— Нет, — севшим голосом пискнул старший надзиратель, потом откашлялся и уже обычным голосом добавил. — Не нужно, красавица, мы и так верим. Сейчас мы посовещаемся и решим, что с вами делать.
Он повернулся к остальным, сидевшим на скамье, и у них шепотом разгорелась дискуссия. Мы так и остались стоять около подъемника. Пленники у стены также заинтересованно осматривали нас. Один даже ободряюще улыбнулся, показав редкие желтые зубы. Сквозь спутанные лохмы волос живо блестели карие глаза, хотя левый немного подергивался, как бы подмигивая нам. На щеке алел свежий шрам, идущий от уха до рта.
— Молодец, девочка, теперь уже недолго осталось, — прошептал Кан.
— Чего недолго? — не поняла Татина. — До того как нас закуют в железные браслеты?
— Не переговариваться, — бросил один из надзирателей и зевнул.
Его примеру в зевании последовали остальные. Понемногу их движения становились вялыми, моргание давалось с трудом, то есть веки закрывались с охотой, а вот открываться явно не спешили. Вот голова одного ударилась о столешницу и замерла рядом с котелком, звучный храп огласил балкон. Другой хотел его толкнуть, но рука безжизненно упала на середине пути, следуя за ней, под стол сполз и хозяин. Через секунду он уже вторил ранее павшему товарищу.
Старший сообразил, что творится что-то неладное и толкнул третьего. От толчка тот навернулся со скамьи, сверкнули в воздухе каблуки и, сделав в воздухе сальто-мортале, надзиратель шлепнулся на пол. Удар подействовал ненадолго, у него хватило сил поднять голову и подложить под нее руку, затем он тоже блаженно заурчал. Я так урчал в редкие минуты заботы о животине, которую накормили и приласкали.
Самый старший надзиратель, оказавшийся и самым крепким, схватился за кнут и взмахнул им в нашем направлении. Кнут предательски вырвался из его руки, и, немного не долетев до нас, уютно свернулся на полу. Его судьбу повторил и старший надсмотрщик. Уже с закрытыми глазами он попытался что-то сказать, или просто моргнуть в нашу сторону, но не смог и громоподобно захрапел, разом заглушив потуги подчиненных.
— Умница, девочка! Да только ведь они проснутся и отыграются на нас за ваши шалости. Вас они вряд ли посмеют тронуть, — сказал человек со шрамом.
Татина только растерянно сморгнула. Неужели и в самом деле так хорошо подействовал набор непонятных слов?
