Сватоплук Чех - Путешествия пана Броучека
— И теперь королевский дом пустой?
— Совершенно пустой.
Сообщение Домшика немало взволновало пана домовладельца. Сказочный клад снова был в его руках.
По-видимому, из-за внезапной смерти короля никто не узнал про тайную комнату, ибо в противном случае в это бурное время клад йвстарались бы перенести в более безопасное месте; и табориты тоже не пронюхали o6 укрытом богатстве. Он единственный знает о нем и легко может пробраться в пустующий дом. Можно хотя бы набить карманы драгоценностями, что подороже, и если, бог даст, он вернется в свое девятнадцатое стоиетие, у него будет прекрасное вознаграждение за эту дикую гуситскую авантюру, разве что драгоценности превратятся в сухие листья — но такое бывает только в сказках…
И даже если ему суждено эастрятъ в этом средневековье до конца своих дней, то и здесь таким богатством не следует пренебрегать. «Тин везде господин», — как сказал Домпгак, и в любом случае гораздо приятнее просто стричь купоны, нежели промышлять на жизнь каким-нибудь ремеслом, даже если это дегустация вин.
Янеку от Колокола пришлось напомнить гостю, что пора двигаться дальше.
Они пошли через Старый угольный рынок, теперешнюю Козью площадь, а затем по улице, ведущей на север и завершающейся по правой стороне садами великолепного монастыря св. Анежки. Домшик сообщил пану Броучеку, что клариски[32] сейчас, в это грозное время, переселились в Паненский Тынец,[33] и перечислил пражские монастыри, которые частью были разрушены гуситами, частью разорены, частью же, после изгнания ненавистных монахов, для других нужд приспособлены. Пан Броучек в душе этот погром и разоренье хочень не одобрил; но автор сих строк как раз припоминает, что обитель благословенной Анежки, сия драгоценнейшая жемчужина древнего нашего зодчества, пережившая гуситскую бурю, в эпоху «просвещенную» была варварски осквернена и превращена в склады вонючих тряпок, — судьба, постигшая и другие бесценные памятники нашего отечества, к стыду эпохи, кичащейся своей любовью к предкам и к искусству.
Когда наши путники вышли за монастырским садом на берег Влтавы, пан Броучек был поражен открывшимся перед ним зрелищем.
Крутой летненский склон на том берегу был по большей части покрыт остатками виноградников, по-видимому, недавно разоренных. На Марианский бастион и королевский летний дворец Бельведер не было я намека; всюду по холмам тянулись лишь виноградники и сады — до самого Града пражского, который выглядел совеем не так, как теперь. Правда, пан домовладелец узнал Черную и Белую башни, Далиборку, обе башни базилики св. Иржи, хотя все они чем-нибудь крышей ли, или какой другой деталью — отличались от нынешних: особенно ему бросилось в глаза навершие Черной башни, сверкающее на солнце, будто крытое золотом, но башню храма св. Вита, право, было трудно узнать: она была выше, чем теперь, не имела куполообразного завершения, но увенчивалась высокой остроконечной гонтовой крышей. И весь храм тоже был крыт гонтом и тянулся дальше на запад, как если бы там уже стоял новый неф Мокера или, скорее, как если бы на том месте храм св. Вита был пристроен к остаткам другой церкви, на что указывал другой стиль и вторая башня этой западной части. И королевский Град имел совсем иной, особый облик, а за Градом не виднелся характерный дом Шварценбергов; зато весь нынешний градчанский квартал был окружен могучими стенами, словно крепость.
А что Малая сторфна, хотя отсюда можно было видеть лишь ее небольшую часть? Казалось, она занимает намного меньшее пространство, чем теперь, будучи обнесена толстой, хотя местами и разрушенной крепостной стеной со множеством башен, но вся она была подобна гигантскому пепелищу. И Страговский монастырь наверху тоже выглядел огромной руиной.
Каменного моста и того, что за ним, отсюда не было видно. Но пан домовладелец не досчитался тут и Цепного моста, и моста Франца-Иосифа, и виадука железной дороги.
Однако всю эту картину он окинул лишь беглым взглядом, ибо его внимание почти сразу было привлечено зрелищем, открывавшимся на гребне Летны. Это было зрелище поистине невиданное. На горе по всей ее протяженности раскинулся целый город из шатров и палаток, над которыми развевались бесчисленные хоругви и флажки, помеченные красным крестом. Лагерь — этот прямо-таки кишел воинами — кто в пестрых одеждах, кто в железных латах. Шлемы, панцири, бесчислен-ное оружие — все это грозно сверкало в лучах солнца.
Над толпами воинов вздымалось великое множество длинных пик, также украшенных флажками с красным крестом; местами скопления копий напоминали густой лес.
Там и сям можно было разглядеть какие-то орудия, из рычагов, цепей и колод составленные; Домшик объяснил, что там находятся луки, арбалеты, большие пращи и прочие орудия для метания на город огненных бочонков и стрел, тяжелых камней и прочих снарядов.
Он показал ему также места, где стоят верховые и ломовые пушки, пищали, гарматы и прочие разные стенобитные орудия, порохом стреляющие, коих у неприятеля изобилие. Однако Зикмунд не позволял до сей поры употребить в дело тяжелые пушки, поддавшись будто бы на уговоры чешских дворян в его лагере не губить без нужды собственный город.
Дальше Домшик сказал, что и у пражан есть гарматы и ломовые пушки, что могут ответить неприятелю тяжелым ядром, железным либо каменным. «Пражка» стреляет, каменными ядрами в пятьдесят фунтов весом, а «Яромирка», «Быстрая», «Тараторка» и «Трубачка» не намного ее легче. «Здесь у нас стоят лишь пушки поменьше», — добавил он, указывая на несколько малых орудий особой формы, расположенных на берегу неподалеку от них. И здесь, на пражской стороне, было людно: повсюду стояли толпы воинов и любопытных, живо переговаривающихся между собой и указывающих куда-то на тот берег, в направлении Малой стороны.
Пан Броучек представлял себе Сигизмундово войско совершенно иначе, более похожим на современную регулярную армию, но все-таки ему стало как-то не до себе перед таким множеством сверкающего старинного оружия, в пределах досягаемости этих пращей и гармат, хотя б это были всего лишь неуклюжие допотопные мортиры. Поэтому он малодушно отступил назад и старался держаться как можно ближе к углу монастырского сада, чтобы в случае опасности быстро найти себе там укрытие.
Его спутник тем временем рассказывал ему, что лагерь на Летне — лишь часть Зикмундова войска: тут расположились только немцы баварские и рейнские.
Второй лагерь, с войском князей мейсенских, лежит за ними, ближе к Королевскому заказнику у Овенца; в полях у Голешовиц — стан Альбрехта Австрийского с его людьми, а на другой стороне, ближе всего к Граду пражскому — четвертый лагерь, образованный по большей части из угринов и силезцев. К ним следует еще причесть сильный королевский гарнизон в Граде пражском и на Вышеграде.
— Но это же тьма народу! — воскликнул пан Броучек.
– Столь много воинов из разных стран христианских никогда еще не собиралось вместе, — подтвердил Янек от Колокола. — Чуть не весь христианский мир ополчился на нас; на призыв папы римского и за обещанные бумажки с отпущением грехов ринулись к Зикмунду огромные толпы крестоносцев из ближних краев и из дальних: немцы, угрйны, валахи, французы, англичане, гипшанцы, голландцы и премногие другие народы, такоже хорваты, болгаре, русины, поляне и иные народы языка славянского, да еще изменники — всех вместе наверное сто пятьдесят тысяч воинов.
— Сто пятьдесят тысяч — но это же ужасно! А вас сколько?
— Всех городских обывателей, считая сюда и женщин с детьми, при короле Вацлаве в Праге было примерно сто тысяч. Но с уходом немецких студентов я иностранных купцов, ибо захирела торговля в наше бурное время, с бегством или изгнанием пражских немцев и чехов-изменников, духовенства белого и черного с разномастной челядью, многих дворян и сдут магнатов, а такоже прочими разными способами умалилось это число весьма и весьма, и вряд ли я ошибусь, если скажу, что на нашей стороне может сразиться, считая помощников из окружных сел, примерно пятая часть от количества крестоносцев.
— Боже ты мой: один против пятерых! Да к тому же почти сплошь ремесленники и крестьяне, как ты сам говорил! Ну скажите мне, люди добрые, как вас осенило выступить против такой силищи?!
Домшик нахмурился: — А что прикажешь делать? Может, сдаться этому Зикмунду?
— Есть хорошая поговорка: «лбом стену не прошибешь», или еще: «не можешь перепрыгнуть — подлезь». Ведь вам не обязательно сразу сдаваться на милость и немилость победителя. Может, чешские дворяне замолвят за вас словечко, и вы добьетесь какихнибудь уступок…
— Знай, я стыжусь этого и всеми силами тому противился, но пражане дважды уступали неблагородному королю, прося лишь свободного причащения вином и хлебом. И знаешь ли ты, как Зикмунд принял послов наших? Чтобы оскорбить их, заставил стоять веред собой на коленях изрядное время, а затем ополчился на них, нанося обидными словесами и требуя без оговорок снятия всех цепей v и колод, а во второй раз, при переговорах в Кутных горах, приказывая сдать и все оружие. Тогда только поняли и самые осторожные среди нас, что не остается ничего, кроме как взяться за оружие. Сейчас, имея при себе огромное войско крестоносцев, он еще менее был бы склонен к уступкам. Он жаждет жестоко покарать нас за бунт и с корнем вырвать и растоптать учение Гусово. И даже если бы он мнимо согласился с нашими требованиями, верь, добившись власти над нами, он вероломно нарушил бы обещания, так же как он подло попрал собственную свою охранную грамоту, магистру. Гусу выданную.
