Алексей Лютый - Рабин, он и в Африке Гут
– Нет, значит, мы тут погибаем, а он отдыхать собрался?! – возмутился Попов. – Ну-ка быстренько сожри всю саранчу и дай нам спокойно пообедать.
– Не буду, – отрезал Горыныч.
Я оторопел. Прямо вот так вот застыл посреди трактира и несколько секунд даже не замечал того, что ко мне насекомые уже вплотную подобрались. Вам, может быть, мое замешательство и покажется странным, но оно вполне объяснимо. Дело в том, что за всю свою насыщенную жизнь я встречал только двух «особей», как выразился Ахтармерз, которые никогда не отказывались поесть. Это сам Горыныч и, конечно, Андрюша Попов. Причем первый, поскольку являлся всеядным и мог потреблять внутрь все, начиная от сланца и кончая копченостями, вообще жевал практически всегда, когда я его видел. А тут нате вам, саранчой брезгует!
– Это почему мы кушать отказываемся? – тоном детсадовской няни поинтересовался у Ахтармерза мой Сеня, не забывая прихлопывать дубинкой по очередному насекомому, посмевшему подобраться слишком близко.
– Видите ли, все дело в том, что желудок у существ, представляющих мою расу, не настолько эластичен, как это бывает у приматов, – терпеливо разъяснил трехглавый умник. – Наш пищевод и кишечник, в отличие от остальных органов, крайне слабо подвергаются трансформации, и организму требуется сначала израсходовать полученную пищу, прежде чем приступать к получению новых порций.
– Короче, ты просто обожрался! – перевел с гварнарытовского языка на нормальный Ваня Жомов. – Меня это не колышет. Избавь нас от этих насекаторов, или ты вообще пожалеешь, что тебя мама родила.
– Меня мама не рожала! – категорично заявил Горыныч. – Это у таких физиологически примитивных существ, как гуманоиды, принято вынашивать внутри себя свое потомство. Наши же самки откладывают яйца. Во-первых, это практичнее…
– Дискутировать о методах воспроизведения позже будем, – проговорил Сеня, отступая в самый угол, а я благоразумно спрятался позади него. – А сейчас, ящерица мутировавшая, если ты не избавишь нас от этих тварей, я лично позабочусь о том, чтобы после тебя и яиц не осталось!
– Должен заявить, что я категорически отказываюсь работать в условиях… – Ахтармерз увидел, с каким выражением лиц мы слушаем его, и тут же оборвал себя на полуслове. – Ладно, избавлю. Только потом не нужно кричать, что я плохо пахну.
Средняя голова Горыныча на пару секунд изчезла из нашего поля зрения, а затем в окна трактира просунулись все три. Сделав глубокий одновременный вдох, от которого меня чуть не засосало в желудок к Ахтармерзу, его остроносые черепушки показали нам структуру построения собственной гортани и громко рыгнули, заполнив трактир запахом болотного газа. Я примерно подобного и ожидал от него, поэтому успел задержать дыхание. Ну, а остальные среагировать на выделение Горынычем животного сероводорода не успели.
Моим ментам еще и не такую гадость по долгу службы нюхать приходилось. Поэтому газовую атаку они выдержали. А вот Аарон с Моисеем, видимо, забывшие, что такое зловоние нищих кварталов, мгновенно задохнулись и благополучно потеряли сознание. От выхлопа Ахтармерза у Нахора округлились глаза, и он начал пританцовывать на месте, бессмысленно бормоча себе под нос наизусть декларацию о доходах, а трактирщик застыл.
– Бог ты мой, опять эта старая карга, Манассия, омлет для посетителей из тухлых яиц готовит! – завопил он и, сотрясая кулаками, помчался на кухню.
Саранча, как известно, на болотах не живет, поэтому к запаху сероводорода эта тварь непривычная. Для нее этот аромат в первую очередь означает полное отсутствие пищи в данном районе. В больших же количествах желудочные газы Горыныча оказывают на насекомых такое же воздействие, как иприт на английских морских пехотинцев.
В общем, от саранчи мы избавились, хотя и оказались вынуждены наслаждаться непередаваемым ароматом сероводорода. У меня хоть обоняние и куда чувствительнее, чем у людей, эту замену я смог воспринять стоически. Тем более что и от блох горынычевская газовая атака меня избавила. А вот мои менты целых два часа мучились, пока вредители полей из города не убрались.
Нужно сказать, что ни нашей, ни Аароновой заслуги в этом нет. Конечно, два наших мага и факира – Попов с патриархом – пытались извести тварей всеми возможными способами, но ничего у них не получалось. К воплям Аарона в небесной канцелярии прислушиваться отказались, видимо, решив, что выполнения одной просьбы в день для любого человека более чем достаточно. Ну а Андрюша, судя по всему, на четвертый подвиг за сутки оказался просто не способен. Куда он только эту саранчу не посылал, начиная от похода на хрен, кончая заселением севера Европы, но насекомые остались глухи к его распоряжениям. В итоге, когда и у того, и у другого кончились все аргументы, саранча просто поднялась в небо и скрылась в неизвестном направлении.
– Интиресна-а, а она все посевы сожрала, или чуть-чуть осталось? – задумчиво спросил Нахор у Рабиновича. – Можи-ит, нужно гонца поси-илать, пшеницу сюда везти?
– А почем она у вас там? – по инерции поинтересовался Сеня и тут же одернул себя. – Ну тебя, Нахор, к кобыле под хвост. Только о прибылях и думаешь!
А сам ты, Сенечка, не такой, что ли? Не ты ли просчитывал, сколько можно с человека брать за вызов наряда милиции на дом? Впрочем, это я только подумал так, а вслух говорить не стал. Все равно мой хозяин нормального языка не понимает, может только на человеческом говорить, да и то лишь на его матерно-ментовском диалекте. И вообще лучше Рабиновичу таких вопросов не задавать. Если и не обидится, так объяснениями замучает до полусмерти. Поэтому я промолчал и вышел на улицу подышать свежим воздухом без примеси сероводорода.
Конечно, местный град никакого сравнения с нашим не выдерживал. У нас дома после такого стихийного бедствия даже в самый жаркий день градины еще бы пару часов в тени целыми и сохранными лежали, а здесь, тьфу, даже луж на мостовой не осталось! Сухо все и чисто. Если, конечно, не считать кучек дохлой саранчи, потравленной Горынычем. Сам же трехглавый борец с вредителями, уже уменьшившийся до размеров пятнистого дога, сидел посреди двора и с ненавистью смотрел на плоды трудов своих луженых глоток.
– Не могу я больше деликатес этот проклятый есть, – рыгнув, простонал он, ни к кому не обращаясь. – А ведь когда опять дома буду рассказывать, сколько здесь насекомых, никто из одноклассников не поверит!
– Ты домой сначала вернись, – благодушно заявил мой Сеня, появляясь на крыльце. Горыныч резко повернул все три головы в его сторону. – Тебе ведь не объяснили, зачем сюда забросили? Так?
– Никто и ничего мне не объяснил, – сердито буркнул Горыныч. – Засосали в межмировой переход и выбросили сюда, словно ненужный мусор.
– Тогда пошли внутрь. Сейчас мы тебе все объясним, – и Рабинович, не дожидаясь ответа, скрылся в дверях трактира.
Я с ними не пошел. Делать мне, что ли, больше нечего, кроме как в сотый раз выслушивать стенания Моисея, агитационные речи его старшего братца и вольную интерпретацию моего рассказа о наших приключениях в Сенином исполнении. Уж лучше я с Нахором «би-еляши пиродавать» пойду! По крайней мере наемся до отвала, когда Рахиль очередную порцию гамбургеров по улице разбросает.
Впрочем, губы я зря раскатал. Это мой хозяин так иногда выражается, когда кто-то хочет его заставить за совместно выпитую водку платить. Нахор торговать сегодня точно не пойдет. Хотя бы потому, что все население Мемфиса лежит по домам и зализывает раны. Да и Рахиль с ним мой Рабинович не отпустит. Приклеился к ней мой Сеня, как клещ к таксе, и отпускать от себя не хочет. Думаете, что он в первую очередь сделал после того, как Горыныч нас от атаки саранчи спас? Меня осматривать начал? Как бы не так! Побежал на второй этаж проверять, не съели ли насекомые его ненаглядную. А что ей сделается? Увидела саранчу, упала в обморок и лежала себе спокойно. А я вот вынужден был самостоятельно шерсть вылизывать, чтобы проверить, не успели ли эти вредители на мне личинки свои отложить.
Рабинович свою подопечную вниз на руках притащил, будто кобеля больного, и давай около нее хлопотать, как сучка над щенками. И между прочим, даже внимания не обратил, во что она превратила нашу комнату, пытаясь навести там порядок. Я ее покусать был готов, когда увидел, что она моим персональным ковриком Сенину подушку обернула, а из его тюфяка соломы надергала и мне в угол накидала. Что я ей, корова, что ли?!
Впрочем, жаловаться мне глупо, поскольку я своими собственными лапами и носом Рабиновича с этой неудачницей криворукой свел. Сам виноват, сам и буду терпеть. А пока, чтобы быть от этой сладкой египетской парочки подальше, я решил по Мемфису погулять. Заодно и рекогносцировку местности провести не помешает. Все-таки нам надо знать, чего Попов со старцами своими чудачествами добились.
