Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)
Еще здесь было зеркало в рост и гардероб. Она заглянула в него — вдруг там окажется коллекция плащей — но внутри не оказалось ничего, за исключением нескольких старых ботинок [29].
Ну туалетном столике стояли кувшин и чашка с орнаментом из костей и черепов, а также разнообразные бутылочки и мелкие вещицы.
Она осмотрела их одну за другой. Лосьон после бритья. Помада. Освежитель дыхания. Пара серебряных помазков.
Все это было довольно печально. Смерть в точности воспроизвел то, что должно стоять на туалетном столике джентльмена, не пытаясь учесть одно-два фундаментальных обстоятельства.
В конце концов она нашла маленькую, узкую лестницу.
— Альберт?
Лесенка привела к двери.
— Альберт? Есть здесь кто-нибудь?
Раз я сначала позвала, это не будет невежливостью, сказала она себе, и толкнула дверь.
Это была очень маленькая комнатка. Действительно маленькая. Здесь стояла какая-то мебель и маленькая низкая кровать. Небольшой книжный шкаф содержал несколько неинтересных с виду книг. На полу валялся клочок ветхой бумаги, и когда она подняла его, она обнаружила, что он весь покрыт цифрами и все они перечеркнуты, за исключением одной записи: 19.
Одна из книг называлась «Садоводство в Экстремальных Условиях».
Она вернулась назад, в кабинет. Теперь она убедилась, что в доме вообще никого нет.
Воздух был пропитан каким-то мертвящим чувством.
И в точно так же — в саду. Смерть был способен на создание почти всего, за исключением водопровода. Но жизнь как таковую он создать не мог. А она должна присутствовать, как дрожжи в хлебе. Без нее все казалось чрезвычайно аккуратным, опрятным и скучным, скучным, скучным.
Вот как это было, подумала она. И тогда, в один прекрасный день, он приручил мою мать. Он был любопытен.
Она двинулась дальше среди фруктовых деревьев.
А когда я родилась, мама и папа так боялись, что я буду чувствовать себя здесь как дома, и воспитали меня так, что я стала — ну — Сьюзан. Какое имя подходит внучке Смерти? Внучка Смерти должна иметь высокие скулы, прямые волосы и имя с массой В и КС.
И тут она опять набрела на ту штуку, которую он сделал для нее. Совершенно самостоятельно. От начала и до конца.
Качели. Обычные качели.
В пустыне между Клатчем и Хершебой царил почти испепеляющий жар.
Воздух вдруг заколебался и что-то хлопнуло. На песчаной дюне материализовался Альберт. На горизонте виднелся форт из необожженного кирпича.
— Клатчский Иностранный Легион, — пробормотал он. Песок начал неостановимо заполнять его башмаки.
Альберт, с сидящим у него на плече Смертью Крыс, потащился к форту. Он постучал в дверь, в которой торчало несколько стрел. Через некоторое время в ней открылся небольшой глазок.
— Чего тебе надо, неффенди? — спросил голос из-за двери.
Альберт показал карточку.
— Видели вы кого-нибудь, кто был бы похож на этого типа? — спросил он в ответ.
Настала тишина.
— Тогда скажем по-другому: не встречался ли вам незнакомец, не желающий говорить о своем прошлом?
— Это же Клатчский Иностранный Легион, неффенди. Люди здесь не говорят о своем прошлом. Они вступают, чтобы… чтобы…
Когда пауза слишком затянулась, до Альберта дошло, что надо бы подбодрить беседу.
— Чтобы забыть?
— Точно. Забыть. Да.
— Ну так были ли в последние время новобранцы, которые казались, скажем так, странными?
— Очень даже может быть, — ответил голос медленно. — Не могу припомнить.
Глазок захлопнулся.
Альберт постучался еще раз. Глазок открылся.
— Да, в чем дело?
— Вы уверены, что не можете припомнить?
— Припомнить что?
Альберт глубоко вдохнул.
— Немедленно позовите вышестоящего офицера!
Глазок закрылся. Глазок открылся.
— Прошу прощения. Оказалось, что это я и есть вышестоящий офицер. Вы не д-рег и не хершебец, случайно?
— Так вы не знаете?
— Я почти уверен, что видел такого. Однажды. Он был, понимаете ли, голова, как эта штука, понимаете?.. С дырками, в таких еще сушат салат— эээ…
Раздались звуки отодвигаемых засовов и дверь раскрылась, обнаружив прихожую.
Вероятный офицер оказался сержантом, насколько Альберт разбирался в клатчских званиях. У него был вид человека, который, в числе прочего, забыл хорошенько выспаться. Если, конечно, он помнил, как это делают.
Кроме него в форте оказалось несколько клатчских солдат, сидящих или едва стоящих на ногах. Некоторые были перевязаны. Кроме того, здесь было гораздо больше солдат, сваленных в кучу на утоптанном песке, которым уже никогда не понадобится ночной сон.
— Что здесь произошло? — спросил Альберт таким властным тоном, что сержант неожиданно для себя отдал честь.
— Нас атаковали д-реги, сэр, — доложил он, слегка покачиваясь. — Их были сотни! Они превосходили нас в — эээ — какое число идет после девяти? Их было столько на одного.
— Десять.
— Десять на одного, сэр.
— И тем не менее вы уцелели, — заметил Альберт.
— А! — сказал сержант. — Да. Эээ… Да. Тут-то как раз и неясность. Эээ… Капрал! Вот ты. Нет, не ты, следующий. Тот, у которого две лычки.
— Я? — спросил маленький толстый солдат.
— Да. Расскажи ему, что произошло.
— О. Есть. Эээ… Ну, ублюдки осыпали нас стрелами, так? И все выглядело так, что с нами все кончено. Потом кто-то подсказал выставлять трупы над стенами, во всем вооружении, чтобы ублюдки думали, что у нас еще полно сил.
— Не очень оригинальная идея, знаешь ли, — сказал сержант. — Это проделывали сотни раз.
— Угу, — согласился капрал смущенно. — Так они, должно быть, и подумали. И тогда… и тогда… и когда они стали скакать там внизу по дюнам… когда они почти добрались до нас, хохоча и крича что-то вроде «Опять эти бородатые фокусы!» — кто-то крикнул «Огонь!» и они выполнили приказ.
— Мертвецы?
— Я присоединился к Легиону, чтобы… ну, знаете, когда ваше сознание… — начал капрал.
— Чтобы забыть? — подсказал Альберт.
— Точно. Забыть. И я в этом преуспел. Но вряд ли мне удастся забыть моего старого дружка Толкача Малика, который бьется с врагами, весь утыканный стрелами, — сказал капрал. — Нескоро, во всяком случае. Но я попытаюсь.
Альберт посмотрел на стены. Они были пусты.
— После всего этого кто-то построил их в колонну, и они удалились маршем, — сказал капрал. — Я ходил за ними посмотреть, что к чему, и обнаружил только могилы. Должно быть, они похоронили друг друга.
— Скажите, — спросил Альберт. — Кто этот «кто-то», которого вы постоянно упоминаете?
Солдаты переглянулись.
— Мы как раз об этом говорили, — сказал сержант. — Пытались вспомнить. Когда все это началось он сидел в… Яме.
— Такой длинный? — спросил Альберт.
— Должно быть длинный, должно быть, — кивнул капрал. — Голос у него определенно был длинный, — он был озадачен словами, которые произнес его собственный рот.
— На что он был похож?
— Ну, он был… с этим… и вроде как… более или менее…
— Не был ли он громким и глубоким?
Капрал с облегчением улыбнулся.
— Это он, — сказал он. — Круглый-Белый-Брюква?.. Смоква?.. Не могу вспомнить точно, как его звали.
— Я знаю, что когда он выходил в… — начал сержант и в раздражении защелкал пальцами… та штука, которую открывают и закрывают. Из дерева сделана. С петлями и засовами. Спасибо. Ворота. Точно, ворота. Когда он выходил в ворота, он сказал… что он сказал, капрал?
— Он сказал «КАЖДУЮ МЕЛКУЮ ДЕТАЛЬ», сэр.
Альберт окинул форт взглядом.
— Так значит, он ушел.
— Кто?
— Тот человек, о котором вы мне рассказывали.
— О. Да. Эээ… Есть у вас какие-то соображения, кто это мог быть, неффенди? Я хочу сказать, это было удивительно… эти разговоры о морали…
— Эспри де кости? — спросил Альберт, который временами бывал отвратителен. — Я полагаю, он не сказал, куда направляется?
— Кто не сказал?
— Забудь, — сказал Альберт.
Он бросил последний взгляд на форт. Вероятно, для истории мира не было никакой разницы — устоит он или нет, исчезнет ли пунктирная линия с карты сегодня или в любой другой день. Но как Хозяин пытается помочь…
«Иногда он тоже пытается быть человеком,» — подумал Альберт.
— Вольно, сержант, — сказал он и побрел обратно в пустыню.
Легионеры смотрели ему вслед, пока он не скрылся за дюнами, а затем вернулись к уборке форта.
— Как ты думаешь, кто это был?
— Кто?
— Тот парень, о котором вы разговаривали.
— Мы?
— Что — «мы»?
Альберт вскарабкался на дюну. Пунктирная линия, извивающаяся среди песков, была едва видна отсюда.
— ПИСК.
— Оба мы с тобой, — ответил Альберт.
Он извлек из кармана чрезвычайно грязный носовой платок, завязал все четыре уголка и натянул на голову.
— Ладно, — сказал он, но в голосе его слышался оттенок неуверенности. — Сдается мне, в этом деле мы не слишком прибегали к логике.
— ПИСК.
— Я хочу сказать, так мы можем гоняться за ним повсюду.
