Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)
— Ты чего хнычешь? Платили-то не твоими зубами.
Оба повернулись, чтобы взглянуть на своего гитариста. Он уставился куда-то в бесконечность полей.
— Она была здесь, — бормотал он.
Перья по спирали опускались к земле.
— Тебе не обязательно было так поступать, — сказал ворон, поднимаясь все выше и выше. — Мог бы просто попросить.
— ПИСК.
— Хорошо, но лучше было бы попросить до, а не после, — ворон взъерошил перья и осмотрелся вокруг — яркий ландшафт под темным небом. — Мы на месте или как? Ты уверен, что ты не Смерть Воронов по совместительству?
— ПИСК.
— Форма не так уж много значит. Кстати, морда у тебя довольно острая. Так чего ты хотел?
Смерть Крыс ухватил его за крыло и дернул.
— Ну хорошо, хорошо!
Ворон посмотрел на садового гнома, который удил рыбу в декоративном пруду. Рыбы были скелетами, но это, казалось, никак не мешало им наслаждаться жизнью, или чем там они наслаждались. Ворон вспорхнул и поскакал следом за Смертью Крыс.
Себя Режу Без Ножа Достабль выпрямился.
Джимбо, Грохт, Простак и Подонок выжидающе смотрели на него.
— Для чего все эти ящики, мистер Достабль? — спросил Грохт.
— Ага, — поддержал его Подонок.
Достабль с осторожностью устанавливал на треноге десятый ящик.
— Вы видели когда-нибудь иконограф, ребята? — спросил он.
— О, да — я имею в виду — угу, — сказал Джимбо. — В них сидят маленькие демоны и рисуют все, на что вы их направляете.
— Эти такие же, только для звука, — сказал Достабль.
Джимбо заглянул под крышку.
— Не вижу ничего — то есть ничо не вижу, никакого демона, — сказал он.
— Потому что там их и нет, — ответил Достабль. Этот факт беспокоил его самого. Он бы чувствовал себя спокойней, если б в ящиках сидели демоны или присутствовала какая-то магия. Что-нибудь простое и понятное. Ему не нравилась сама мысль о привлечении науки.
— Теперь вот что — «Отсос»… — начал он.
— Подпольная Материя, — сказал Джимбо.
— Что?
— "Подпольная Материя", — повторил Джимбо с удовольствием. — Наше новое название.
— Зачем вы его поменяли? «Отсосом» вы не пробыли и двадцати четырех часов.
— Угу, но мы подумали, что название не дает нам двигаться вперед.
— Как это оно не дает? Вы никуда и не двигались, — Достабль посмотрел на них и пожал плечами. — Все равно, как бы вы не назывались. Я хочу, чтобы вы спели свою лучшую песню перед этими ящиками, когда я скажу. Не сейчас, не сейчас — погодите минутку.
Достабль ретировался в самый дальний угол и натянул шляпу на самые уши.
— Все, можете начинать, — сказал он.
Несколько минут он наблюдал за группой в блаженной глухоте, пока общее прекращение движения не подсказало ему, что то, чем они занимались, пришло к завершению.
Затем он обследовал ящики. Проволока слегка вибрировала, но никаких звуков не издавала.
«Подпольная Материя» столпилась вокруг.
— Работает, мистер Достабль? — спросил Джимбо.
Достабль покачал головой.
— В вас, парни, нет того, что они улавливают, — сказал он.
— А что они улавливают, мистер Достабль?
— Не могу сказать, — ответил Достабль, глядя на их удрученные лица. — В вас что-то есть, но совсем немного, что бы это ни было.
— Эээ — Но это не значит, что вы не позволите нам выступить на Фестивале, мистер Достабль? — спросил Грохт.
— Возможно, — ответил Достабль, благожелательно улыбаясь.
— Спасибо большое, мистер Достабль!
«Подпольная Материя» проследовала на улицу.
— Мы должна кое-что сделать, если хотим вырубить всех на Фестивале, — заявил Грохт.
— Что, хочешь сказать, типа, подучится? — спросил Джимбо.
— Нет! Музыка Рока просто происходит сама по себе, — сказал Грохт. — Будешь пытаться учиться — ничего не получишь. Нет, я говорил о… — Он оглянулся вокруг. — О прикиде, например. Ты искал эти, кожаные куртки, Простак?
— Типа того, — сказал Простак.
— В смысле — типа того?
— Типа кожи. Я ходил в сыромятню на дороге Федры, кожа у них там — ништяк, но маленько попахивает.
— Нормально, сегодня ночью с них и начнем. А как насчет тех леопардовых лосин, Подонок? Может, помнишь, мы решили, что леопардовые лосины — это мысль?
Неясное беспокойство промелькнуло на лице Подонка.
— Вроде достал, — ответил он.
— Ты или достал их, или не достал, — сказал Грохт.
— Угу, но они вроде как…— Сказал Подонок. — Слушай, я не нашел магазин, в котором про такое вообще слышали, но, — эээ — ты помнишь, на прошлой неделе тут был цирк, ну, я поговорил с одним мужиком в высокой шляпе, поторговался там и…
— Подонок, — сказал Грохт спокойно. — Что ты купил?
— Посмотри на это так, — сказал Подонок, потея. — Это типа леопардовых лосин, леопардовой майки и леопардовой шляпы.
— Подонок, — сказал Грохт обреченно. — Ты что, купил леопарда?
— Типа леопарда, да.
— О, черт побери.
— Но это же чистый подарок, за двенадцать долларов всего, — сказал Подонок. — В основном он в полном порядке, сказал тот мужик.
— А чего же он от него избавился тогда? — спросил Грохт.
— Он вроде как глухой. Не слышит укротителя, так он сказал.
— Не очень-то это хорошо.
— Не вижу, почему не хорошо. Лосины и не должны тебя слышать.
— МЕЛОЧИ НЕ НАЙДЕТСЯ, МОЛОДОЙ ГОСПОДИН?
— Отвали, дед, — отозвался Грохт.
— СЧАСТЬЯ ВАМ, МОЛОДОЙ ГОСПОДИН.
— Слишком много нынче развелось нищих, так мой отец говорит, — сказал Грохт, когда они отвалили. — Говорит, Гильдия Нищих должна что-то с этим сделать.
— Да, но все нищие — члены Гильдии, — сказал Джимбо.
— Ну, тогда они не должны позволять такому количеству вступать в Гильдию.
— Да, но это все же лучше, чем болтаться по улицам.
Подонок, который проявлял наименьшую мозговую активность в группе, недостаточную, чтобы замечать внешний мир, тащился сзади. У него было неприятное чувство, будто он прошелся по чьей-то могиле.
— Этот выглядит каким-то совсем тощим, — пробормотал он.
Остальные не обратили на него внимания. Разговор вернулся в прежнее русло.
— Я сыт по горло «Подпольной Материей», — заявил Джимбо. — Дурацкое название.
— Правда, страшно тощий, — сказал Подонок. Он похлопал себя по карманам.
— Ага, мне больше всего нравилось, когда мы были «Те, Кого», — сказал Простак.
— Мы же были «Теми, Кого» всего полчаса, [28] — напомнил Грохт. — Вчера. Между тем, как мы побыли «Кляксами» и стали «Свинцовым Баллоном», помнишь?
Подонок обнаружил десятипенсовик и повернул назад.
— Должно быть какое-нибудь хорошее название, — сказал Джимбо. — Могу поспорить, мы сразу поймем, что это самое оно, как только увидим.
— Точно. Мы остановимся на том названии, насчет которого мы не начнем спорить через десять минут после того, как его придумаем, — сказал Грохт. — Мы не сделаем карьеры, если люди не будут знать, кто мы есть.
— Мистер Достабль сказал, что это так и есть, — сообщил Джимбо.
— Это тебе, старик, — сказал Подонок, вернувшись на улицу.
— БЛАГОДАРЮ, — ответил благодарный Смерть.
Подонок догнал остальных, которые вернулись к обсуждению леопарда со слуховыми проблемами.
— Куда ты дел его, Подонок? — спросил Грохт.
— Ну, понимаешь, типа, в твоей спальне.
— Как убивают леопардов? — спросил Простак.
— Есть идея! — мрачно сказал Грохт. — Мы позволим ему подавиться насмерть Подонком.
Ворон изучил часы в холле с умудренным видом понимающего толк в добротной бутафории.
Как заметила Сьюзан, они были не столько маленькими, сколько пространственно искаженными; они выглядели небольшими, но в то же время как что-то огромное, видимое издалека, и в том и в другом случае мозг напоминал глазам, что они ошибаются.
Но сейчас ворон разглядывал их в упор. Они были сработаны из какого-то темного, почерневшего от времени дерева. Был у них и маятник, который медленно раскачивался.
Стрелок у часов не было.
— Впечатляюще, — признал ворон. — Лезвие косы на маятнике. Премилый штрих. Очень готично. Никто не смог бы подумать, глядя на эти часы, что…
— ПИСК!
— Ну хорошо, хорошо, я иду, — ворон перелетел на узорчатый дверной косяк. В орнаменте преобладали черепно-костяные мотивы.
— Великолепный вкус, — сказал он.
— ПИСК. ПИСК.
— Ну, водопровод может проложить кто угодно, я полагаю, — сказал ворон. — Любопытный факт. Знаешь ли ты, что уборная в действительности названа в честь сэра Чарльза Уборного? Немногие…
— ПИСК.
Смерть Крыс навалился на большую дверь, ведущую на кухню. Она со скрипом открылось, но что-то здесь было не так. У того, кто слышал его, возникало ощущение, что скрип специально введен в дверь кем-то, кто чувствовал, что двери вроде этой обязательно должны скрипеть.
Альберт мыл посуду в каменной раковине и таращился в пустоту.
— А, — воскликнул он, поворачиваясь, — это ты! А это что еще за хрень?
