Сергей Боровский - Мелочи жизни (сборник)
- Давай! - подбадривал он.
Вскоре Зинаида Юрьевна, при безоговорочной поддержке публики, перешла к более активным действиям, и нашему взору открылись тугие, пылающие жаждой насилия, соски. И объём имущества впечатлял — литров по пять в каждой ёмкости.
Краем глаза наблюдая за развитием событий, я склонился к Андрюхе и, сохраняя на губах похотливую улыбку (для конспирации), шепнул:
- Как только он оставит ружьё, хватай его.
- А собака?
- А что собака?
- Покусает.
- Если будет, что кусать — уже радость.
- А ты?
- Отоварю его чем-нибудь тяжёлым, пока соображать будет.
Андрюха продолжал сомневаться.
- Может, поменяемся? Ты хватаешь ружьё, а я бомблю.
Кивнуть в знак согласия я не успел, потому что рёв мотора накрыл своим мощным телом лесную тишину — писк ай-фона не в счёт. В кромешной темноте мы увидели слепящий прожектор, направленный на нас. Раздался предупредительный гудок, и что-то большое и неуклюжее влетело в наш катер, стоявший у берега.
Хруст переломленных рёбер судна свидетельствовал о том, что столкновение получилось нешуточным. В подтверждение тому прожектор агрессора погас, сорвавшись мачты в воду, и на смену ему пришёл веселенький выбух пламени, озаривший поляну, где мы стояли с раскрытыми ртами, завороженные зрелищем.
Я успел увидеть лишь общие контуры хаоса, но этого хватило, чтобы сделать выводы о полной гибели обеих эскадр.
- Ах, ты тварь! - заорал Витюн и бросился в атаку, не забыв прихватить ружьё. - Борман! Фас!
Андрюха увязался за ними, а мне вдруг стало совершенно безразлично. И почему-то не страшно. Я опустился на бревно и налил себе полный стакан водки, собираясь его немедленно осушить. Лай собаки, грязная ругань и звуки, похожие на те, которые издают нимфы во время купания в лунную ночь, были прекрасным фоном для намеченной акции.
- Вот так и мучаюсь с ними, оболтусами, всю жизнь, - раздался над самым моим ухом Зинин обречённый голос. - С восьмого класса.
Она всхлипнула.
- Люблю их обоих. Ничего поделать с собой не могу.
Вот оно что. Треугольник, значит.
- За любовь! - сказал я и вылил в себя священную жидкость.
Сергей Боровский
Houston, 2011
ЗА МУСОРОМ
Однажды в осенний жаркий полдень, аккурат посреди бабьего лета, мой близкий друг и соратник Лёха решил вынести мусор. Получив благословение супруги и прихватив с собой полное ведро отходов домашней жизнедеятельности, он сунул ноги в тапочки и выбежал на улицу.
Надо сказать, что Лёха - отличный семьянин, и по хозяйственным делам ему нет равных во всем нашем околотке. Он ловко опорожнил ведро в стоявший специально для этих целей бак и рысью бросился обратно, где его уже ждали сдобные булочки с молоком, но тут, словно из-под земли, перед ним выросла двухметровая личность и заключила в свои объятья.
- Старик! - закричала личность, при более детальном рассмотрении оказавшись бывшим однокурсником Макеевым. - Дай я тебе, прощелыге, влеплю засос!
Лёха обрадовался - не так уж часто к нам являются старые друзья – и потащил, было, Макеева к себе домой, но тот остановил его жестом римского оратора и произнес:
- Нет, брат, так не пойдет. Сначала нам, брат, нужно в магазин. «Полгоры» работает?
- Работает, кажется, - засомневался Лёха. – Поднимемся ко мне? Я только штаны нацеплю.
- Да брось ты! Я на машине. Смотаемся за две минуты.
И Макеев поволок Лёху к действительно стоявшим неподалеку «Жигулям» пятой модели.
«Полгоры», как не трудно догадаться, являлся винным магазином. Окрестили его так студенты, в изобилии населявшие окрестности, за его расположение – на половине дороги от института к вершине, где держал оборону от белобилетников военкомат. Макеев вытащил на свет толстую пачку банкнот и строго сказал продавщице:
- Пять «Пшеничной».
- Пять?! - изумился Лёха.
- А чего? Пусть лучше останется, чем потом по всему городу бегать. - Макеев, чего тут греха таить, обладал сверхъестественным предвидением.
Не знаю, бывали вы когда-нибудь в нашем городе, но только здесь невозможно ступить и шагу, чтобы не встретить знакомого. Макеев завизжал, лишь они отошли от прилавка. И было от чего: последним в очереди стоял никто иной, как Шелезяка - еще один бывший однокурсник. В правой руке он держал огромного вяленого леща, а левой сжимал поводок, на противоположном конце которого притаилась приземистая собака весьма неприветливого и несимпатичного вида.
- Это мой бультерьер Степан, - пояснил Шелезяка после того, как утихла первая волна радости.
Как выяснилось в процессе непринужденной дружеской беседы, у них обоих с утра во рту не было маковой росинки, и они пришли сюда пополнить запасы продовольствия и напитков. Войдя в их положение, откупорили одну бутылку и пригубили ее из горлышка прямо на месте, у дверей магазина.
- Ну, отцы, это - сама судьба, - с пафосом заключил Макеев, занюхивая выпитое рукавом рубахи. - Сейчас мы идем к Лёхе...
Но не успел Лёха прикинуть, как к этому отнесется его жена, как Шелезяка решительно замотал головой:
- Нет, пацаны, так не пойдет. Дело в том, что у Рюмкина родился сын. – Он подвесил театральную паузу, чтобы полюбоваться на произведенный эффект, но поскольку на лицах друзей ничего не отобразилось, то пришлось продолжить. – Мне сейчас надо ехать в роддом, а потом - к нему домой. Сами понимаете, дело святое.
И тут, наконец, Макеев пришел в дикий восторг.
- И ты молчал?! - заревел он так, что прохожие испуганно шарахнулись от него, а у Шелезяки слегка подогнулись колени.
- Так я ж вам битый час толкую... - начал оправдываться он.
- А кто такой Рюмкин? – поинтересовался Лёха.
Макеев чуть не поперхнулся излишками воздуха:
- Рюмкин? Ты Рюмкина не помнишь? – Судя по его интонациям, это являлось самым тяжким преступлением, на какое только способен человек. - У ювелирного валютой торговал. У него еще одного глаза не было.
- Нет, то не он, - поправил Макеева Шелезяка.
- Как не он? А кто?
- Того Фарой звали. А Рюмкин – он, как Лёха, только повыше. – Шелезяка сначала поднял руки вверх, а потом развел их в стороны. - И потолще.
- А-а! У него еще нос такой. - И Макеев показал, какой.
- Нет, - гнул свое справедливый Шелезяка. - Нос такой у этого... как его... А Рюмкин, он с таким носом. – Шелезяка не успел показать, потому что Макеев схватил его за плечи и тряхнул изо всех сил.
- Что же ты нам голову морочишь? Едем к нему! Машина под задницей!
Они погрузились в «Жигули», и тут Лёха слабо запротестовал:
- Подождите! Я же в трико!
Макеев критически оглядел его с ног до головы и предложил такой план: они сейчас заскочат к Лёхе, чтобы тот надел брюки, поздороваются с его женой… Хотя, нет, жену можно взять с собой - после непродолжительных торгов ей отводилось десять минут на сборы. Заедут в универмаг купить ползунки (бабы знают, какие) и оттуда - прямо в роддом, где и отыщут самого Рюмкина. А там - по обстоятельствам.
Приняли план единогласно, но, несмотря на всю его гениальность, он стал рушиться с первых же минут выполнения. Шелезяка потребовал по второй, ссылаясь на головные боли. Остановились. Выпили. И едва они проехали после этого сто шагов, как тот же Шелезяка заорал «Стой!» и, бросив Лёху с лещом и Степаном на заднем сиденье, выскочил из машины, не дожидаясь, пока она окончательно затормозит, словно заправский каскадер.
Кувыркнувшись пару раз на газоне через голову, Шелезяка ловко встал на ноги и устремился к табачному киоску, расположенному неподалеку. Дверь сбоку была открыта, и он зашел в нее без тени сомнения.
- Не понял, - сказал через некоторое время Макеев, нервно взглянув на часы. – Подожди-ка меня тут.
С этими словами он отправился по следам ушедшего товарища, и вскоре его голова высунулась наружу из киоска.
– Давай сюда! – закричал он Лёхе. - Тут все наши!
В киоск набилось полно знакомого и не очень народу, отчего «Пшеничная» пошла ударными темпами. Не пил только Степан, а бдительный Шелезяка следил за тем, чтобы водителю наливали на палец меньше, чем всем остальным. Поэтому, когда через полчаса они выбрались из киоска, Макеев был, безусловно, самым трезвым, что не помешало ему, однако, расстелиться на тротуаре, споткнувшись о куль с семечками, и поцеловаться с какой-то женщиной, как потом оказалось, абсолютно посторонней. Макееву женился в своей жизни дважды, и оба раза удачно.
Когда друзья снова оккупировали машину, Лёха вдруг почувствовал приступ голода. Он немилосердно вырвал у леща плавник и вцепился в него зубами, перепачкав жиром свою майку и заднее сиденье.
- Что ты делаешь? – вскричал Шелезяка. - Без пива?
- Жрать охота, - объяснил свой легкомысленный поступок Лёха. – Сил нет.
- А ведь он прав, - поддержал Лёху Макеев и развил мысль дальше. - Надо купить пива.
Они вернулись на «полгоры», где приобрели ящик «Славянского», развесной студень на общую сумму сорок четыре копейки и три килограмма сильно квашеной капусты. Чтобы заморить червяка, Лёхе дали понюхать бумажный пакет со студнем.
