Сергей Синякин - Владычица морей (сборник)
Обзор книги Сергей Синякин - Владычица морей (сборник)
Сергей Синякин
ВЛАДЫЧИЦА МОРЕЙ (сборник)
Академику Фоменко с уважением и признательностью за идею.
АвторУ нашего прошлого большое будущее.
В. ШендеровичВЛАДЫЧИЦА МОРЕЙ
ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ ВРЕМЕН ПЕТРА ВЕЛИКОГО
Глава первая
В канун своего тридцатилетия граф Мягков, происходивший от родственника Тевризского царя Ольгучи, правнук которого Иван Данилович Мягонький находился в услужении Дмитрия Иоанновича Донского, сочетался-таки законным браком с Рахилью Давыдовной Раиловой, принятой им по пьяному делу да по сильной влюбленности в оном состоянии за персидскую княжну.
Через два года Рахиль Давыдовна родила графу сразу двух сыновей-близнецов, да скорее даже не близнецов, а двойняшек, потому что один из близнецов родился со светлым пушком на голове, другой же имел заметную темную опушку. Если светленький свои чувства — будь то смех или плач по поводу мокрых пеленок — проявлял непосредственно, то второй и в мокреньких пеленках лежал, щурясь и кривя ротик, но безголосо, словно понимал, что слезами и криком горю не поможешь. По настоянию матери светловолосого ребятенка назвали Иваном, и как старшенький унаследовал он фамилию отцовскую — Мягков. Второго ребятенка назвали Яковом, и фамилию он получил по матери — Раилов, чтобы не претендовал, значит, на первородство.
Герб Мягкова представлял собой щит голубого цвета, на котором изображен был негр в латах. В правой руке негра был золотой лук, в левой — три стрелы, остроконе-чиями обращенные вверх; и за плечами был колчан — со стрелами же. Таковой герб и унаследовал старшенький Иван. Младший же, Яков, по велению государя императора получил тот же щит голубого цвета, только негр на нем (без золотых лат) и обращен к зрителю мускулистым задом, а стрелы направлены остроконечиями вниз, и лук с колчаном — не золотые, а серебряные.
У отца двойной девиз был «Силой да Хитростью», сыновья же поделили девиз пополам, и, ясное дело, Ивану досталась сила, а Якову — хитрость. И метко поделено было наследие отцовское: уже в отроческих годах Иван проявлял простодушное нетерпение и вопросы полагал решать натиском да силою, благо Бог его статью да силушкой не обидел; Яков же, росший худым смуглым нескладехою, проблем в лоб не брал, решал все с умом да рассудительностью, и не раз выходило, что Иван с детворою дворовой резался в чику да бабки, а выигрыш оставлял себе на хранение младшенький Яшенька и хранил столь бережно, что через некоторое время по самым строгим подсчетам его выходило, что Ивану в хранимом принадлежала малая доля, да такая малая, что и говорить бы о ней стыдно было, а напоминать хранителю и подавно. Ясное дело, Иван гневался, обещал брату начистить рыло своею графской рукой, но погодя чуть мягчел отходчиво, а потом и хвастался, что младший брат его, хотя и в дворянах ходит, с любого купца свое заберет, да и купцовского тому не оставит.
И в учебе братья разные были. Иван арифметику не жаловал, ибо не дворянское дело складывать да умножать. Он мыслил достойным умножать только славу ратную, а складывать кости рыцарские в чистом поле, а потому резонно полагал, что богатырское дело — отнимать да делить. Младшенький Яша, наоборот, считал, что голову в чистом поле сложить не трудно, только вот славу ратную можно преумножать и другими достойными способами. Складывать же Яшенька был великий умелец, он все только складывал да складывал на уроках старого дядьки Бо-оимира, и до того удачно, что сливы у него отлично складывались с грушами, палочки с ноликами, и каждый раз нужный результат выходил. Признавал Яшенька и отнимание, поскольку полагал сие действие крайне занимательным и законным. А вот делить Яшенька не любил, а когда приходилось ему все же к делениям прибегать, то получалось у него это действие неправильным, со значительным остатком, который младший графский сынок неизменно откладывал в свою пользу.
Складывать азы и буки с ижицами Ивану тоже быстро наскучивало, и он объявлял, что не графское это дело — грамотам учиться, найдется-де кому при нужде грамотку прочитать. Яшка же и тут отличался разумностью и прилежанием. К девяти годкам бегло читал богатырские да волшебные сказки, собранные пономарем Глебо-Лопу-шинского монастыря Афанасием.
Мать, впрочем, любила обоих одинаково, замечая при том, что старшенький — весь в отца: и силой, и статью, и упрямством бараньим, младшего же она видела на себя похожим — и красотой, и умом, и кротостью. Учила она братьев жить дружно, объясняя, что Бог поделил между ними достоинства по справедливости, что один дополняет другого, а следовательно, и держаться им надо вместе. В доказательство же приводила пример с прутиками — один сломала легко, а веник не осилила. Оборотясь к детям, спросила, какой из этого следует сделать вывод.
Старший Иван простодушно ответил, что ежели кашу есть добросовестно да ежедневно гирями помахивать, то можно и веник осилить, а в доказательство веник маменькин без труда надвое переломил. Смышленый Яшенька радостно закричал, что он тоже все понял из маменькиного поучения, а именно — ежели одним разом веник не осилить, то следует веничек расплести и с каждым прутиком в отдельности разобраться. Это он и продемонстрировал матушке с лукавой усмешкой.
Мать рассердилась и обоих мальцов за вихры оттаскала, леденцовых петушков лишила и лишь потом объяснила, что имела в виду иное, а именно — ежели каждого поодиночке сломать можно, то веником держаться надежнее.
Поскольку Яшенька к материнскому поучению поближе был, то своего петушка он таки получил. Простодушный Иван вывел из материнского поучения, что держаться надо вместе во всем и всегда. Леденцового петушка он у Яшки отобрал и разделил по справедливости — себе оставил хвост и голову, а братцу — палочку, на которой леденец держался. Яшенька, впрочем, не долго огорчался: палочку ножиком поделил на четыре зубочистки и сразу после обеда поменял в людской на пряник медовый, каковым и утешился. Правда, Иван и тут попытался справедливость навести, но Яшенька убедительно доказал братцу, что пряник им заработан личным трудом да хитростью, а не получен от матушки, а потому Иван на него никаких прав не имеет. Пока старший брат о словах младшенького размышлял, от пряника остались лишь крошки, на которые и петух не позарился бы, а следовательно, и весь предмет спора пропал.
Разнились братья и при ловле рыбы на уду. Иван насаживал червячка небрежно, торопился дернуть уду при каждом робком движении поплавка, а потому чаще, чем ершиков и бойких окуньков, вытягивал из воды голый уже крючок. Яша рыбалкой был осторожным и раздумчивым, червячка на крючок уды насаживал бережно и усердно, при поклевке не терял выдержки, ждал, когда поплавок пойдет в сторону или вообще под воду нырнет, и вытаскивал крутолобых сазанчиков да худосклых подлещиков. Иван на удачи брата злился, беспрерывно менял места, но к успеху это не приводило, и тогда Иван, хватив удой о камыши, объявлял, что не дворянское это дело — холодной рыбьей кровью пробавляться, брался за лук и отправлялся в лес, где метко стрелял ворон, коих гордо обзывал фазанами. Правда, добыча обоих распределялась одинаково: рыбки Якова шли толстой и дородной, а оттого медлительной в движениях кошке Мурке, а Ивановы «фазаны» делились не без драки между многочисленными дворовыми собаками.
Иногда они по мальчишескому обычаю лазали в погреба, где пока еще воровали только варенье. Ели поровну, а доставалось, как правило, Ивану, потому что Яша и здесь разумность выказывал и всегда в отличие от своего братца успевал стереть предательские сладкие следы со щек, а глазками выказывал такую умилительную разумность, что поверить было невозможно в его причастность к бессовестному хищничеству старшего братца.
Детство обоих братьев протекало в пряниках и розгах, причем розги преимущественно доставались старшенькому Ване, а пряники — младшенькому Яшеньке.
Вышедший в отставку по увечью и неспособности к дальнейшему ратному труду стрелец Парфен Игнатов, учивший обоих братцев военному делу, отмечал успехи старшего брата, о младшем же, покачивая головой, говорил, что такую шельму, как Яков, он в жизни своей не видел. Этот, говорил Парфен, в латах и кольчуге извернется, а врагу своему спуска не даст. Однако в военном отношении на первое место Парфен, разумеется, ставил Ивана. Тот и шпажкой лихо махал, и старинным кистенем в учебной битве не брезговал, изрядно стрелял из фузеи с мушкетом, Гренады изрядно метал, из драгунской мортирицы на тридцать шагов без промаха попадал, а уж в рукопашной среди сверстников да и более старших юнцов равных Ивану не было. Яша на это фыркал и говорил, мол, коли сила есть, то ума не надо. А в битве главное — ум, не грех врагу и афронт показать, чтобы хитрым маневром на верную погибель его завлечь.
