Андрей Левицкий - Эромагия
«Так-так… — подумала Анита, на всякий случай кладя пальцы на край миски с нугой. — Начинается…»
— Убийцы вы, — продолжал нудить зеленошапочный, — безжалостные садисты, похитители чужих ковров, иностранцы, начинайте, Мевлеви и Хальвети…
Ведьма не сразу и поняла, что последние слова обращены к тем двум, что подошли вслед за главным. Дервиши подняли инструменты, у одного в руках появились тонкие палочки, и он принялся колотить в барабан. Второй задул в тростниковую флейту. Разглядев, что под стеной остальные дервиши встали, Анита подобрала под себя ноги, приготовившись вскочить.
Стоя на одном месте, зеленошапочный вдруг закружился.
— Ух! — произнес Шон таким тоном, каким в иных мирах произносят слово «упс». — Али, поберегись…
Он начал привставать. Музыка зазвучала громче, дервиш превратился уже в конус — юбка его будто расширилась, приподнявшись в потоке воздуха; по бокам смазанного сероватого силуэта, увенчанного зеленым цилиндром, возникли быстро мелькающие стальные блики — откуда-то дервиш достал ножи. Музыканты продолжали играть, а остальные трое тоже закружились, при этом приближаясь по коврам мимо отпрыгивающих и откатывающихся в стороны постояльцев.
Главный дервиш качнулся вбок, Шон вскочил, а ведьма запустила в барабанщика миской с остатками нуги.
И после этого началась настоящая караван-сарайная драка.
Она имела местный колорит, отличалась от трактирных, которые Анита несколько раз в жизни наблюдала, ярким национальным духом и экзотическим восточным стилем.
Когда Тремлоу, вскочив, шагнул в сторону, а главдервиш качнулся, скользя к нему, ведьма вцепилась в углы коврика и дернула изо всех сил.
И дервиш опрокинулся, как юла, все еще продолжая вращаться, — да как покатится по полу, расшвыривая во все стороны посуду и взметая ковры! Раздались крики. Ведьма пнула носком сапога того, что играл на флейте. Инструмент издал резкий протяжный взвизг, словно птица, которая летела, свиристя на одной ноте, когда в нее попали камнем.
Зеленошапочный врезался в стену, подскочил, будто резиновый шарик, перевернулся на ноги и вновь заскользил к рыцарю — и все это не прекращая стремительно вращаться. Трое кружащихся дервишей с разных сторон налетали на Шона, будто смерчи на дерево, а рыцарь бил по ним кулаками, отбрасывая от себя. Хозяин у очага ревел, посетители с визгами и стонами разбегались и расползались.
К удивлению Аниты, музыканты в драку не вступали — уселись, поджав ноги, колотя в барабан и дуя в тростниковую флейту. Наверное, мелодичное оформление в восточной манере было необходимым условием доброй караван-сарайной потасовки.
— Беги! — проревел Тремлоу, когда главдервиш достиг его. По дороге тот перевернул лампу: потекло масло, и теперь один из ковров горел. Вот-вот могло заняться все промасленное убранство заведения.
Рыцарь отскочил — два шипящих серых конуса столкнулись и разлетелись, словно бильярдные шары. Шон схватил с пола горящий ковер и набросил на голову зеленошапочного.
Во все стороны полетели искры — будто посверкивающее красным трескучее колесо с дервишем в центре. Анита запустила в барабанщика тарелкой с недоеденным гуммусом. Рыцарь, подхватив ведьму, рванулся к выходу. Огонь разбегался по другим коврам, облизывал доски пола. Хозяин на четвереньках полз за очаг, а в дверях образовалась живописная куча мала — там столкнулось несколько постояльцев. Теперь они лежали или стояли на четвереньках, дергались, пытаясь расцепиться и вывалиться наружу. Тремлоу, сжимая Аниту в объятиях, с разбегу перескочил через них.
Ливень сменился мелким дождиком. Снаружи было темно, хотя из двери и окошек караван-сарая лились полосы света. В самой широкой полосе, что тянулась от дверей, будто шло представление сошедшего с ума цирка теней: там корчились странные силуэты, возникали и тут же пропадали фигуры удивительных горбатых зверей, случайные изображения и картины — их отбрасывали постояльцы, превратившиеся в сцепленную кучу тел, из которой во все стороны торчали дергающиеся руки и ноги.
У навеса Тремлоу поставил ведьму на ноги.
— Сейчас ступу выведу. — Он нырнул в пахнувшую навозом темень. Донесся шелест соломы, глухой шлепок, сдавленное проклятие, затем — рев осла.
— Шон, быстрее! — позвала Анита.
— Уже лечу! — откликнулся он.
Позади затрещало, и ведьма обернулась. Из дверей, перепрыгнув копошащихся мужчин, и из трех окон, пробив стекла, одновременно выскочили конусовидные силуэты. Вращаясь с отчетливым свистом, они заскользили к навесу. Даже в полутьме было видно, что за одним из них остается шлейф сероватого дыма.
— Шон! — крикнула ведьма. — Они уже…
Ответом был громкий треск и новый ослиный вопль — обрушив пару загородок, «Звезда восхода» вылетела наружу.
Но дервиши уже настигли их.
— Давай! — заорал Тремлоу, протягивая руку. Другой он вцепился в рулевую дугу.
Один из противников высоко подпрыгнул, второй с размаху налетел на ступу, и она качнулась прочь от ведьмы. Тремлоу, не удержавшись, полетел на дно, сильно стукнувшись затылком и потянув дугу на себя — та с треском переломилась. «Звезда восхода» рывком взлетела, двигаясь в обратном направлении, к загону. Анита успела схватиться за борт, ноги поволокло по земле, потом земля исчезла, но тут же в лодыжки вцепились две руки.
Ведьма изо всех сил дернула ногами. Ступа вломилась в навес. Заскрипели, застонали доски. Навес начал медленно заваливаться, проседая. Ослы и мулы разом взревели.
А пальцы Аниты сорвались с борта.
— Ай! — взвизгнула она, в дожде из трухлявой древесины и щепок падая на солому возле ревущего во всю глотку мула. — Шончик!!!
Но ступа уже превратилась в темный, плохо различимый силуэт, летящий прочь — все дальше и дальше.
Шонтрайль де Тремлоу де Ривилль де Крайсак встал на четвереньки и помотал головой. Дождь еще шел, холодные редкие капли падали вокруг… И что это, интересно, так свистит?
— Анита, мы летим, да? — спросил он.
Рыцарь поднялся на колени, ухватившись за борт, выглянул. Свистел воздух — ступа двигалась со скоростью, которая в брошюрке по управлению «Звезды восхода» наверняка определялась как «недопустимая». Что-то похрустывало и поскрипывало. Город растворился во тьме, теперь под ступой — она двигалась не слишком высоко — проносились редкие деревья.
— Дорогая, придется нам как-то снижаться… — Он повернулся и замолчал. Аниты здесь не было.
Тремлоу прыгнул к рулевой дуге, собираясь развернуть ступу, чтобы возвратиться к караван-сараю, — и обнаружил, что дуга тоже исчезла, остался лишь обломок, торчащий из борта в носовой части.
Шон вцепился в этот обломок, попробовал повернуть его, затем дернул — раздался хруст, и «Звезда восхода» легла набок. Сзади затарахтело, пронзительно зашипело… Он кое-как оглянулся: оба рюкзака с вещами скатились по борту и пропали во тьме, остался только тюк, зацепившийся за какую-то деталь оборудования. Тремлоу вновь дернул, ступа начала выравниваться, вихляя из стороны в сторону. Рыцарь потянулся ногой к одной из утопленных в днище педалей, чтобы затормозить, и тут впереди возникло высокое дерево с раскидистой кроной. Нажать на педаль он не успел: летательное средство врезалось в ветви, ломая их, пронеслось сквозь крону, при этом массивная ступа качалась, как легкая лодочка на волнах. Тремлоу бросило на дно, и когда он вновь выпрямился, «Звезда восхода» напоминала летящий над землей большой ком омелы — со всех сторон ее усеивали шелестящие листвой обломки.
Впереди был пустырь, за ним начались руины дворца Безумного Падишаха. В полутьме виднелись уродливые кривые очертания, провалы окон, сквозь которые мерцали звезды, изломанные арки и покосившиеся колонны. И самый большой силуэт высился прямо по курсу — остатки древнего дворца. Дальше начинался лес, за которым возвышался Попокапетль. Шон еще успел разглядеть, что на тупой вершине его, вознесшейся далеко в черное небо, багровеет полупрозрачное облако, а затем с силой вдавил педаль… и та провалилась, с хрустом ушла в днище.
Ступа описала мертвую петлю.
Хорошо, у Шона де Тремлоу был крепкий, много повидавший и много растворивший желудок. Он лишь глухо булькнул, а больше никаких претензий не высказал. Когда «Звезда восхода» оказалась над ним, рыцарь, вцепившийся обеими руками в обломок дуги, повис ногами книзу, мельком увидел блеклые огоньки оставшегося далеко позади города, а затем, пребольно ударившись копчиком, рухнул задом на дно. Он тут же вскочил, покачнулся — перед глазами слегка плыло — и присел, увидев, что они несутся прямо к высокому зданию.
— Ма-а-а-а… — протяжно закричал Шон, топая ногами по дну в поисках педалей и терзая остатки дуги, — …а-а-а-т-т-ть…
