Сергей Синякин - Реинкарнатор
Даосов молчал. «Вот тебе и сходила погулять» — неожиданно подумал он.
— Ладно, орелик, — сказал все тот же гадкий голос. — Договориться всегда можно. Подгребай на набережную к шести часикам. Куда-куда? В кафе «Ани». Там еще армянин, который тебя тещу в березку просил вселить, директорствует. Вспоминаешь? Вот и славненько. Шкатулочку свою прихвати.
— А как я вас узнаю? — хрипло спросил Борис Романович.
Собеседник хихикнул.
— А тебе нас не надо угадывать, — сказал он. — Мы сами тебя угадаем!
«Это — мэр! — положив трубку, злобно подумал Даосов. — Кому еще мои души были нужны? Только ему. С-сволочь! Знал бы, что ты на подобные вещи способен, я бы твоему сыну устроил! Я бы в него такое подсадил!»
Одна только мысль о том, что Наталья сейчас сидит в каком-нибудь подвале, приводила Даосова в бешенство. Попадись ему сейчас Валерий Яковлевич Брюсов, плохо бы тому пришлось. Но Валерия Яковлевича рядом не было, а до шести еще оставалось три часа.
Борис Романович пометался по кабинету. Медленно к нему возвращалась способность соображать.
— Леночка? — Он выглянул за дверь.
Елена Владимировна читала какой-то толстый литературный журнал. В другое время Борис Романович от души бы порадовался за компаньонку, но сейчас только спросил:
— Скажи, солнышко, наш телефон определил, откуда был последний звонок?
— Определил, Борис Романович, — сказала девушка и, положив журнал на стол, продиктовала номер: — 34-11-32.
Телефон этот показался Даосову странно знакомым. Вернувшись за стол, он долго пытался вспомнить, кому телефон принадлежит, и, как это обычно бывает, разгадка пришла именно тогда, когда Даосов отчаялся. Порывшись в газетах, он нашел нужный номер рекламного еженедельника «Все для Вас» и открыл нужную страницу.
«Куплю души, — указывалось в объявлении. — Дорого». И телефончик тот самый стоял: 34-11-32.
Глава 22
Наружка, следившая за Даосовым, откровенно скучала в автомашине. Объект сидел за столиком летнего кафе «Ани». Кафе это принадлежало частному предпринимателю Шабальяну Мартину Цогановичу, семидесятилетнему армянину с трудной и бурной биографией. Первый раз Мартина Цогановича приговорили к высшей мере социальной защиты в одна тысяча девятьсот сорок пятом году. История умалчивает, за что с ним тбилисский суд обошелся так сурово, а сам Шабальян в своих рассказах этот период своей жизни старательно избегал. Шла гуманизация права, и Шабальяна помиловали — он получил двадцать пять лет лишения свободы и уехал в республику Коми, где постоянно не хватало специалистов по лесоповалу. Из лагеря он вышел после смерти Сталина. Даже не оглянувшись по сторонам, Шабальян рысью направился в родной Тбилиси, где уже осенью вновь был приговорен к высшей мере наказания за хищения государственного имущества в особо крупных размерах. Разумеется, что имущество его конфисковали. Расстрел заменили пятнадцатью годами лишения свободы, и, как обычно, все пятнадцать лет Шабальян не сидел. Досрочно освобожденный в год, когда в столице проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов, Мартин Цоганович сразу же окунулся в занятие, которое несколько позже получило название «фарцовка». И опять ему не повезло. Деятельностью Шабальяна заинтересовался тогдашний бригадмил, и это любопытство стоило неугомонному армянину еще трех томительных лет, проведенных в уральском городе Ивдель. После освобождения Шабальян поехал в город Саратов, Москва и Тбилиси потеряли привлекательность в его глазах. В Саратове он немного огляделся по сторонам. Шел тысяча девятьсот шестьдесят первый год. Мартин Цоганович быстро понял, что городу нужна черная икра. Ведь совсем под боком у саратовцев был химический полигон Шиханы, а наличие таких объектов всегда осложняет экологическую обстановку! Шабальян наладился переправлять в Саратов икру из астраханской поймы, начал жить хорошо и даже женился. Счастливый период его жизни длился пять лет. Видимо, Мартин Цоганович Шабальян был рожден под несчастливой звездой. В год, когда в космос полетели Валерий Быковский и Валентина Терешкова, Мартин Цоганович тоже полетел — но в далекие, хотя и менее холодные, чем космическое пространство, просторы Якутии. Вернулся он оттуда уже в середине семидесятых, когда общество несколько подобрело к жуликам и стало испытывать в них некоторую нужду. Мартин Цоганович, ставший к тому времени разведенным холостяком, без сожалений проехал несчастливый город Саратов и сошел с поезда в Царицыне, привлеченный увиденной из окна огромной женской фигурой, отлитой по эскизам знаменитого скульптора Вучетича. Царицын ему понравился. Шабальян купил домик и начал заниматься маркетингом. В моде были женские колготки с люрекеом, и на них можно было неплохо заработать. Мартин Цоганович поднатужился, немного занял у друзей и купил подпольную фабрику по производству колготок. Бывшие владельцы продали ее недорого, но в суматохе забыли предупредить нового владельца, что на подпольное производство уже положили глаз люди, чья служба трудна и опасна, но как-то не видна. Как пелось в старинном тюремном романсе, недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Конечно, Шабальяна к тому времени фраером назвать было трудно, все-таки какие университеты человек прошел, какого житейского опыта набрался! Но влетел он под статью с конфискацией имущества, как глупый ушастый фраер. За эту свою ушастоеть Мартин Цоганович и получил очередной срок в долгие двенадцать лет. На свободу он вышел в конце восьмидесятых без денег, но с чистой совестью. Боже мой! — вернувшись в Царицын и оглядевшись по сторонам, Мартин Цоганович понял, что его время наконец-то пришло. Не зря он страдал, как библейский Иов! Вокруг махровым цветом распускались кооперативы, строились «пирамиды»,, создавались товарно-сырьевые биржи, на которых с торгов продавалось все, что можно было украсть. Шла приватизация, и от ее объектов разбегались глаза. Шабальян с размаху прыгну" в волны бурного бизнеса, но, проплыв немного, с грустью понял, что его время ушло. За молодыми и наглыми хищниками ему было не угнаться. Скрывая мудрую грусть, Мартин Цоганович удалился от дел, в последний раз женился, на выуженные из волн бизнеса деньги построил маленькое кафе на набережной, чтобы, подобно рыбаку из сказки известного классика, доживать свои дни, имея в кармане постоянно на хлеб с маслом и черной икрой.
Одно время он даже был клиентом Даосова, когда скончалась его царицынская теща. Именно тогда Шабальян попросил Бориса Романовича пересадить душу умершей Анаит Иосифовны в березку у его добротного дома. Через два дня после исполнения сделки в натуре Мартин Цоганович вышел на улицу с топором в руках и срубил березку, как елочку из детской новогодней песенки, — под самый корешок. Сделать это при жизни тещи он не решался, прекрасно понимая, что в третий раз ему высшую меру на тюремный срок не заменят, а вот над березкой душу можно было отвести вполне безнаказанно. Правда, Мартин Цоганович несколько ошибся в своих расчетах. За потраву зеленых насаждений его все-таки наказали на двести рублей.
Клиентов своего кафе Мартин Цоганович Шабальян встречал в неизменном полосатом костюме, который каждый, кто знал историю жизни неугомонного армянина, почему-то принимал за тюремную робу.
С Даосовым он доброжелательно поздоровался и указал ему на нужный столик. Видимо, кто-то его уже предупредил, что Даосов обязательно придет. Заказа Борис Романович не делал, тем не менее на столике тут же появились бутылка коньяка, зелень, сыр, лаваш, шоколадные конфеты, тоненько порезанный лимон, а через некоторое время принесли дымящееся фирменное блюдо — нежнейший и сочный люля-кебаб, который могли готовить только у дяди Миши, как называли Шабальяна завсегдатаи его кафе. Многие и не раз пытались узнать секрет приготовления люля-кебаба, но дядя Миша стойко хранил тайну. Между тем секрет был очень прост: для приготовления люля Мартин Цоганович брал низкосортные и пленочные куски мяса и прокручивал их через электромясорубку два раза.
— За счет заведения, — грустно объяснил роскошь стола хозяин кафе и отошел по своим неотложным предпринимательским делам.
Аппетита у Даосова не было, но от люля-кебаба исходил такой аромат, что Борис Романович съел один кусочек, потом другой и как-то незаметно для себя запил съеденное рюмкой прекрасного коньяка «Ахтамар».
— Свободно?
Даосов не успел ответить, как в белое пластмассовое кресло у его столика бесцеремонно плюхнулся смуглый и оттого похожий на араба высокий горбоносый гражданин с густой гривой иссиня-черных волос, ниспадающих на широкие плечи.
— Знаете, молодой человек, — устало сказал Даосов, — менее всего я сейчас расположен к беседам. Горбоносый нагло улыбнулся.
— Не хочется, и не надо! — покладисто согласился он. — Тогда прогуляйся немного. Ментов ты привел?
