Сергей Мусаниф - Во имя рейтинга
— Извини, Гермий, — сказал Эней, — но ты не мальчик, сам должен понимать, что в битве на мечах или на копьях достаточно проблематично попасть человеку в пятку. Тебе нужен лучник.
— Вы с Гектором прилично стреляете.
— Парис тоже лучник.
— Парис — не вариант. — Гермес прислушался к реву толпы. — Если он вообще еще жив.
— Одиссей — лучник, — сказал Эней.
— Одиссей — ахеец.
— Но он твой внук. Или правнук. Попроси его по-родственному. К тому же ему будет легче попасть Ахиллу в пятку. Я имею в виду — троянцы редко видят Пелида со спины.
— Может, и попрошу, — сказал Гермес. — А может, уже попросил. Но я также прошу и вас сделать все возможное для того, чтобы Ахилла не стало.
— Ты все время говоришь об опасности для богов, — сказал Гектор. — А чем Ахилл так опасен для нас? Какая нам разница, кто у вас там провозгласит себя богом войны: Ахилл или Арес? Ты так ничего и не объяснил.
— Во-первых, драка Ахилла с Аресом будет опасна сама по себе. Когда дерутся цари, больше всего страдают рабы, а уж когда дерутся боги… Кроме того, представь хотя бы на одно абсурдное мгновение, что Ахилл победит в этом бою и сядет на место Ареса. Станет богом войны. Но Ахилл — не Арес. Ареса можно контролировать, точнее его не нужно контролировать, нужно только время от времени спускать с цепи. Ахилла же на цепь не посадить. Став богом войны, он утопит этот мир в крови смертных и богов.
— Это только теории, — сказал я.
— Я не тороплю вас с ответом, но времени мало, — сказал Гермес. — Ахилл не принимает участие в боях, пока. Но это только отсрочка. Он выйдет в поле… скоро. Очень скоро. И с каждой битвой он будет становиться все сильнее.
— Ты так и не сказал, почему вы не готовы убить его сами, — сказал Эней. — Аполлон — тоже лучник. И сестричка его.
— Мы не можем, — сказал Гермес. — Фетида была уязвлена, а Зевс — смущен. Он, если можно такое сказать о папе, был несколько пристыжен и подавлен, и в каком-то очередном скандале относительно будущего ее сына Фетида сумела вырвать у него весьма опрометчивое обещание, что ни один из богов Олимпа не поднимет руку на ее сына. И папа недолго думая заставил нас, старших и младших, поклясться в этом, а клятва богов нерушима, ибо бог, преступая свою клятву, сначала перестает быть богом, а потом просто перестает быть. Так что подумайте, парни, и сами примите решение. Чудесный день, — добавил он и растворился в воздухе без следа.
— Бред какой-то, — сказал Эней.
— Бред, — сказал Гектор. — Алекс тоже говорил мне про пятку Ахилла, но я как-то запамятовал. И вообще мне не нравится история, которую рассказал Гермес.
— Мне тоже, — сказал я.
Как профессионал, я очень хорошо умею распознавать ложь. В том, что говорил Гермес, лжи было очень много.
Он просил нас убить Ахилла. Это правда. Но вот почему ему лично так нужна эта смерть, он так и не объяснил. На его место Пелид не метит, он целит выше, а в то, что Гермес печется об интересах смертных, верилось с трудом.
— Твоего брата, наверное, уже убили, Гектор, — сказал Эней.
— Сомневаюсь, — сказал Гектор. — Парнишке в последнее время сильно везет.
— Думаешь, Менелай вышел на бой с похмелья?
— Менелай и Парис меньше всего заботят меня, — сказал Гектор. — Пусть они убьют друг друга и еще кого-нибудь в придачу. Мне не нравится то, что происходит на этой войне.
— Боги за нас, — сказал Эней. — Сейчас по крайней мере.
— Но мы не знаем, надолго ли, — сказал Гектор. — Мне это почему-то напоминает ловушку. Как только мы почувствуем, что победа у нас в руках, как только перешагнем в бою за грань, из-за которой не сможем вернуться, боги отвернут от нас свои лики, Пелид выйдет в поле, и город падет.
— Тогда не убивай Патрокла, — сказал я.
— Что?
— Патрокл — друг Ахилла. Если ты убьешь его, Пелид рассвирепеет, и тогда вам всем конец. В частности, тебе, Приамид.
— Ты слишком много знаешь, — сказал Гектор. — Ты уверен, что ты не пророк?
— Вполне.
— А что ты не бог? — спросил Эней.
— Тоже уверен.
— Тогда откуда твои знания?
— Это долгая история, — сказал я.
— Город падет? — спросил Гектор.
— Перестань выводить войско в поле, — сказал я. — Стены города неприступны, и ты это знаешь. А в поле вас просто перемалывают на жерновах Агамемнона.
— Отец хочет…
— Твой отец хочет, чтобы нас всех убили, — сказал Эней.
— Он не желает прослыть трусом, — сказал Гектор.
— Но каждый день убивают не его, — сказал Эней. — Он наблюдает за боями с безопасных стен.
— Он стар и прожил жизнь, — сказал Гектор. — Жизнь, в которой было множество войн.
— Так пусть он даст жить другим, — сказал Эней.
— Он — правитель города. Я не могу пойти против его воли.
Дурак, подумал я. Знал бы он…
А если бы знал? Могло ли это хоть что-нибудь изменить?
Была не была, подумал я. Сделав один шаг, надо делать и второй. А расскажу-ка я Гектору правду.
— Прекрасно, доблестный Гектор, сын Приама, троянский лавагет, проигрывающий главную для его народа войну, — сказал я. Если он не хочет внимать голосу разума по-хорошему, я выложу ему все. И пусть Дэн, мистер Картрайт и мистер Мур попытаются достать меня здесь или где бы то ни было еще. — Тебя интересуют мои знания, так сейчас я расскажу тебе еще кое-что из того, что знаю. Если ты будешь продолжать строить из себя героя и не прислушаешься к моим словам, Ахилл тебя убьет. И не просто убьет. Он привяжет твой труп к своей колеснице и будет кататься вокруг Трои, волоча его за собой, а твоя жена, твой отец, твои братья и сестры будут на это смотреть. Но и это еще не все. Твой отец явится к Ахиллу и будет умолять его о том, чтобы он отдал ему твое тело для достойного погребения. Это что касается тебя, Гектор. Теперь о глобальном. Война будет долгой, но вы ее проиграете. Уже после твоей смерти, разумеется, так что тут тебе повезло, и ты не увидишь, что случится с твоим городом и с теми, кто тебе дорог. Но ты не умрешь в неведении, потому что я тебе расскажу. Сын Ахилла, Неоптолем (ты пока не видел его, но все еще впереди), размозжит голову твоему сыну и сбросит его со стены. Он изнасилует твою Андромаху и увезет ее в рабство в Ахайю. Твой отец будет убит. Парис будет убит, позже тебя, но раньше падения города. Твою сестру Кассандру изнасилуют прямо в храме Афины. Твой город будет разрушен и сожжен дотла. А Елена вернется к Менелаю.
По мере того как мои слова проникали в разум Приамида, лицо лавагета темнело, а руки начали трястись.
Ярость?
Надеюсь.
Он верит мне.
Но изменит ли это хоть что-нибудь?
— А я? — спросил Эней, когда я замолчал. Точнее, набрал воздуху в грудь для нового пророчества. — Что будет со мной?
— С тобой будет чуть получше, — сказал я. — Ты выживешь. И даже спасешь своего отца. Правда, всю свою жизнь ты проведешь в скитаниях и умрешь на чужбине.
Лучшая ложь — это часть правды. О том, что Энею припишут основание могущественной империи, по сравнению с которой их любимая Троя кажется лишь маленьким провинциальным городком, я счел уместным не говорить. Кто знает, а вдруг Энея Основателя устроит и такой вариант?
Прошлое не изменить, сказал мне когда-то Дэн. Все было, как было, и будет, как будет.
Но за то время, что я провел здесь, Троянская война стала моим настоящим.
Дэн
Вот так.
Он стоял и выбалтывал Домоседу с Итальянцем всю подноготную. Всю правду, по крайней мере, по версии историков.
Зачем?
И почему они его слушают?
Никто пока не знает, что вообще происходит. Внимание всей бригады приковано к изюминке сегодняшнего дня, дуэли Парис — Менелай. Схватка рогоносца с тем, кто ему эти рога наставил.
Но мне почему-то казалось, что наблюдать за полковником Трэвисом будет куда интереснее, и я следил за ним, а не за очередной порцией насилия. Сеанс записи прервался на том, как Алекс напророчил Итальянцу смерть на чужбине, которая по новой версии ему уже не грозит. Смерть ждет Энея здесь, в Троаде.
Но об этом новоявленный пророк знать не может.
Интересно, а что он им еще расскажет?
Первым моим порывом было спрятать эту запись потому что я тайно симпатизировал Алексу и троянцам. Но это было глупо. Допуск к первичным материалам есть у очень немногих, зато очень многих заинтересует, чем таким важным был занят троянский лавагет, что не пошел смотреть на бой с участием своего младшего брата.
Хотя у него этих братьев… Папа Приам был очень плодовитым царем.
Запись увидят. У Алекса будут большие неприятности по возвращении. Невмешательство — вот было главное Условие его контракта.
