Юлия Набокова - Легенда Лукоморья.
— Ежели через лес, то скоро б уже были. Но как я понимаю...
— Правильно понимаешь! — воскликнула я.— В этот лес я больше ни ногой.
— Надо же, сколько тут ходил, никогда в зачарованный лес не попадал! — признался Кузьма.— Всякое было — и волки, и медведь. Но чтобы деревья-призраки!
— Так сколько в обход идти? — напомнил кот.
— Да почти полдня,— «обрадовал» нас Кузьма.
Мы с котом переглянулись и вздохнули.
— Ничего-ничего,— приободрил меня он.— Может, ступа вскорости появится.
— Если появится, я ее на дрова пущу,— пригрозила я.
— Только давай не сразу.— Варфоломей умоляюще прижал лапку к груди.— Давай сперва до избушки доберемся?
— Уговорил,— кивнула я.— до тех пор пусть живет. Ой! — вскрикнула я.— Метла-то там осталась!
Кузьма, поежившись, обернулся на зачарованный лес и сглотнул. Возвращаться за метлой никому не хотелось.
— Не дрожи,— успокоил меня кот.— Это только ступа волшебная, а метла к ней любая подойдет.
Вздохнув с облегчением, мы продолжили путь.
— Кузьма,— окликнула я нашего провожатого,— ты зачем коров воровал?
— Много ты понимаешь,— надулся мальчишка.— В Больших Бобрах богатеи живут, в каждом дворе не меньше пяти коров держат. Все им — и сливочки, и молочко, и творожок, и сметанка. А в Муходоево — одна голытьба. Летом грибами с ягодами кормятся, а в остальное время лапу сосут. А им, может, тоже молочка хочется! — Он с вызовом глянул на меня.
— Так ты что же,— смекнула я,— коров у богатых угоняешь и беднякам отдаешь?
Кузьма горделиво вздернул нос. Вот же Робин Гуд местного розлива!
— Ну ладно, с этим понятно. А вот обязательно было коров из стада Соловья-разбойника красть?
— А сама как думаешь? Что за честь у обычного пастуха корову унести? В пастухи ж кто обычно идет: или мальчишка малый, или калека сухорукий, или дурачок деревенский — все те, кто на другие крестьянские работы не годны. Сладить с ними много ума и силы не надо. А вот попробуй-ка корову у самого Соловья-разбойника унести! Ведь он если свистнет, то мало не покажется.
Кузьма сиял, осознавая опасность, которой подвергался все это время.
— Понятно, любовь к подвигам в тебе неискоренима,— хмыкнула я.— В следующий раз, похоже, придется вытаскивать тебя из пасти Горыныча или вылавливать из омута Водяного... Только я ведь могу и не оказаться поблизости.
— Подумаешь,— обиженно шмыгнул носом Кузьма.— Никто тебя и не просил меня из ямы вытаскивать. Сам бы как-нибудь выбрался.
Интересно, а Соловья-то разбойника что в пастухи привело? Уж явно не желание иметь домик в деревне и быть ближе к природе. У разбойника явно есть свой интерес к богатому селу.
— А давно Соловей пастухом работает? — полюбопытствовала я.
— да всего с начала лета,— просветил Кузьма и хвастливо добавил: — А я за то время уже восемь коров увел!
— Знаю, Соловей плакался. А скажи-ка мне, Кузьма,— я пристально уставилась на него,— ради кого ты так стараешься? Что за девица тебя на подвиги толкает?
Мальчишка залился краской и сердито возразил:
— Вот еще выдумала! Нету никакой девицы.
— Что, неужели ни одной, самой захудалой, коровенки ей не подарил? — изумилась я.
— Да я ей самую лучшую привел! — выпалил он и осекся.
— Ну и как? — усмехнулась я.— Оценила? Свадьба скоро?
— Как только прогремят мои подвиги на все Лукоморье, так сразу сыграем! — шмыгнул носом он.
— А не слишком ли ты молод для свадьбы? — усомнилась я.
— Много ты понимаешь! — Кузьма обиженно выпятил губу.— Я уже взрослый мужчина! — И, перехватив мой насмешливый взгляд, добавил: — Не веришь? Вот гляди, у меня и борода имеется!
Я с удивлением уставилась на вздернутый подбородок. Хм, может, попросить лупу?
— Да вот же, вот! — чуть не заплакал Кузьма, нащупав пару светлых, почти прозрачных щетинок. Так сразу и не разглядишь. Но, судя по тому, что щетинки достигли длины в полпальца, каждая из них взращивается Кузей с трепетом, холится и лелеется.— Ну видишь?!
— Вижу-вижу,— успокоила я и ободряюще добавила: — Знатная будет борода!
Кузьма польщено выпятил подбородок, любовно пригладив зачатки будущей роскошной бороды.
— А без подвигов ты своей Маше не нужен? — спросила я.
— Она Фрося! — возразил он и в очередной раз насупился, поняв, что проговорился.
— Да ладно тебе дуться-то! Расскажи лучше про невесту свою. Все дорогу скоротаем.
— Она самая красивая,— расцвел Кузьма, перечисляя достоинства своей зазнобы,— самая добрая, самая ласковая, самая ясноглазая.
— Такая завидная невеста — и еще не замужем? — удивилась я.— Или она еще из колыбели не выросла?
— Много ты понимаешь,— оскорбился он.— Сватаются-то к ней многие, да она всем отказывает.
— Разборчивая невеста, — понимающе кивнула я. — И что, только героя ждет?
Кузьма кивнул.
— Проезжал как-то через нашу деревню Чернослав. Фрося его увидела да и сказала, что за такого богатыря бы замуж пошла.
— А сам Чернослав что же? — усмехнулась я.
— Что Чернослав,— проворчал Кузьма.— Он, по обыкновению, на подвиги спешил — в Лихоборах как раз упырь объявился, ему не до жениховства было.
— А ты с тех пор решил, что путь к сердцу Фроси лежит через подвиги?
— Вот увидишь,— он убежденно тряхнул головой,— стану знаменитым на все Лукоморье, как Чернослав, и Фрося меня полюбит.
— Любят не за это, дурачок.
— Много ты понимаешь! — нахохлился Кузя.— Я, может, много чего умею. Со мной Фрося как за каменной стеной будет. Да я за нее, если надо, жизнь отдам!
Я глянула на раскрасневшегося мальчишку и поняла, что он не шутит. С него станется. Или расшибется, ища подвигов, или в горящую избу за своей Фросей войдет.
— Скоро там твоя деревня-то? — переводя дух от быстрой ходьбы, спросила я.
— К вечеру будем.
— К вечеру?! — простонала я.—А поближе деревни нету? Мне бы только коня достать.
Хотя и конем обзавестись — задача не из легких. На покупку коня для Ива пара золотых нашлась, а вот для нас — уже нет. Варфоломей перед отъездом наскреб по сусекам несколько медных монеток и, смущаясь, пояснил, что Бабу-ягу благодарят обычно продуктами, а не деньгами. Купить коня на наш капитал вряд ли получится. На то, чтобы легко заработать мешочек золотых магией, изгоняя какого-нибудь местного хороняку, как в Вессалии, тоже рассчитывать не приходилось. Неужели коня красть придется? Подумаю об этом, когда дойдем до деревни. Ох как некстати взбрыкнула ступа!
— Нету тут ничего,— отозвался Кузя.— Большие Бобры на отшибе стоят. До нашей деревни полдня пути. И это я тебя еще короткой дорогой веду, какую не всякий знает,— заметил он и тихонько добавил: — Оно и хорошо, что деревни далеко. Никто не прознает, куда коровы делись.
Солнце медленно двигалось к закату, мы наматывали версты по лесу, делая привалы то на живописной цветочной полянке, то у зарослей малины, то у чистого прохладного родника. Варфоломей, не привыкший к таким дальним походам, порядком устал. Мне то и дело приходилось брать кота на руки, чтобы тот немного передохнул и поберег лапы. Тогда он оживал и принимался сыпать смешными историями. Кузьма не отставал и рассказывал свои. А я предпочитала помалкивать, чтобы не сболтнуть лишнего. Хватит с меня и того, что Кузя считает меня дочкой Бабы-яги. Не хватало еще выдать, что я гостья из будущего.
В пути я не раз ловила на себе взгляды Кузьмы. Мальчишка как будто хотел что-то у меня спросить, да все не решался.
— Ну что? — не выдержала я.— Раскрыть тебе семейные тайны Бабы-яги?
Кузьма смутился.
— А я что? Я ничего.
— Нет уж, говори! Хватит в молчанку играть.
Он помялся и спросил:
— Ты же дочь Бабы-яги... Можешь узнать, что обо мне Фрося думает? Есть ли у меня надежда?
Я призадумалась. Ночевать все равно где-то придется. Если попадем в деревню к закату, не отправляться же в путь, на ночь глядя. Почему бы не остановиться на ночлег у этой Фроси? Хозяйка она, по словам Кузи, опрятная, трудолюбивая, готовит вкусно. А за ужином можно осторожно и расспросить, как ей кандидатура Кузьмы. Может, она уже влюблена без памяти и только и ждет, что он к ней посватается? А этот дурень сватов не засылает, все надеется подвиг совершить, бороду до пояса отрастить. Жалко мне его, ведь влипнет куда-нибудь! А что, поработаю-ка свахой, авось что и сложится. И Кузьме счастье, и мне радость, что малец под ногами путаться не будет.
— Ладно,— кивнула я.— Остановлюсь у Фроси на ночлег и все узнаю. Возьмет она меня с котом?
Кузьма просиял и закивал:
— Возьмет, она завсегда гостям рада.
— Но с одним условием! — добавила я.— О том, что я дочь Бабы-яги, молчок. Иначе пеняй на себя.
— Охота мне языком молоть,— с задетым видом проворчал Кузя.— Буду молчать как рыба.
