Лана Туулли - Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило
Потом под лысинку авантюриста постучалась Еще Одна Дельная Мысль.
Вор подошел к лабораторному столу, придвинул поближе хрустальную сферу с переливающимся и мерцающим содержимым. Осторожно вонзил кончик скальпеля в стенку сосуда. К удивлению Текило, хрусталь от прикосновения зачарованного волшебного предмета раскрылся, подался, открывая жидкое нутро. Минуту авантюрист размышлял, чего ж такого с экспериментом Вига сотворить, чтоб жизнь волшебника ему перестала мёдом казаться. Потом, так и не придумав ничего удивительно возвышенного, мудрого или серьезного, дон Текило от души плюнул в прозрачную жидкость хрустальной сферы. Повернул скальпель, закрыл сосуд, отставил в сторонку…
Как раз вернулся мэтр Виг. Донельзя довольный собой.
- Я поспрошал Буше. Он говорит, заседание будет проходить здесь, начнется в полдень. Я уже знаю, как нам поразвлечься, - азартно потер ручки волшебник. – У тебя есть камень?
- Какой камень?
- Да любой. Булыжник, речная галька, осколок скалы…
- Уголек подойдет? – спросил иберрец, кивая на горящий камин.
- Сгодится. Хорошо, - кивнул маг. Подхватил поданный вором уголек, внимательно его обнюхал. – А теперь давай немного поколдуем. По-ма-ги-чим, по-кол-ду-ем, по-ша-ма-ним поздней ночью, - фальшиво пропел Виг, принимаясь чертить непонятные знаки, выпускать из рукавов клубы дыма и расцвечивать темную ночь сполохами магических взрывов, - и в отчаяньи сбегутся люди бедные от нас…
Серая крепость. Двадцать восьмой день месяца Восьминога.
Мэтр Адам придирчиво следил за приготовлениями. Поджав губы, он грозовой молчаливой тучей следовал по пятам передвигающих лавки, кресла и письменные столы стражников. Самолично поправлял чернильницы, проверял, как заточены перья, добавлял магического припаса в тускло горящие волшебные фонари. Поморщившись, велел добавить свечей - не смотря на все прикладываемые магом усилия, зал, в котором должно было состояться выездное заседание Королевского Суда, оставался сумрачным и полутемным.
Мэтр Адам расправил складки мантии – по случаю его участия в официальном мероприятии, мантия была строго предписанного, изумрудно-зеленого цвета, - уселся в кресло, чинно сложил руки и закрыл глаза, сосредотачиваясь. Ментальную концентрацию пришлось прервать буквально минуту спустя – рядом с собой маг почувствовал рисунок ауры большого, одомашненного, хорошо выученного животного. Открыл глаза – и увидел господина коменданта. Как его…
- Буше, - с судорожным поклоном представился господин. – Комендант. Чего изволите?
- Ничего, - невежливо проворчал мэтр Адам.
Буше, судя по всему, не был приучен к такому ответу. Он, стрекоча коленками, подбежал с другой стороны. И исхитрился снизу вверх заглянуть магу в глаза - это при том, что комендант возвышался над сидящим мэтром Адамом минимум на полтора локтя.
- Чем могу служить?
- Сгинь, демон! – вышел из себя маг.
Комендант отскочил. На его круглом лице читалась растерянность – он, судя по всему, знал, что демоны исчезают, оставляя после себя клубы воняющего серой дыма и разбразгивая искры непонятной демонической этиологии. Но совершенно не представлял, как это изобразить, располагая техническими средствами и физиологическими возможностями обычного человека.
Мэтр Адам, не в силах выдерживать поток хаотичных обрывков образов, которые заменяли господину Буше высшую рассудочную деятельность, поморщился, и мучаясь от презрения к самому себе, изъявил желание выпить горячего чая. С лимоном, ложечкой тимьянового меда, и с пшеничными лепешками – с пылу-с жару. Причем лимон должен быть, - догадался крикнуть вдогонку прытко сорвавшемуся с места коменданту мэтр Адам, - лимон должен быть нового урожая, и эль-джаладский, а не какой-нибудь там кислый фносский!! И ему, магу, чихать, что в Эль-Джаладе лимоны не растут – пусть комендант сбегает, отвезет пустынным жителям саженец!
Тьфу ты…
Мэтр Адам уселся удобнее и попытался медитировать. Сконцентрировался, приглушил рисунки ментальных проекций мельтешащих по Серой крепости в ожидании господ судей и иже с ними, тюремщиков и солдат, попытался услышать коллегу… Мэтр Панч – вернее, его мысли, - обнаружились на втором этаже. Да, правильно, коллега хотел побеседовать с мэтром Вигом, обсудить с ним некоторые практические впоросы криптозоологии. И сельского хозяйства.
Другие заключенные… Мэтр Адам поморщился – хоть и привык «читать» разнообразные мысли самых странных людей и не-людей, но все равно, к сознанию преступников привыкнуть не мог. Брр… Гремучая смесь неудовлетворенных желаний, старых, выпестованных с детства комплексов и сиюминутных страстей ощущалась из пяти камер подземелья, семи – первого этажа, и еще один прерывистый поток маньяческих флюидов шел от северной башни. Ага, там размещают его судейскую милость – барон Бруно де Флер страдал обратной формой боязни полета. Мэтр Адам, второй по квалификации брабансский специалист в магии Четвертого Шага (после мэтра Тимеона, который, как ни крути больше теоретик, чем практик), сам лично пытался излечить господина судью от страха приземленности. У пациента начинались непроизвольные конвульсии, вызываемые приближением к земле, видом почвы в цветочном горшке и даже упоминанием о могильном прахе. Правда, результаты ментальной терапии были весьма относительны и посредственны. Стоило упомянуть в присутствии судьи хоть что-то низкое, и у барона начинались неконтролируемые судоги, тахикардия и прочие вазомоторные прелести…
Разобраться в источнике сложной психосоматической реакции судьи де Флера у мэтра Адама пока не получалось, и страдающий страхом приземленности господин барон служил верным источником заработка для магов, предлагающих услуги по путешествию телепортом, и гномьих кланов, зарабатывающих строительством и перепланировкой жилых помещений. Барон Бруно постоянно надстраивал свой дом, шокируя жителей Анжери неприлично высоким, в девять этажей, строением, чем интенсивно пользовалась, если верить народной молве, его жена, принимающая гостей на первом этаже, и вообще, как вспомнилось мэтру Адаму, вызывая краску смущения, любительница всего приземленного. Надо будет потолковать со знающим священником, решил маг, может быть, эта страсть к преувеличениям и желание жить в облаках имеют какую-то глубокую символическую природу?
Отбросив воспоминания о бароне, мэтр Адам, практики ради, попытался вычислить сознание, принадлежащие сегодняшнему «герою дня». Вернее, приснопамятной маскарадной ночи. Господин, назвавшийся доном Текило, к удивлению мага, спокойно спал в своей камере в подземелье южной башни. Мэтр Адам подивился такой безмятежности – ведь суд вполне мог закончиться смертным приговором. И совершенно искренне восхитился крепостью духа иберрца.
Впрочем, узнай дон Текило о том, что сумел вызвать восхищение у некоего господина мужеского пола, он бы, скорее всего, отделался равнодушным хмыканьем. Единственно, что по-настоящему заботило в текущий момент благородного дона – верней, заботило бы, пребывал бы он в трезвом уме и полноценном самочувствии, - так это невозможность украсть приличный костюм. Как назло, ни комендант, ни прочие заключенные Серой крепости и близко не походили на импозантного широкоплечего искателя приключений, а красть мантию у мага дон Текило не хотел. И мала она ему, скорей всего, будет, и, что особенно противно, – придется смотреть на полураздетого Вига. А это зрелище не для слабонервных.
Тюремный сторож загромыхал ключами, тревожа сладкий предобеденный сон дона Текило. Широкий зевок, потягивание… Полный сожалений о несбывшихся мечтах вздох при виде неуютного серого одеяния – штанов и куртки, выданных заключенному заботливым Буше, умывание, бритье, легкий перекус… И вот дон Текило Альтиста почувствовал в себе достаточную смелость и мужество, чтобы предстать перед Судьбой, прикинувшейся ради такого случая брабансскими законниками.
Дозволив конвою сопроводить себя в зал, где вот-вот должны были начаться слушания по его делу, дон Текило придирчиво рассмотрел триумвират, от которого нынче зависело его ближайшее будущее. И, собственно говоря, сам факт того, будет ли у дона будущее, или же нет.
Первым бросался в глаза представительный господин лет пятидесяти – высокий, широкий в кости, с рыцарственной осанкой и жестким волевым лицом, пропаханном морщинами по щекам и лбу. Господин пронзил введенного в зал заключенного острым орлиным взором, сморщился, будто скушал гусеницу и забарабанил пальцами по столу. Справа от господина сидел преклонных лет старичок, с головой, плешивой, как ведьмина гора. Дедка трясла старость, она же издавала хрипы дохлой старческой грудью и она же истекала непонятными жидкостями из уголка незакрывающегося рта. Старичок был одет не в традиционную судейскую изумрудно-зеленую мантию, а в парчовую сутану, усугубленную на шее золотым массивным символом неизвестного дону Текило Ордена. При виде состроившего подобающую случаю кислую рожу заключенного старик-патриарх заперхал что-то угодно-выгодное собственному божеству.
