Андрей Лях - Синельников (сборник рассказов)
— Сегодня у нас вечер чудес, — громовым шепотом начал Старый Карл. — На семейном собрании присутствует чужой… обормот… Небывалые дела. Только одно и утешает — это сын Отто Штейнглица… Скажи спасибо своей фамилии…
Тут, без всякого стука и доклада, вошла Марта — уже без шприца и прочего снаряжения — и сказала:
— Спит как убитый. Без лекарств. Это первый раз за два года, — и ушла.
Старый Карл засопел.
— Бруно. Мы любим дядю Вольфганга. С ним обошлись несправедливо… но дело не в этом. Просто мы его любим. То, что он здесь — это нарушение закона. Мы идем на это. Терпим все неудобства.
— И еще это его ружье, — вставила тетя Амалия.
— Да. Его коллекцию оружия, конечно, вывезли… что при этом было… — Старый Карл покачал головой. — Но одного пулемета так и не нашли. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что это значит. Да, с патронами. Все эти годы мы надеялись… — он вдруг вновь ударил ладонью по столу. — Вонючие психиатры, шарлатаны, дерьмо собачье, светила, мать их за ногу!
— Хельмут, — остановила его Амалия.
— Да знаю я! — вскипел Старый Карл, и живая нотка баса акульим плавником прорезала море шипа и хрипа. — Двадцать лет, чертова уйма денег, дурацкие санатории, заумные разговоры — все псу под хвост, и вот приходит мальчишка!..
— Бруно, — сказала тетя Амалия, — мы тебе очень благодарны.
— Да, — нехотя согласился Старый Карл. — Короче. Я уезжаю на десять дней, и потом сразу возвращаюсь сюда. Мы просим тебя… присматривать за Вольфгангом, поконтролировать его, что ли… Само собой, мы готовы заплатить… в разумных пределах.
Тут я преисполнился театрального достоинства.
— Дядя Хельмут. Я все сделаю, и не надо никаких денег, — и посмотрел на Брюн. Она очень мило смутилась.
Старый Карл погрозил мне своим страшенным пальцем шахтерского вида:
— Бруно, смотри, паршивец, Брюн нам как дочь! — но интонация, к величайшему моему изумлению, вышла какая-то осторожная и звучала в ней едва ли не надежда. Это как же понимать? Ладно, продолжим.
— Кроме того, дядя Хельмут, я принимаю ваше предложение — согласен работать у вас дизайнером. Стол, компьютер и свободный график. Мммм… обязуюсь не злоупотреблять.
— Хм, — сказал Старый Карл. Черт, один этот звук произвел бы фурор среди фанатов «Звездных войн». — Вернусь, поговорим. Ты видел «девятку»? Зайди к Кесслеру, он покажет. Раскинь мозгами, что к чему. Твои щечки вокруг целика понравились в министерстве. Разумеется, фрезеровка, дорого, но если они согласны платить…
— Хельмут, здесь не техсовет, — снова вмешалась матушка Амалия.
Как-то так вышло, что провожать меня пошла Брюн, и вместо парадных дверей мы почему-то оказались у дверей ее комнаты, в красноковерном коридоре над поворотом лестницы.
— Брюн, — сказал я, — у меня к вам одна глубоко интимная просьба.
— Да неужто?
— Меня совершенно пленила одна деталь вашей внешности. Пальцы. На ногах. За всю жизнь не встречал такой красоты. Вы точно в родстве с египетскими фараонами. Все одинаковой длины… словно сейчас из Каирского музея. Можно их увидеть еще раз? А то я не усну.
На мгновение глаза у нее стали как у четырнадцатилетней девчонки, она стряхнула с ноги тапок с плюшевым медведем и продемонстрировала свои феномены, даже кокетливо пошевелила ими, и после этого посмотрела на меня так, что в голове у меня перегорели все пробки и поднялись все шлагбаумы. Я качнулся вперед и обнял ее.
— Брюн, не стану скрывать — одних пальцев мне мало.
— Так-так, — произнесла она задумчиво, и ее рука осторожно легла мне на спину. — Вот уж действительно: дай Бруно Штейнглицу палец — он заберет все остальное… Бруно, вы уверены в том, что делаете?
— Уверен, но боюсь.
— Чего же?
— Брюн, я же не совсем идиот. Я вижу, что вы очень необычный человек. И я боюсь сделать что-то не так и все испортить.
— Пока бояться нечего, — вздохнула она, подняла голову, и дальше какое-то время мы увлеченно целовались.
— Господи, а ведь я давала клятву, что ничего подобного со мной больше не будет, — сказала она наконец.
— Все дают такие клятвы, но выполнять их вовсе необязательно.
— Да, незатейливая схема, — Брюн провела пальцем по моей небритой щеке. — Ты знаешь, что у тебя страшная репутация?
— Знаю. Молва, быть может, не совсем неправа… Но с той поры как вас увидел я, мне кажется, я весь переродился — вас полюбив, люблю я добродетель, и в первый раз смиренно перед ней дрожащие колена преклоняю.
— Ну еще бы. Жить в Дюссельдорфе и не цитировать Гейне.
— Почти угадала… Брюн, дай мне шанс. Больше я ничего не прошу. Ну, кроме номера телефона.
Тут мы снова вернулись к уже известной незатейливой схеме, а когда оторвались друг от друга, она сказала:
— Только не торопи меня, ладно?
Что ж, я согласился. Время — универсальная валюта человеческих отношений, и похоже, мне предстояло раскошелиться по полной программе.
* * *Утром началось нашествие гуннов. Первым ворвался Руди.
— Бруно! — завопил он, проплясав что-то неприличное от лифта до моего дивана. — Как ты их сделал! Бог ты мой! Битва Зигфрида с драконом! Наконец-то кто-то утер нос Карлу! Я сейчас прямо в редакцию, расскажу — не поверят!
— Вот только напиши про Карла хоть полслова, и ты покойник, — пробормотал я и снова упал носом в подушку.
Руди, насколько мне известно, в настоящее время живет на содержании у Магдалены, и в трогательно-детской манере разделяет не только все ее взгляды, но даже и настроения. Переключить его приоритеты на себя — дело одного дня, но это склока, оплата счетов, и вдобавок просто лень. К тому же он выбалтывает многие ее секреты — если, например, он начал ругать Старого Карла, которого боится до судорог, значит, подспудный конфликт в семействе разгорелся с новой силой.
Руди присел возле меня с чисто танцевальной легкостью.
— Слушай, вы теперь со стариком лучшие друзья. Замолви словечко — пусть меня тоже возьмет к «Вальтеру»… на какую-нибудь хорошенькую должность. Магда, сам понимаешь, просить его не может…
— Уйди, балабол, — ответил я вместе с чудовищным зевком, сполз с дивана и побрел в ванную, еще успев услышать финальный клич: «Бруно, ты мой герой!»
Следующим номером пожаловал Макс. Это уже фигура повесомей. Тоже трудится — и вполне серьезно — у Старого Карла, эксперт-металловед, или что-то в этом роде. Те гнутые химеры с пульсирующими сечениями, загибами и перегибами, которые я малюю в блокноте, снабжая их кривыми стрелками с корявыми цифрами размеров, а после переношу в компьютер, Макс проверяет на сопротивление материалов, марку стали, композитную смесь, изгиб, удар, остаточную деформацию и еще невесть что — например, замораживает уже готовую модель в каком-то ледяном кубе. У него в лаборатории целая физико-химическая инквизиция из разных диковинных приспособлений. Человек он в научных кругах авторитетный, пишет статьи, но по каким-то причинам Старый Карл любит его не больше, чем меня. Макса, надо заметить, вообще мало кто любит.
Он вошел, пылая праведным гневом — весьма обычное для него состояние — и вперил огненный взгляд в мою обнаженную фигуру с зубной щеткой в руке.
— Оставь ее в покое! — сурово потребовал он вместо приветствия. — Эта девушка не для тебя! Развлекайся с такими, как Магда!
Злость Максу очень идет. Парень он видный, хотя далеко не красавец, с Руди не сравнить, зато внешность у него безупречно арийская — просто ни дать, ни взять, с картины «Приезд Гитлера на фронт». Я замычал сквозь толщу «Колгейта», спешно прополоскал рот, и за это время в моем мозговом реле, как в пулемете дедушка Вольфа, соединились кое-какие ржавые контакты.
— Так это к ней ты тогда мотался в Африку!
— Вот уж это тебя совершенно не касается. Запомни — Брюн особенная девушка, второй такой нет. Она из другого мира. Не лезь к ней со своими пошлыми ухватками!
— Знаешь, Макс, — сказал я, — вот это электронное устройство на стене подсказывает, что тебе давно пора быть на работе. Вот туда и отправляйся, включи какой-нибудь интраскоп.
— Без тебя разберусь, что мне включать, — огрызнулся он, сел на мою постель и уперся ладонями в лоб. — А, пропади оно пропадом, ведь обязательно все так и произойдет! Ну почему хорошим девушкам всегда нравятся вот такие стрекозлы?
— Я больше не стрекозел. Карл берет меня на «девятку». Будем плечом к плечу.
— Что? А… Да. Много шума из-за этой «девятки». Я в ней перспектив не вижу… Послушай, Бруно. Ты, конечно, свинья, но по натуре беззлобный. Ты же испортишь ей жизнь, да и сам счастлив не будешь. Зачем тебе это?
— Знаете, господин Кесслер, вы, конечно, идеал и образец, но ведь и я тоже человек. И кстати, у меня серьезные намерения.
— Тьфу! — Макс плюнул, встал и с тоской огляделся. Было ясно, что его безумно раздражает и моя холостяцкая берлога, и я сам. Что ж, в чем-то он прав, действительно, красоты особой нет, и если я женюсь на Брюн, квартиру придется менять.
