Сергей Шкенёв - Пёс имперского значения
— Ну и пусть, — решил он, — мел у нас бесплатный, ещё раз покрасим. А вдруг Родина прикажет, и нам уже завтра нести службу в Индийском океане?
— Не успеем до завтра, товарищ старший лейтенант королевской госбезопасности. И причём тут Индийский океан?
— А притом! Сами же спасибо скажете, что не пришлось старую краску соскабливать…
Старшина второй статьи, попавший на неблагодарную работу за драку с французскими моряками, тяжело вздохнул и взялся за кисть.
— Стой, кто же так малюет? — остановил его Степан Генрихович. — А ну вылезай оттуда, салага. Посмотри как настоящие профессионалы работают.
Особист подтянул плотик, помог Бродскому подняться, а сам занял его место:
— Эх, вспомню молодость! Если бы ты знал, сынок, как руки по кисти соскучились. Да, быстро проходит слава мирская…. Ну кто теперь помнит выставки Степана Наливайко и Давида Бурлюка? Никогда, слышите, юноша, никогда не пробуйте эту отраву под названием творчество…
— Я вот написал недавно немного стихов, — скромно потупился Ося.
— Выкинь или сожги. Нет, только не в отсеке. А ещё лучше — утопи. И вообще, юноша, зачем стихи, если у тебя есть море? Слушай, а давай вместе утопим, для верности?
— Всю тетрадку?
— А чего жалеть-то? Вот потом, когда станешь адмиралом, сам спасибо скажешь, что уберёг от страшной напасти и искушения. Ну иди, а я здесь подожду.
Но быстро сходить не получилось — в лодке Осю перехватил командир отсека и заставил пообедать. А потом вдруг выяснилось, что именно Бродскому заступать через два часа на боевое дежурство.
— Да понимаю я, что недавно сменился, — объяснял лейтенант. — Но и ты пойми — командир потребовал лучшего акустика.
— Но мне же…
— Да не переживай, дадут тебе отпуск.
— Краткосрочный?
— Зато дорога учитывается пароходом. Договоришься с военно-транспортной авиацией, литру им поставишь, недели две экономии…
— Но мне же ещё лодку красить.
— Зачем? — удивился лейтенант. — Ах это… Забудь. Сейчас иди вздремни часок, а перед погружением тебя разбудят.
Обрадованный обещанным отпуском Иосиф Бродский уснул на своей узкой койке, и снилась ему родная Молдаванка, тётя Роза, торгующая семечками на углу Ришельевской, футурист Давид Бурлюк, красящий бронзового Дюка зелёной краской в белый цвет, и совершенно не видел во сне товарища старшего лейтенанта королевской госбезопасности. А Степан Генрихович Наливайко и сам в этот момент задремал, утомлённый долгим ожиданием и мерным плеском волн в борт подводной лодки. Задремал, и не увидел, как ослаб узел, небрежно затянутый старшиной второй статьи. Плотик, подхваченный течением, поплыл… поплыл… поплыл….
А спустя четыре дня советские сторожевики привели в Кронштадт сдавшийся шведский миноносец, шедший почему-то под норвежским флагом. Капитан корабля со слезами радости на глазах признался в злом умысле и покушении на пиратство, планах потопления мирного пассажирского судна, шпионаже на Гватемалу и Гондурас, но только просил избавить его от преследующего кошмара. Поднявшиеся на борт флотские особисты ничего кошмарного не обнаружили, если не считать того, что слоняющийся по миноносцу мрачный тип с маузером и в чёрной треуголке, громко требующий от шведов вернуть украденную подводную лодку, был небрит. И более ничего ужасного. Да и то… Вдруг у них, у корсиканцев, небритость является формой одежды?
Осталось только выяснить, как он сюда попал и кто же украл его лодку. Проведённое расследование выявило торчащие из всей этой истории длинные уши проклятых англичан, и нарком иностранных дел СССР Анатолий Анатольевич Логинов уже чистил любимый автомат и примерял новенький бронежилет, намереваясь вручать британскому послу ноту протеста. Но тут пришло известие о "Ярмутской бойне". Происшествие со шведским миноносцем замяли и засекретили, а сам экипаж его зачислили в состав Каспийской военной флотилии, обязав прибыть к новому месту службы в месячный срок вместе с кораблём.
Степана Генриховича Наливайко, окружённого таинственной аурой бойца невидимого фронта, более ни о чём не расспрашивали, а специальным самолётом доставили в Голландию, в городок Гельвет-Слюйс, куда вернулась из похода лодка "Тётя Роза Люксембург" Недоумевающих подводников встретили оркестром и цветами, срочно прибывшие из Одессы юные корсиканские пионеры несли подносы с двумя с лишним сотнями жареных поросят, а король Беня, приехавший чествовать героев, лично вручал ордена.
На Иосифа Бродского, к которому подскочил теперь уже майор королевской госбезопасности Наливайко, кричащий — "Это он во всём виноват!", буквально посыпались награды. И даже расчувствовавшаяся мадам Пти-Кошон объявила о бесплатном полугодовом абонементе. Но к её большому разочарованию старшина второй статьи получил месячный отпуск и направление в военно-морское училище. Забегая немного вперед, скажем, что оно было закончено с отличием, а ещё через несколько лет именно подводная лодка под командованием капитана второго ранга Бродского потопила в Атлантическом океане линкор "Миссури", на котором пытался скрыться от справедливого возмездия бывший президент бывших Соединённых Штатов Гарри Трумэн.
Совместную операцию по принуждению к миру в Южной Африке он встретил уже в звании контр-адмирала, почтенным отцом семейства, и младшую внучку, родившуюся в день бомбардировки Кейптауна, назвал Розой, в честь покойной тёщи, сравнимой по разрушительной мощи с главным калибром корсиканского флагмана. В отставку Иосиф Бродский вышел вице-адмиралом и зажил жизнью тихой и уединённой на купленном в личное пользование острове Капри, где теперь на каждой площади стоят уменьшенные копии Дюка Ришелье. Но юношеская мечта не оставила молодую душу старого моряка и он вернулся в литературу. Но стихов более не писал, посвятив своё творчество военно-исторической фантастике.
Очень часто на острове можно было заметить знаменитого на весь мир художника-мариниста Степана Генриховича Наливайко, чьи картины выставляются не только в музеях, но и в клубе колхоза имени Столыпина. Несмотря на возраст, рука его оставалась тверда, и Сталинская премия шестидесятого года, полученная за иллюстрации к книге морских рассказов Бродского, служила тому подтверждением.
Но это будет потом, через много лет, а сейчас старшина второй статьи, Герой Корсиканского королевства, орденоносец Иосиф Бродский едет домой, к маме и сестре Соне, к Моне из пятой квартиры, у которого никогда не брал в долг сто рублей. И к своей будущей тёще тетё Розе, надеясь хоть в этот раз узнать имя её дочери.
Глава 19
На бульваре Сен-Пьер зацветает каштан
И в Булонском лесу заблудился мистраль,
И бургундским вином багровеет стакан,
Словно вновь обретённый священный Грааль.
Сергей Трофимов.
Житие от Гавриила.
Мы стояли на горе Шомон, на обрывистой стороне её, и Израил показал рукой на лежащий перед нами громадный город:
— Боже мой, Гаврила, как это символично.
— И мой, — поправил я напарника.
— Чего?
— С том смысле, что папа у нас общий.
— Ага, ну да, — согласился генерал Раевский. — Но посмотри, неужели не узнаёшь знакомые места? Сколько лет прошло, сто двадцать?
— Чуть побольше. Тогда весна была, а сейчас уже лето давно.
— А будто вчера всё случилось…
Лаврентий Павлович, участия в разговоре не принимавший, заинтересовался давними событиями, и я рассказал ему, как в тысяча восемьсот четырнадцатом году наблюдал с этого места за штурмующими Париж войсками. Мне, как генералу, пришлось находиться в свите императора Александра, коротая время за игрой в шахматы на щелбаны с Барклаем де Толли. А вот Изя, в те поры задержавшийся в чинах по причине буйного и ехидного нрава, лично возглавил полк, взявший Монмартр, что и решило участь Наполеона.
Примчавшись с докладом о славной виктории, Изяслав Родионович прямо здесь, где сейчас выстроен дом с магазинчиком в начале улицы, сбил с ног вместе с конём французского генерала Коленкура. Посланец наполеонов, приехавший к Александру с предложением о перемирии, упал лицом в конские яблоки и не пожелал пойти к государю в столь прискорбном виде. Вместо того придумал историю, что русский император отказал в аудиенции, в чём до сих пор уверена вся Европа, восхваляя царя в твёрдом следовании союзническому долгу.
— Гиви, Лаврентий, а может нам опять его того, на шпагу? — предложил Израил, привычно опуская руку. Но когда она вместо тяжёлого палаша схватила пустоту, мрачно насупился и плюнул в тележку проходившего мимо зеленщика.
Да, вид у генерал-майора Раевского нынче был несколько не воинственный. Чтобы не смущать добропорядочных парижан своей формой и особенно погонами, мы решили замаскироваться, и Изя предпочёл одеться художником, утверждая, что их в Париже, как собак нерезаных. Теперь он щеголял в вельветовой куртке, широченных брюках и бархатном берете, закрывающим правое ухо. На замечание о том, что французы уже лет шестьдесят не носят ничего подобного, Раевский только усмехался в срочно отпущенную бороду и поглаживал этюдный ящик, подозрительно напоминающий ноутбук Лаврентия Павловича.
