Дуглас Адамс - Долгое чаепитие
– Я увидела твой молот. Как я рада тебя видеть! – ласково бормотала она. – Ох плохие только времена настали, ох плохие… Я вот только что горшок на огонь поставила, думала, может, сначала выпью чашечку горячего, а потом уж можно и порешить себя. Но вот тут-то я себе и говорю: погоди еще пару деньков, Тсулива… Тсувила… Свули… – тьфу! – Тсуливаенсис, никогда не могу сразу собственное имя правильно выговорить, когда сама с собой беседую, и от этого еще хуже становится, – ты ведь знаешь, как это бывает, такой сообразительный мальчик, как ты… Я всегда считала тебя умненьким мальчиком, что бы там другие всякие на тебя ни наговаривали, – ну так вот, и говорю я себе – погоди, Тсуливаенсис, может, еще кто и придет, ну а уж коли никто не придет – вот тогда самое время и руки на себя наложить. И вот, смотрите! Ты тут как тут! Ох, как я рада! Ну, добро пожаловать, мой мальчик! Я вижу, с тобой маленькая подружка. Ты мне ее представишь? Здравствуй, миленькая, здравствуй! Меня зовут Тсуливаенсис, но я совсем не обижусь, если ты не сможешь выговорить это без запинки.
– Я… меня – Кейт, – сказала Кейт в полном замешательстве.
– Так, уверена, что с этим будет все в порядке, – сказала старушка. – Ну, чего вы тут стоите, пойдемте ко мне. А если все собрались здесь всю ночь гулять, то я могу вот прямо сейчас пойти и покончить с собой, и тогда уж пейте ваш собственный чай, когда будете совсем готовы. Идемте!
Они последовали за старушкой и уже через несколько ярдов наткнулись на полуразвалившуюся глиняную лачугу, которая только чудом держалась и готова была вот-вот обрушиться окончательно. Кейт посмотрела на Тора, пытаясь понять, как ей держаться в данной ситуации, но Тор полностью погрузился в размышления. Кейт показалось, что он изменился. Все время их недолгого знакомства он постоянно сдерживал ярость, неудержимо рвущуюся наружу. Она чувствовала, что сейчас это прошло. Не навсегда ушло, но на какое-то время. Тор посторонился, пропуская ее в хижину. Сам он вошел следом, смешно пригнувшись.
Внутри все оказалось совсем крошечным. Несколько досок и охапка соломы служили постелью, в горшке над очагом что-то булькало, да в углу вместо стула – обычный ящик.
– А вот и нож, которым я хотела воспользоваться, – сказала Тсуливаенсис, суетясь у очага. – Видишь, я как раз начала его точить. Очень удобно точить об этот камень. Дальше я думала сделать вот что – там в стене есть трещина, туда войдет ручка. Я воткну ее туда получше, в потом навалюсь на острие всем телом. Раз, и брошусь на нож! Понятно? Я вот все думаю, может, лучше воткнуть его сюда, пониже? Как вам кажется, Милочка? Вы разбираетесь в этом?
Кейт сказала, что не разбирается, причем постаралась говорить спокойно.
– Тсуливаенсис, – сказал Тор, – мы не можем здесь остаться, но… Тсули, пожалуйста, убери этот нож.
Тсуливаенсис радостно на них смотрела, а в левой руке сжимала нож с изогнутым лезвием.
– Не обращайте на меня внимания, дорогие мои. Я превосходно себя чувствую. Я могу покончить с этим когда угодно, как только буду готова. Я буду просто счастлива уйти отсюда. В такие времена лучше не жить. Ох нет. А вы идите и будьте счастливы. Я не нарушу ваше счастье своими стонами. Я не произнесу ни звука, но я это сделаю, как только вы уйдете.
Она дрожала, но смотрела вызывающе.
Очень осторожно, почти нежно Тор разжал ее дрожащую руку и отобрал нож. Старушка сразу сникла и покорно удалилась на свой ящик в углу. Тор нагнулся, ласково притянул ее к себе и обнял. И старушка понемногу оживилась, оттолкнула Тора, ворча, что хватит уж ему дурачиться, и стала суетливо оправлять безнадежно рваное платье.
Успокоившись и приведя себя в порядок, она переключилась на Кейт.
– Вы ведь смертны, дорогая?
– Да…
– Я сразу поняла. У вас платье очень нарядное. Теперь-то вы знаете, каков мир с другой стороны? Ну и как он вам?
Кейт смогла только сказать, что не знает пока, что и думать. Тор сидел на полу. Он прислонился к стене и прикрыл глаза. Кейт подумала, что он к чему-то готовится.
– Раньше здесь бывало и по-другому, – продолжала старушка. – Так хорошо все бывало, правда. Ох да еще как хорошо-то. Иногда, конечно, не ладили друг с другом. Ссоры, скандалы, ужасные стычки, но на самом-то деле все шло превосходно. А теперь?
Она глубоко вздохнула и что-то смахнула со стены.
– А теперь все плохо. Все очень плохо. Видите ли, одно влияет на другое. Наш мир влияет на ваш мир, а ваш мир влияет на наш мир. Порой невозможно точно знать, как именно влияет. Очень часто ничего хорошего нет в этом взаимовлиянии. В наши дни все очень тяжко и плохо. Наши миры очень во многом схожи, может, даже слишком во многом. У вас там на этом месте дом, и здесь обязательно какое-нибудь строение. Это может быть глиняная хижина, улей или что-нибудь в этом роде. Впрочем, вполне может оказаться и что-то другое, но обязательно хоть что-нибудь да стоит на этом самом месте. Тор, с тобой все в порядке?
Бог-Громовержец закрыл глаза и кивнул. Он положил локти на колени и лениво привалился к стене. На руке болтались мокрые обрывки повязки, которую он соорудил из ночной рубашки Кейт. Тор как бы нехотя сорвал повязку и отшвырнул прочь.
– И там, где что-то неправильно в вашем мире, – продолжала болтать старушка, – столь же неправильно это проявится и в нашем. Ничто не исчезает. Ни одна преступная тайна. Ни одна невысказанная мысль. Все это может стать новым и могущественным богом в нашем мире или просто мошкой, но обязательно здесь проявится. Могу только добавить, что в наши дни гораздо чаще появляются мошки, чем новые и могущественные боги. Ох, слишком много мошек, а бессмертных богов так мало, как никогда еще не бывало.
– Но как бессмертных богов может стать меньше? – спросила Кейт. – Мне бы не хотелось проявлять излишний педантизм, но…
– Хм, видишь ли, милая, бывает бессмертие и… бессмертие. Если бы мне удалось хорошенько закрепить этот нож и как следует на него навалиться, то мы бы еще посмотрели – кто бессмертен, а кто нет.
– Тсули… – предостерегающе проворчал Тор, но глаза не открыл и не сдвинулся с места.
– Один за другим мы уходим. Это правда, Тор. Ты ведь один из немногих, кто еще держится. Мало осталось тех, кто не погиб от алкоголизма или от онкса.
– Что это? Болезнь? – спросила Кейт.
Она опять начинала злиться. Силком вытащили из дома, заставили совершить перелет через Восточную Англию на ручке молота, а в итоге подсунули старуху, одержимую манией самоубийства. И вот она должна сидеть в этой развалюхе и выслушивать разные бредни, а тот, кто все это ей устроил, сидит преспокойно у стенки с довольным видом и даже не задумывается, как трудно поддерживать подобную беседу.
– Этот недуг, моя дорогая, поражает только богов. На самом деле это означает, что ты уже больше не можешь быть богом, именно поэтому этим недугом страдают только боги и никто другой.
– Понятно.
– На последней стадии болезни просто ложишься на землю, и из головы – не сразу правда, а спустя некоторое время – из головы вырастает дерево – и на этом все кончается. Потом постепенно становишься землей, проникаешь в ее недра, растекаешься по артериям и, наконец, возрождаешься чистым и мощным водным потоком, а потом прямо в тебя сваливают кучу химических отходов. Трудно быть богом, даже если ты уже мертвый бог.
– Ладно, – сказала она и перевела взгляд на Тора. Он уже открыл глаза, но использовал оные только для разглядывания собственных пальцев. – Тор, я вроде бы слышала, что у тебя назначена встреча?
– Хм… – пробурчал Тор и не двинулся с места.
– Так я слышала, что ты созываешь всех в Великий Зал Вальгаллы в Час Поединка.
– Хм… – сказал Тор.
– Значит, Час Поединка, хм… Прекрасный ответ. Также я слышала, что ты уже давненько не в ладах с отцом. Хм?
Из Тора ничегошеньки не удалось вытянуть. Он хранил молчание.
– Мне кажется, то, что было в Уэльсе, – настоящий кошмар, – продолжила Тсуливаенсис. – Не понимаю, как ты вообще мог на такое пойти. Конечно, я понимаю, он твой отец и вообще Отец Всех Богов Асгарда – в этом-то и вся трудность. Но Один… я ведь так давно его знаю. Тебе ведь известно, что он пожертвовал своим собственным глазом в обмен на мудрость. Да, конечно, ты это знаешь, дорогой. Ты ведь его сын. Так вот, я всегда говорила, что ему следует потребовать свой глаз обратно. Понимаешь, что я имею в виду? И этот ужасный Тоу Рэг. Вот с кем тебе надо быть поосторожней, Тор. Ну хорошо, надеюсь, я уже утром услышу все новости.
Тор отвалился от стены и поднялся на ноги. Он сердечно обнял старушку и улыбнулся, но так ничего и не сказал. Едва заметным кивком он дал понять Кейт, что они уходят. А так как этого-то ей и хотелось, то она легко справилась с искушением спросить: «Да неужели?» – и закатить грандиозный скандал – мол, как он посмел так с ней обращаться. Кейт необычайно кротко простилась со старушкой и вышла в темную ночь. Тор вышел вслед за ней.
