Игорь Соколов - Любовь в эпоху инопланетян
Мы извергали молнию и гром, окружая лоном сладострастным мой сон… Соседка была выпрыгнуть готова к нам с седьмого и на наш шестой… Но мы сближались ярко снова и она шептала только: Ой!…
– Ой, – в который раз без смысла соседка сверху говорила нам в тот миг, когда луна повиснув коромыслом вязала в узел разболтавшийся язык…
Так вот мы жили, жили – не тужили, пока жена в очередной раз не впадала в истерику, потому что забывала пить чай или я забывал подбрасывать ей в чай антидепрессанты, и тогда мои бумажные таланты большей частью смыты в унитаз, сбегали прочь… потоком очень бурным прямо в ночь… Соседка сверху ждала наших нежных оргий, но вместо этого жена нагишом выбегала на балкон и кричала о своей нелегкой бабьей доле и рвала мои стихи, а потом уносилась в туалет бросать их в унитаз, где и смывала их раз и навсегда… И было тяжко мне, и плакал я, жалея стихи… И снова что-то сочинял… А потом опять антидепрессанты в чае делали свое волшебное дело… жена становилась ласковой и ручной… И там на балконе со мной она оголяла все тело… И соседка выпучив глаза, глядела на нее и на меня… Мы извергали молнию и гром, окружая лоном сладострастным сном… Соседка была выпрыгнуть готова к нам с седьмого и на наш шестой… Но мы сближались очень ярко снова и она шептала только: Ой!… Ой, – в который раз без смысла соседка сверху говорила нам в тот миг, когда луна повиснув коромыслом вязала в узел разболтавшийся язык… Но потом она неожиданно упала и сделав причудливый пируэт, зацепилась за веревки с нашим нижним бельем… И вот он наш волшебный сон… Я в чаще двух безумных лон… С женою и с соседкой милой… Такой желанный и счастливый… Соседка прыгнула с седьмого, отчаянно на наш шестой, и меня так схватив любовно, всем лоном выкрикнула: Ой!…
А потом я снова плакал, потому что вдруг жена моя с соседкой уже вдвоем в истерике забились и стихи мои бросали в унитаз … Мои стихи – мои хождения в грехи… Кусочки слов на белоснежном небе… Из двух сладчайших язычков я рисовал очарованья в сладкой деве…
А они слились в безумной страсти, друг друга полюбили без меня… Стихи мои порвали все на части… В мечтаниях живут уже три дня… Меня к себе не подпускают, а сами что хотят, то и творят, что-то устроили себе на-вроде рая, а я как будто выпил яд… Хожу туда-сюда назад…
Жена с соседкой за дверьми мурлычат… Сосед хмельной в меня сердито тычет… Как будто я подбил его жену…
войти так беззастенчиво в мою… А я причем, они в своих мечтаньях… предаются самым радостным деяньям…
Потом летят опять ко мне… И гром и молния с балконом, все во тьме… Одно безумие…
Вот так мои стихи ненароком забираются в грехи… И за все вам благодарное апчхи!…
В Любви и в молитве
Господи, Дай мне, пожалуйста, силы
На Старого завершение, Нового продолжение,
Счастье вне-временья, Быть Полезной Тебе
Сердцем всем Жажду. Люблю!
Шептала моя нежная дева и плакала от счастья, что может шептать свою молитву ему…
А я глядел на нее во все глаза и думал и чего она не ложится в постель ко мне, неужели не видит как я люблю ее, дуру, как изнываю всем сердцем своим и плотью горячей…
А она все шепчет моя юная душа: В молитве тепло. Ветра в отдалении воют
И мирно стихают. Тебя, может быть, Не хватает немного, Но светом восполню. Насыщенность полная тела Без крошки, без капли. Я лучшее только зову, Благолепно внимаю. Спасибо всем клеточкам жизни,
Улыбкам, ресурсам. До Солнца, объятия радости, Распространитесь.
Воления, будьте легки. Световые узоры, Не путайтесь! В лучшее время
Дай всходы, зернистость, В молитве тепла разрастайся!
О, Боже, да это я в тебе могу разрастись и дать тебе и зернистость и всходы!
Это я тебя могу объять до радости сердечной, чтоб ты, дуреха, поняла наконец, что тебе я нужен, а не Твой Бог!
Вот он, я, видишь, голый, гляжу на тебя, мучаюсь, задыхаюсь от волнения, потею, стоны из себя вырываю, да взойди ты на постель нашу и вкуси любовь нежную!
Но нет, молится, душа моя окаянная, молится и плачет от радости непонятной…
Тогда беру я ее, красу мою ненаглядную и сам в постельку кладу и волосики ей расчесываю, и слезки ее божественного умиления вытираю губами своими и со вкусом ее блаженной соли, проникаю в нее, в душу мою радостную и блаженную…
И в самый миг ослепительного счастья слышу шепот ее взволнованный: Ой, прости меня, Господи!
Все прегрешения мои! Да, что же это делается такое, думаю, ведь жена ты мне, что ж ты даже сейчас-то все молишься!
– Да, не могу я без молитвы, – говорит она, а сама опять все чего-то плачет…
И жалею я ее оглашенную, да ласками горячими потчую, а она все молится, будто ей со мной ад какой видится, все грехи упоминает, душа моя многогрешная…
Я уж ей и так и этак подсобить хочу, и целую ее и утешаю по всякому, и всходы и зернистость даю богатую, всем клеточкам ее жизни спасибо говорю, а она все плачет и молится… И так вскипел я страстью первозданною, что все ночи напролет утешал красу мою ненаглядную…
И все ночи молилась душа моя и плакала… И все ночи любил я ее… Вот так мы с ней жизнь и прожили, в любви и в молитве, в молитве и в любви … Аминь!…
Безымянный камень
Она была много лет замужем, и постоянно изменяла мне со своим мужем, или ему со мной… Но меня она любила, а мужа терпела… Может поэтому она так часто пила абсент и порою видела крайне сладострастные галлюцинации…
Во время этих бешеных видений она меня насиловала самым бесстыдным образом…
Еще она родила от меня трех прекрасных детишек, одну девочку и двух мальчиков, которых серьезно воспитывал ее заботливый муж… К тому же она писала чудные стихи, весьма откровенного эротического содержания, посвящая их только любви со мной… Бедный муж, которому она все же иногда позволяла наслаждаться своим порочным телом, думал, что эти стихи посвящены ему…
Ее знала вся литературная Москва… В поэтических кругах она была предметом всеобщего восторга и обожания… А в поэтическом клубе-ресторане «Дрозд» она своими выступлениями доводила публику до слез и всякий раз срывала бурю диких оваций…
Иногда благодарные слушатели, не в силах сдержать своих бурных эмоций, разбивали столы и стулья, вживаясь тем самым в ярую экспрессию ее необузданных чувств…
Горящие глаза
Безумием сжигали
Когда входил в меня
Всей сутью обладая —
Я вся уже твоя
В горящих поцелуях
Тобой вожделенна
И таю в твоих струях!
– кричала она, легко перекрикивая рев своих преданных поклонников…
В общем, и в смысле своего сексуального вида, и в смысле творчества, отразившего эту ненасытную страстность в Любви, она полностью реализовала себя и как женщина, и как поэт, и как любовница…
Ее муж, проживший с ней 10 лет в браке, однажды застав нас с ней в их супружеской постели совершенно неожиданно сошел с ума… Но она не бросила его, имея очень доброе сердце, она его отдала в самый дорогой частный интернат для лечения психических больных…
Теперь уже мне пришлось стать настоящим отцом своих детей… Однако бесконечные ночи сладострастия, которые были у нас с ней, весьма искушенной в добыче наслаждений, не прошли даром, а превратились в многотомное поэтическое собрание ее произведений…
А мой мозг вообще перестал соображать во время оргазма, от счастья я мгновенно взрывался самым звонким криком и возможно, я бы повторил печальную судьбу ее мужа, но однажды я вышел на улицу и был неожиданно украден очень милой женщиной…
Короче, я прекратил для нее свое земное существование… И ее горе было громадным, о чем она успела написать немало великолепных томов… И все же как-то раз я встретил ее и чуть опять не умер от наслажденья, я был весь с головы до пят окутан грезами ее ненасытной Любви, и она дала мне обрести в ее лоне нечто большее, чем у меня было до этого…
Теперь каждый день я орошал ее лоно своим существом и у нас рождались дети… Их было так много, что ее глаза все чаще светились ласкою и добротой… Кажется, она, всякий раз рожала от меня следующего ребенка, словно боясь меня опять потерять… И это было и моим счастьем, и моим наказанием… Во время оргазма она всегда тихо вскрикивала, и слезы на ее прекрасном лице чудно прятали внезапный приступ наслажденья… Именно так, она и украшала наши чудесные и незабвенные ночи…
А я, как и ее незабвенный муж, стал незаметно сходить с ума… Очень часто я томился с ней рядом, испытывая к ней такую страшную любовь, что и сам уже боялся ее потерять… И устраивал за ней слежку… Она мне не изменяла, но мне
все равно было страшно… И она, и дети утешали меня, и совершенно неожиданно я тоже стал писать ей безумные и страстные стихи… Я шептал их ей и плакал…
Иногда я их шептал про себя, таясь в своих воспоминаниях о ней, словно она уже умерла… Я созерцал в своей памяти ее удивительно безумные грехи, и кажется, был очень сильно болен… Она порой находила меня на помойке, где я почему-то рылся в поисках ее образа…
