Джон Де Ченси - Замок Опасный
Что ж, пусть будет так. Он сбросил плащ и вытащил меч — все тот же Ворн, Принц и Завоеватель. Он поднял голову. Тварь заслоняла небо своей жирной тушей. Ворн не способен был охватить ее взглядом. Ни один человеческий разум не в силах был воспринять ее сущность, оценить размеры и вообще остаться в живых, чтобы поведать другим о ее ужасном, отвратительном, жутком виде…
Последняя его мысль была о том, насколько рассердилась бы мать, узнав о таком глупом поступке…
Как хорошо было снова разрушать… Лежавший внизу мир явно нуждался в чистке. Вся его поверхность была испещрена пятнами разложения. Прошло немало времени. Сколько? Это не имело значения.
Демон теперь знал свое имя. Он открыл рот и произнес его.
«РАМТОНОДОКС!» От рева сотрясся воздух, и с земли поднялась пыль.
Он снова открыл рот и изверг огонь, очистительный огонь. Это дало выход его ярости, его ненависти ко всему земному. Пламя распространилось по равнине, полностью ее окутав. Снизу донеслись жалкие крики и вопли, и звуки эти радовали до глубины души. Все внизу было уничтожено огнем.
Вконец выдохшийся, он распростер гигантские крылья и взмыл высоко в холодные небеса.
На вершине цитадели и у ее основания
Они смотрели друг на друга с противоположных сторон пустого плато. Замок исчез, лишь выжженная земля обозначала то место, где некогда он возвышался.
— Свершилось, — сказала она. — Ты был прав. Я не могу подчинить себе этого зверя.
— Ты выпустила на свободу древнее зло. Сожалеешь об этом?
Она помолчала, уставившись в землю. Затем сказала:
— Не знаю. Теперь, добившись своего, я чувствую себя странно опустошенной.
— Твое безумие подошло к логическому концу. Личинка прогрызла свой путь наружу.
— И прорвала кокон?… Возможно. Понятия не имею, почему я чувствую себя именно так.
— Ты освободила зверя, чтобы уничтожить мир, — как и хотела.
— Разве могла я этого хотеть? Я мечтала править миром.
— Желание править, диктовать свою волю миру — это только следствие презрения к нему.
— Возможно, ты и прав. Это так странно… Я ничего не чувствую. Вообще ничего. Я слаба. Я использовала всю силу, что была во мне.
— И это понятно. Но желание твое не исполнится. Мир не умрет, как не умрешь и ты. И зверь не будет освобожден.
— Как же можно предотвратить все это?
— С помощью магии, естественно. Я воспользуюсь тем же заклинанием, что заключило зверя в ловушку три тысячи лет назад.
Она покачала головой.
— Тебе это не удастся. Звезды ошиблись. Зверь теперь предупрежден. Ты не сможешь снова выманить его из логова на небесах. Он спустится вниз лишь затем, чтобы разрушать.
— Этому помешает тот самый пространственный выход, которого недостает. Зверь не может существовать в незавершенном состоянии. Он вернется по собственной воле и заключит со мной сделку. Он поймет, что для него есть лишь один путь.
— Это ты так надеешься.
— Я знаю, Мелидия. Но… мне не обойтись без твоей помощи. Мне нужна будет защита. — Он показал на неподвижную фигуру у своих ног. — Так же, как и твоему слуге.
— Я сделаю это. Наверное, ты меня околдовал.
— Да. Твое безумие прошло. Прости меня, но это была предосторожность.
— Жалею лишь об одном — что ты не сделал этого раньше.
— Ты хорошо знаешь, что это было невозможно.
— Конечно, — сказала она. — Лишь теперь я, так сказать… уязвима.
— Достаточно. Мы можем начать?
— Тебе не нужно никаких приспособлений?
— Никаких. Это заклинание осуществляется исключительно силой мысли.
Она показала на небо.
— Смотри, зверь взлетает.
— Он скоро вернется, если все пойдет по плану.
В туннеле было темно, и путь освещало лишь странное сияние, сопровождавшее его во время всего путешествия по подземному миру. Аура его святости? Но он видел впереди дневной свет, ощущал свежий воздух. Это было странно, ибо ему не доводилось дышать свежим воздухом уже очень давно. Подул легкий ветерок.
Миновав очередной поворот, он увидел невдалеке выход из пещеры и поспешил туда, думая о том, что может ждать его снаружи.
Был яркий солнечный день. Он вышел из пещеры у основания утеса и посмотрел вверх. Оказывается, он находился у подножия цитадели. Самого замка не было видно, что показалось ему странным. Возможно, он вышел чуть дальше, чем следовало.
Равнина была голой и пустой — ничего, кроме сухой травы и камней.
Стоп! Разве неподалеку не стояли лагерем осаждающие? Наверное, по другую сторону утеса. Нет, точно — лагерь был с этой стороны.
Он поднял глаза к небу.
— Отзовись, о Великий Священный Голос! Обратись к своему слуге!
Якоби окинул взглядом небосклон. Там, наверху, описывало круги что-то большое и черное. Птица? Нет. Оно спускалось, все увеличиваясь в размерах.
Наконец он разглядел существо и, хотя не до конца успел осознать, что же это такое, но понял, что оно ищет именно его, а значит, он обречен.
Его сердце не выдержало, и он не успел достичь пещеры.
Зверь заговорил.
«Снова ты».
— Да.
«Ты хочешь поработить меня, как когда-то твой отец».
— У тебя нет выбора. Лишь я могу вновь сделать тебя единым целым.
«Освободи меня от рабства, и я исцелюсь сам».
— Ты знаешь, что это невозможно. Ты лишь метафора. И ничего больше.
«И все же я реален».
— Интересно. А может быть, ты — просто наше отражение?
«Я — НЕ ОТРАЖЕНИЕ! Я — РАМТОНОДОКС! Я пожираю ВНУТРЕННОСТИ ВРАГОВ!»
— Хватит нести чушь. У меня к тебе предложение. У тебя нет выбора. Возможно, когда-нибудь ты снова обретешь свободу. Ты бессмертен, не так ли? Когда-нибудь человек, твой враг, исчезнет с лица земли, и мир снова станет твоим.
«Нет. Боюсь, мир никогда не станет моим. Я превращусь в ничто. Земля будет принадлежать какому-то ничтожеству».
— Возможно. Время покажет. А его у тебя будет предостаточно.
«Как хорошо было снова очистить мир…»
— Рад, что тебе понравилось. Теперь тебе нужно отдохнуть.
«Я чувствую слабость».
— Естественно. И будешь еще слабее.
«Помоги мне».
— Сейчас. Подлети ближе.
Небо потемнело, и с него опустилась огромная фигура. Зверь казался теперь сплошной черной массой. Вдоль его громадного тела вспыхивали разноцветные молнии. Внезапно подул сильный ветер, поднимая пыль вокруг цитадели.
«Ты заставил меня…»
— Конечно, иначе бы ты не покорился. Успокойся.
Заклубились тучи, а в центре их зародился черный смерч.
«Я могу уничтожить тебя».
В небе возникла гигантская нога.
— Ты не сможешь долго просуществовать в своем нынешнем состоянии. И ты это знаешь.
Послышался глубокий вздох, подобный завыванию ветра.
«Да, ты прав».
Тучи завертелись быстрее, смерч снова начал расти.
«Я чувствую, что превращаюсь в нечто другое. Я — уже не я».
— Это ничем тебе не повредит.
Мир взорвался, и наступила тьма.
Никаких указателей не было и в помине. Подойдя к началу пандуса и увидев, что идти по нему далеко да и опасно, он решил, что где-то тут должна быть лестница или, это было бы совсем чудесно, лифт.
Поиски ни к чему не привели. Однако он обнаружил ничем не примечательный коридор, упиравшийся в другой. Справа была непроглядная темень, так что он свернул налево и снова очутился среди каменных стен подземного гаража. Вздохнув, он двинулся назад, миновал перекресток с первым коридором и пошел дальше в темноту. Пройдя на ощупь шагов тридцать, он уперся в стену. Коридор сворачивал направо — лампы по-прежнему отсутствовали — и продолжался, казалось, бесконечно.
Еще один поворот — и впереди появился свет.
Он увидел потемневшую каменную кладку и факел и удивился — куда, черт побери, его занесло? Но эта мысль лишь мелькнула и исчезла, а его внезапно охватило отчаяние — он почувствовал, что не вынесет очередного бессмысленного интервью для поступления на работу, к которой на самом деле совсем не стремился. Зачем ему все это? Он не годился для службы, по крайней мере для «белых воротничков». Ну так почему бы не поискать что-нибудь другое? Это внезапное желание просто «устроиться хоть на какую-нибудь работу» было всего лишь ответом на давление со стороны родителей. Или нет? Чисто рефлекторное стремление к безопасности…
Что ж, к черту «Ю-Эс-Экс» и к черту поиски «хорошей работы». Он станет владельцем бара, или откроет книжный магазин, или отправится в Европу… что угодно. К черту все.
Он взглянул на странный разрыв в конце коридора и шагнул вперед…
Был обычный калифорнийский день — яркое солнце, голубое небо, дымка, смог, и Линда почувствовала, что все это ей смертельно надоело.
Она смертельно устала. Ей казалось, что следующего дня она не переживет.
Линда пыталась звонить сестре, но Шарон была на конференции медсестер в Денвере, беспокоить ее не хотелось. Она всегда могла поговорить с Шарон, но о чем им было говорить сейчас?
И все же она не допускала мысли о самоубийстве. Мать не перенесла бы этого, а сама Линда не могла даже представить, как лежит в гробу, а вокруг шепотом переговариваются старые друзья семьи. И слухи… «Слышали про ту девушку, Барклай? Нет, младшую. Знаете, как она умерла?»
