Илья Новак - Запретный мир
Толстяк смог наконец ухватиться за угол коробки и медленно потянул ее на себя. Коробка оказалась тяжелой. И куда большей, чем он ожидал.
– Меня всегда интересовало, – произнес Рагар, пыхтя, – для чего тебе понадобились кролики?
– Кролики? – Фокусник рассматривал пестро раскрашенную деревянную шкатулку с рычажком и надписью на крышке:
Забавка «На Сон Грядущий».
(Без возрастных и половых ограничений. Особо рекомендуется нервным детям до семи лет и женщинам в предродовой период.)
– Шангалла передает их Урбану Карафу, а тот в заранее оговоренное со мной время помещает в энергетический круг Разрядника… И в другой реальности я вытаскиваю их из шляпы во время представлений.
Подумав, Пук уточнил:
– Эти представления только для взрослых? Ушастые ведь, наверное, как появятся из шляпы, так матерятся с испугу что твой сапожник. Стихами… И охота тебе, Антон, пугать зрителей.
– Да нет, происходит квантовый скачок и какие-то деформационные изменения. Кролики появляются из шляпы маленькие и бессловесные… – Фокусник нажал на рычажок.
Крышка шкатулки откинулась – только что она пребывала в закрытом положении и тут же вдруг оказалась распахнутой.
В потолок ударил сноп ярчайшего красного света, и по ангару пронесся дикий взвизгивающий хохот, словно все бесы Клипата разом узрели нечто чертовски потешное. Из шкатулки разогнулась миниатюрная резиновая виселица в виде буквы «Г». С нее на шнурке свисал резиновый человечек, в белой хламидке, с лирой и торчащей из затылка проволочкой, к концу которой было припаяно выкрашенное золотой краской колечко. В довершение картины из дырочек в искусно стилизованных под кучки хвороста пластиковых наплывах вокруг виселицы-забавки сочился умилительно едкий сизый дымок.
Из-за стеллажей раздался грохот.
Несколько более эмоциональный и восприимчивый, чем Антон Левенгук, человек имел бы уже психический срыв и нервный тик, но фокусник лишь слегка вздрогнул… и, спокойно закрыв шкатулку, перевернул ее. На днище имела место надпись:
«Эй, детишки, приятных сновидений!»
Лига забавников. (Рекомендовано для всеобщего распространения ассоциацией материнства и отцовщины)
– Что там у тебя? – спросил Левенгук.
– Если врожденное чувство пространственной ориентации не изменяет мне, – после паузы откликнулся Пук со смирением в голосе, – то я упал. И чертов ящик свалился на меня. А чего у тебя рвануло?
Фокусник вдруг прищелкнул пальцами.
– Я только что вспомнил! В похожей коробке – то есть тоже желтой и железной, только побольше, находится еще одна вещь из Лурда… э-э… «ODNOGLAZI DJONI – USLADA PODROSТКА». Механический противник для целой команды бойскаутов, используемый в ZARNIСЕ. То есть это у них он предназначен для игры, а на черных рынках других реальностей его продают как диверсионно-многоцелевое устройство. Случайно не открой ее…
– И не подумаю! – с абсолютной уверенностью в голосе истерично выкрикнул Радагар.
– Что ты сказал?
– Я говорю – она и так уже открывается сама по себе!
В темноте лишь с третьей попытки Белу удалось схватиться за маленькую ладонь. Он потянул за собой Дебору Анчи, имея впереди четкую и ясную цель. Деби что-то сказала, но он не расслышал, мешали разнообразные звуки, обычно сопровождающие такое мероприятие, как всеобщая неупорядоченная драка-свалка.
Они споткнулись о кого-то лежавшего на полу и пошли в обход. Вообще-то, это сцепились Слисса Фалангиста и Зигрия Матхун, который в самом начале противоборства гигантов получил трезубцем по голове – отчего рукоять оружия сломалась – и после этого повалился вместе с фурией на пол. Теперь, лежа под Слиссой, Зигрия пытался разобраться, что вообще происходит и как на это реагировать лично ему, – горянка пыталась душить его, щекоча пальцами мясистую шею, и в то же время страстно целовала.
В воздухе по разнообразным и иногда пересекающимся траекториям проносились тела дерущихся: это десантницы Шангаллы тузили хамелеонов, которые разили горянок, которые били десантниц. Слышался также дробный цокот копыт – это Гунь Ситцен, чувствующий, что в его организме наступило некое физиологическое просветление, мотался туда-сюда по залу и бодал всех подряд. Что делал в этот момент Баган Скунс, осталось неизвестным, а вот Гладия Хахмурка, обнажив клинок, присматривала за наследной Вес и Савимур, не позволяя им сбежать.
– Куда… ты… тянешь… ме… ох!.. меня? – вновь повторила Дебора.
– Сейчас, – начал Бел.
Цель была уже близка, но тут из темноты на них что-то налетело и; толкнув, опрокинуло на пол. Бел упал, стукнувшись затылком, и его, как правило ясное, сознание на какое-то время померкло до интенсивности тлеющих в камине угольков. Когда оно вновь достигло накала двухсотсильной лампочки, маленькой ладони уже не было в руке де Фея, но зато на его торсе кто-то сидел верхом.
– Деби! – заорал Бел, нащупав нечто железное и стержнеобразное на полу слева от себя. – Дебора!
Неподалеку раздался приглушенный вскрик, и Белаван врезал попавшимся под руку предметом по какой-то части тела того, кто восседал на нем.
Это был Хвань, Белаван ударил подсвечником по его шее. Летучий мыш как раз намеревался провести хитрый прием и с этой целью уже согнул каким-то совершенно фантастическим образом левое крыло, но, получив железякой по шее, забыл, кто он и что тут делает. Спихнув обмякшее тело, Белаван вскочил с криком «Дебора!».
– Бел!.. Я тут! – донеслось до него сквозь звуки ударов, лязг, визг и пыхтение.
Схватив подсвечник наперевес, Бел помчался вперед, как копьеносец, буравя наполненную движением опасную тьму шестью тупыми наконечниками.
Что-то шершавое зацепило его щеку, что-то тяжелое ударило по плечу, он пнул кого-то, пырнул подсвечником, отбросил в сторону и резко остановился после того, как почувствовал под ногами чье-то теле и услышал визг. Отшвырнув подсвечник, Белаван наклонился и рывком поставил Дебору на ноги.
– Бел!!! – завопила она ему в ухо.
– Это я, я! – Де Фей, сжимая Деби в охапку, сделал еще несколько шагов и приблизился наконец к цели своего марш-броска.
Внезапно стало светлее – из дальнего прохода в пещеру вбежали несколько горянок с факелами. Красный свет озарил зал. Несколько десантниц сгрудились в ощетинившийся наконечниками клубок, который, словно еж на бильярдном столе, двигался от одного участка пещеры к другому, отскакивая от стен.
Бел поднял девушку и перешагнул через невысокие перильца. Хрустя отсвечивающими алым углями, он прошел вглубь камина.
Там он осторожно присел под стеной и посадил рядом Дебору.
Антон Левенгук не добился бы того, чего достиг, обойдя многочисленных жестких конкурентов на пути к своей прежней должности, если бы не обладал смелостью и умением хладнокровно просчитывать варианты в критических ситуациях.
Именно это умение пригодилось фокуснику, когда он, обежав стеллаж, увидел Радагара Пукковица, упиравшегося локтями в пол и ползущего на спине.
Здесь возникало два варианта – скрыться или помочь.
Не желая терять союзника в предстоящем деле и, возможно, друга – хотя, вообще-то, понятие дружбы выходило за пределы мировоззренческих горизонтов фокусника, – он решил помочь.
Желтый металлический ящик лежал на полу и имел такой вид, будто в нем разорвалась пластиковая взрывчатка. Студенистое пятно вокруг переливалось молочно-белыми и серебристыми оттенками. Сланцевое, клеевидное вещество после разгерметизации контейнера-матки «вспомнило» заложенную в нем программу. Теперь оно выпускало из себя гибкие псевдоподии с утолщениями и наплывами, пучилось и разрасталось, постепенно вытягиваясь вверх и приобретая смутно знакомые очертания. Примитивный кристаллический мозг посылал команды: пока еще мягкие конечности-клешни тянулись к толстяку.
Антон Левенгук раздумывал лишь мгновение, а потом занес над головой шкатулку. Клешня демона из коробки почти дотянулась до головы пятившегося Радагара.
Ярко раскрашенная шкатулка, вращаясь, полетела вперед и, сильно ударившись о пол возле взорванного ящика, перешла из закрытого состояния в открытое…
Сноп красного света…
Дикий хохот…
Ядовитый дымок…
Кристаллический мозг, обнаружив возможную угрозу, среагировал: уже успевшая затвердеть под воздействием воздуха клешня метнулась от головы Пука в обратном направлении, накрыла шкатулку и отбросила ее в узкое пространство под нижнюю полку стеллажа.
Левенгук схватил толстяка за шиворот и поволок, одновременно наблюдая за тем, как длинная молочно-белая фигура приобретает окончательные и довольно нелепые очертания.
