Юлия Набокова - Легенда Лукоморья.
Вот попала так попала! Ступа выбрала самое подходящее место и время, чтобы скинуть нас в эпицентр коровьего стада.
— На поле ты не просто так очутилась,— продолжал приободренный моим молчанием Соловей.— до ближайшей дороги отсюда идти и идти. Путники сюда не захаживают.
— Я заблудилась,— вставила в свое оправдание я. Что ж за невезение такое! Кого из лукоморских жителей ни встречу, все меня в чем-то обвиняют: Сидор и сотоварищи — в принадлежности к нежити, Соловей — в похищении коров.
— А метла тебе вот зачем,— не слушая меня, продолжил свою складную обвинительную речь Соловей.— Чтобы корову от стада отогнать и в лес завести!
— Вы еще скажите — волкам на съедение,— укорила я.
— Может, и волкам. А может,— он сурово уставился на Варфоломея,— и котам! Где это видано, чтобы кот целую корову съел и не лопнул? Только ведьминому коту такое под силу. Вон как на кота Бабы-яги похож! Только твой облезлый да мелковат, а тот попушистей да поболе будет.
Варфоломей от удивления вытаращил глаза.
— Да ты и сама ведьма,— продолжал Соловей,— свалилась средь белого дня прямо с неба, на метле прилетела. Вот зачем метла-то тебе?
Ну положим, с метлой — это только догадки, И как мы свалились из ступы, он тоже не видел, иначе сразу бы прибежал предъявить претензию о парковке в неположенном месте.
Я угрожающе тряхнула метелкой и вкрадчиво произнесла:
— А не боишься, что я тебя заколдую за дерзость твою?
— Никому еще не удавалось Соловья-разбойника зачаровать! — горделиво ответил он.
— Но ведь никому еще и не удавалось против Соловъя-разбойника выстоять, так? — заметила я, заставив его понервничать.
— Я и говорю, ведьма ты! — вспылил герой сказок.— Никто, никогда... Как тебе это удалось?!
Я повела плечом.
— Я в своей жизни еще и не такое слышала.
— Это где же? — с ревностью в голосе осведомился Соловей.
— Есть в дальних краях один, Шура-потешник. От его свиста у людей волосы дыбом встают.
— Эка невидаль! — с превосходством ухмыльнулся Соловей.— Я тоже так могу!
— Деревья к земле пригибаются...
— Я тоже так могу!
— У домов крыши сносит...
— И это мне по силам! -
— Волки замертво падают...
— Это я тоже могу! — твердил свистун, но с каждой моей фразой его уверенность таяла на глазах.
— Медведи в ужасе улепетывают....
— Я тоже так могу.
— Рота солда... то есть войско витязей ложится....
— Я тоже так могу! — Соловей окончательно приуныл, но признаваться в том, что уступает в силе свиста неведомому противнику, не собирался.
— Реки из берегов выходят, в горах обвалы случаются, земля дрожит, целые деревни рушатся,— закончила картину апокалипсиса я.
Судя по убитому виду Соловья, тот спешно соображал, где бы затаиться, когда могучий потешник доберется до Лукоморья.
— А далеко он живет? — с опаской поинтересовался он.
Я наугад махнула рукой.
— В сапогах-скороходах — рукой подать.
Соловей совсем помрачнел и с недоверием процедил:
— Что-то я про такого не слышал никогда. Поди, брешешь!
— Может, и брешу! — не стала спорить я.— Только когда сойдешься с ним на кривой дорожке, передавай привет от Яны Самозвановой. Авось пощадит по старой дружбе.
Соловей взглянул на меня с невольным уважением, покачал головой.
— И не стыдно тебе? Друзья у тебя какие! А ты коров воруешь!
— Снова здорово! Нужны мне твои коровы! — Я возмутилась и подозрительно прищурилась.— Может, ты их сам продаешь потихоньку?
— Я?! — ахнул Соловей. Да так искренне, что версия о его причастности к делу таинственного исчезновения коров сразу отпала.
— Вот и мне обидно, — поспешила успокоить его я,— что на меня ни с того ни с сего напраслину возводят. А почему ты так уверен, что нор — человек, а не пронырливый волк?
Соловей глянул на меня, как на полоумную.
— Я ж не овец пасу! И не курятник стерегу. Какому волку по зубам целая корова?
Я в смущении отвела глаза. Действительно, чего взять с городской девочки.
— Ну а видел его, вора-то?
— Кабы я его видел, уж не упустил бы! — Он погрозил увесистым кулаком.
— Рада была поболтать, да пора прощаться.— Я нетерпеливо взмахнула метлой.— Мне к бабушке пора. Скажи, где Замышляевка, да и пойду я.
— Замышляевка, говоришь? — загоготал Соловей.— Да до нее еще день пути!
Ну ступа! Куда ж ты нас забросила-то, злодейка?
— А поблизости здесь что?
— Ближайшее село наше, Большие Бобры.
Я приуныла. Такого пункта назначения в нашем маршрутном листе не значилось. Я еще раз помянула ступу недобрым словом. Ладно, надо сперва с пастухом распрощаться, а уже потом с котом обсудить, что дальше делать.
— И куда это ты собралась? — Соловей недобро сощурился.— Неужели думаешь, я тебя живой отпущу после того, как ты супротив моего свисту выстояла?
Глядя в осоловевшие глаза разбойника, я с ужасом поняла, что он не шутит.
— А не боишься с ведьмой сразиться? — попыталась застращать его я.
— Мне теперь все равно житья не будет,— с мрачной решимостью сказал тот.— Или я тебя одолею, или ты всем разболтаешь, что Соловей-де уже никуда не годится.
— Возьмешь грех на душу? — воззвала к совести я.
— У меня за душой и не такие грехи имеются,— ощерился он. И сейчас в нем уже не осталось ничего от того сонного сердитого пастуха, который с гомоном гнал отбившуюся от стада корову, с горечью перечислял имена пропавших буренок и пытался уличить меня в их воровстве. Словно маска спала — черты лица хищно заострились, в глазах засверкал блеск стали. На месте бесхитростного крестьянина стоял жестокий разбойник. Я с содроганием поняла, что, когда Соловей уверял, будто бы ему по плечу снести крыши с жилищ и свистом убить волка, он не шутил.
— А как же новая жизнь, добропорядочный пастух? — поддела я, крепче перехватывая метлу и готовясь при первом удобном случае пустить ее в дело. Говорят, в руках шаолиньских монахов любое подручное средство становится мощным оружием, будь то простое ведро, игла или даже листок бумаги. А у меня целая метла имеется, авось не пропаду!
Соловей криво ухмыльнулся и быстрее молнии бросился ко мне. Сильные ладони схватили воздух — за мгновение до этого я успела отскочить в сторону. да еще и метлу ему под ноги подставила, так что он на землю свалился.
— Варфоломей, бежи-и-и-им! — заорала я, со всех сил припуская в сторону леса. Только бы до леса добраться, а там, надеюсь, Леший заступится: исхлещет разбойника еловыми ветками, запутает ноги дубовыми корнями, уведет ложной дорогой, а нас с котом спрячет.
Соловей, видя, что добыча улепетывает, засвистел.
Солнце опять закрыла туча, трава вжалась в землю, лес заволновался, застонал. Мне эти спецэффекты по барабану, лишь бы до леса добраться. Но Варфоломей.. Я обернулась на бегу и резко затормозила. Кот ковриком распластался по земле, прижал уши и жалобно мяукал. А позади него, стремительно сокращая расстояние между нами, бежал Соловей-разбойник. Схватить кота на руки и скрыться в лесу я уже не успею. Значит, будем драться!
Я крепче перехватила метлу и опустила глаза, стараясь не смотреть в перекошенное от злости лицо разбойника. Как раз вовремя, чтобы заметить, как напряженно сжались кулаки, как метнулась вверх рука. Хрясь! Сильный кулак рассек воздух в сантиметре от моей щеки. Бум! Я успела отклониться, отскочила Соловью за спину и что было сил вдарила черенком метлы по спине. Соловей охнул, согнулся пополам и рухнул на землю. Но только для того, чтобы поднять с земли тяжелый булыжник и развернуться ко мне. Я попятилась. Разбойник с ухмылкой поигрывал камнем. Варфоломей успел оклематься и задиристо выкрикивал:
— А ну врежь ему! Это мы еще поглядим, кто кого!
Соловья разговорчивость кота, казалось, совсем не удивила. Он надвигался на меня, как кот на мышь. То лениво делая шаг, то рывком срываясь с места и останавливаясь в шаге от меня. Игра его забавляла. Казалось, он засиделся в пастухах и теперь упивается каждым мгновением схватки, с наслаждением вспоминает свои разбойничьи навыки.
Бешеными зигзагами мы бороздили поле, каждый миг пытаясь подловить друг друга, застать врасплох, усыпить бдительность, сбить с ног. Каждая секунда стекала мне за шиворот холодным потом и разгоралась пожаром в лихорадочно блестящих желтых глазах Соловья. Они гипнотизировали, как глаза змеи, убеждали в моей беспомощности, призывали смириться с поражением, сдаться победителю. Поэтому я старалась смотреть не в змеиные глаза и не на звериный оскал, а на неопрятную щетину, на бородавку на щеке, на выпирающий кадык, на масляное пятно на несвежей рубахе, которые убеждали меня в том, что мой враг — живой человек, а не безжалостная машина для убийства.
Прыжок, попытка уйти в сторону, вздох облегчения — получилось. Метла замедляла скорость, сковывала движения, саднила ладони, впиваясь занозами, но выпустить ее было равносильно поражению. Так у меня есть хоть какое-то орудие в руках. Жаль, что я не шаолиньский монах. Уж ему-то достаточно было бы метлой раз взмахнуть, чтобы заставить врага в ужасе улепетывать прочь. А что, если попробовать?
