Андрей Лях - Синельников и ремонт
— Меллина, простите, что называю вас просто по имени... У нас там в Доме ремонт, сгорели две резные панели в верхней гостиной... Я ищу резчика. Говорят, он живет где-то здесь неподалеку...
А в это время космический вакуум у меня внутри говорил совсем другое: дайте мне Меллину, или сейчас наступит коллапс, схлопывание и вообще всему крышка. Я уперся обеими ладонями в стол:
— Меллина, если я тебя сейчас еще раз не поцелую, я умру. Делай потом что хочешь, режь меня на части, забирай душу, но иди сюда немедленно. Или я поверю в любовь с первого взгляда.
Она вышла из-за своего дыма, приблизилась и хмуро на меня посмотрела.
— Садись ко мне на колени, — велел я.
Меллина исполнила и это, обняла меня за шею и с мрачной озабоченностью произнесла:
— Я не понимаю, что происходит.
Следующий неопределимый отрезок времени мы безудержно целовались. Потом она вдруг спрыгнула на пол, отбежала к противоположному краю стола и оттуда объявила:
— Имей в виду, мой дедушка — герцог, а я — почтенная вдова! И нечего строить мне рожи! — после чего засмеялась, и мы вернулись в прежнюю позицию.
Удивительное дело! Все наше знакомство продолжалось двадцать минут, а у меня было полное впечатление, что я не просто знаю эту Меллину давным-давно, а чуть ли не с детства, будто в детском саду сидели на соседних горшках, — и мог бы поклясться, что она испытывает то же чувство.
— Мы сошли с ума, — сказала Меллина, уткнувшись носом мне в шею. — Ты искал резчика? Дальше по дороге, у старой мельницы, через брод, увидишь. Поезжай, скоро вечер. Поезжай, я должна прийти в себя.
Она встала и добавила:
— И возвращайся.
Бедный Ланселот! Он бродил по двору как потерянный, с нераспущенной подпругой, волоча поводья. Да, уж так в жизни заведено — всегда страдает невинный. Через полчаса мы разбрызгивали воду на каменистом перекате, и еще минут десять спустя подъехали к огромному сараю с веселой расписной башенкой. Я толкнул дверь и вошел.
Точно, мастерская. И не какого-то там деревенского столяра, а мастерская скульптора — кругом статуи, амурчики с канделябрами и даже буфет, сильно напоминающий наш входной портал, только весь в точеных фигурах. В дальнем углу намек на механизацию — неспешно крутится вал с болтающимся широким ремнем — не зря, видно, все это сооружалось возле мельничной запруды.
Тут я почувствовал, что не один среди этих резных диковин, и обернулся. Здоровенный дядька лет пятидесяти, лысый, с красной физиономией, с маленькими глазками, в длинном фартуке. На вид он был совершенно квадратный, руки такие толстые, что висели, не касаясь туловища, и вообще он здорово походил на медведя.
— Мэтр Нико, резчик, — представился этот медведь вполне медвежьим голосом. — Вы новый Хозяин Дома?
Тут выяснилось, что после произведенной Меллиной контузии я еще не до конца пришел в себя, и слова даются мне с неоправданным усилием. Я даже не стал и пытаться, а просто опустился на ближайшую табуретку и сделал рукой неопределенно-дружелюбный жест. Мэтр Нико мгновенно оценил мое состояние, пропал куда-то на миг и тотчас же возник снова со стаканом вина. Оказалось, та же премиленькая кислятина, которой потчевала меня Меллина. Я помотал головой и откашлялся.
— Уолтер Брэдли, управляющий Домом, — все-таки слова пока давались мне с трудом. — Я вижу, вы настоящий художник. Мэтр Нико, у нас проблема... Как вам, может быть... ну, то есть наверняка известно, во время последней... ммм... апробации... ущерб вышел такой значительный, что все к черту сгорело. Ну, не все, а пострадали две панели над камином вашей, как я знаю, работы. А через четыре дня их срочно надо... короче, придать соответствующий вид. Потому что... уж такой будет торжественный день.
Мэтр Нико задумчиво кивнул в знак понимания, но при этом уставился на меня таким испытующим взглядом, словно выбирал место, за которое ухватить своими лапищами.
— Мэтр, ну что вы на меня уставились, будто увидели Гарри Пятого... Я попросил бы вас отложить все другие дела... вот предварительно сто презренных дублонов... а впрочем, назовите вашу цену.
Медведище по-прежнему буравил меня взглядом — кажется, проклятое сходство снова шутило скверную шутку — и пробурчал нечто в такт собственным мыслям:
— Эти панели у меня давно готовы... Деньги? Деньги можно и взять...
В этой голове явственно шел какой-то мне неведомый процесс. Ну и ладно.
— Впрочем, я вижу, вы серьезный человек, — я бросил на стол еще один кошель. — Полагаю, этого должно хватить. Что-то мне подсказывает, что сэр Генри всегда вам платил вперед.
Сам не знаю, к чему это я вдруг приплел сэра Генри, но эффект вышел странный. Мэтр Нико выставил правую ногу, растопырил руки с пальцами-сосисками и поклонился так, словно собирался забодать меня кубической загорелой лысиной. Распрямившись, он сказал:
— Могу быть уже сегодня к ночи.
— Нет, нет... к ночи не надо. Давайте завтра утром, не торопясь. Вам помочь с доставкой?
— Нет. Лошадки у меня есть.
На этом разговор и завершился. Садясь в седло, я видел, как он стоит в дверях, по-прежнему свесив ручищи, и так стоял до тех пор, пока не скрылась из глаз вся его художественная хибара. Что же, если этот шкаф-мыслитель не подведет, то слово за немецкими оконщиками, потому что Дугласы-канализаторы клялись завтра уже все закончить, а на галерею и потолок у нас должно хватить времени в любом случае. По крайней мере, я на это надеялся.
Возле жилища Меллины Ланселот без всякой подсказки завернул во двор; какая-то лохматая девчонка, подхватив под уздцы, сейчас же увела его прочь, как только я сошел на землю. Моя красавица ждала меня в центральной комнате, наподобие гостиной, в белом платье и даже с гитарой на коленях, словно Линда Ронстадт. Ее глаза — турецкие какие-то глаза, хотя более английского лица представить себе трудно — говорили, что она и робеет, и храбрится, и готова верить, но главная интонация была такова: старик, ты попал домой. Я вымыл руки в обжигающе-холодной воде, загорелись свечи, настал ужин, никаких слов не потребовалось, потом была громадная, прямо шестиспальная кровать и все такое, от чего забываешь, где небо, где земля.
Возможно, кто-то скажет: что-то все это уж очень просто быстро. Что ж, может быть, и так. Но сложно и долго в моей жизни уже бывало, и не раз. Со всеми протокольными прелюдиями. Кончилось очень плохо. Отзвонив больше половины четвертого десятка, начинаешь понимать нехитрую истину — любовь это такая игра, в которой компьютер ничем не лучше орлянки.
Не знаю, во сколько проснулся утром. Ее невероятная грива, рассыпанная в полном беспорядке, занимала едва ли не четверть постели, и солнечный луч, проникший из-за полуприкрытых ставней, делил волосы на две половины — темно-каштановые в тени и откровенно медно-красные на свету. Меллина спала, обняв руками подушку, и из мешанины простыней выступала лишь узкая спина с пунктиром позвонков и, как сказал поэт, бледные холмы ягодиц. Под моим взглядом ведущая колдунья графства проснулась, потянулась, достав до меня кончиками пальцев, и вдруг ее глаза наполнились ужасом. Ах, черт. Невозможно привыкнуть к этим глазам.
— Боже мой, — сказала она. — Ты уедешь. Совсем уедешь. Как только кончится этот твой проклятый ремонт.
— Нет, леди Меллина, — ответил я. — Я не сумасшедший. Не хочу ни стреляться, ни умирать от тоски. Ничего такого. Пока ты меня любишь, я никуда не денусь, а если придется уезжать, возьму тебя с собой.
— Ты меня любишь?
— Да. Я всегда тебя любил. Просто раньше не встретил.
Говорить правду легко и приятно — что да, то да.
Она немедленно уселась на меня верхом. Ее дивный бюст навис надо мной как пара свежеиспеченных сказочных хлебов.
— Если ты меня обманываешь, Уолтер, то разрешаю тебе сразу же меня убить. Нельзя дать человеку счастье, а потом отнять.
— Дорогая, и я думаю точно так же. Теперь и ты мне ответь на один очень серьезный вопрос — как у нас насчет завтрака?
Моя ненаглядная немедленно развеселилась и бойко заскакала по хозяйству. Что делать, невозможно на этом свете жить одной любовью. Не получается. Спешно перекусив, ибо солнце подбиралось к полудню, и расцеловавшись так, будто отправлялся не на ремонт, а на войну, я помчался обратно в Дом, ломая голову над тем, что сейчас поделывает мэтр Нико. Проезжая через деревню (на сей раз пришлось гнать напрямик) и вежливо раскланиваясь, я наслушался разных речей вроде «С возвращением, сэр Генри», или «Смотри-ка, у Генри новая сабля!», и так далее. У самого Входа обнаружилась телега с задранными оглоблями, а среди кустов паслись два пятнистых мохноногих першерона. Без всяких подсказок я понял, что это и есть «лошадки» моего резчика. Похоже, по милому деревенскому обычаю он встал никак не позже шести утра.
Проведя Ланселота через портал, я намотал повод на балюстраду, кликнул Германа и поспешил в гостиную. Так и есть. Угнездившись на стремянках, там уже орудовали мэтр Нико и двое мальчишек-подмастерьев, смотревшиеся рядом с ним, как цыплята рядом с индюком. Я кивнул ему, он кивнул мне, вид его не располагал к предложению помощи, и я направился в библиотеку — освободиться от феодального облачения. Появился Патрик и, пока я сматывал с себя знамя сто шестнадцатого драгунского полка, сообщил, что дугласы уехали на
