Михаил Русанов-Ливенцов - Лад Посадский и компания: Дела торговые, дела заморские
Так вот, пожаловался Ярому батюшка дурехи безмозглой на бесчинства дружинников:
— Лоботрясам твоим в сечи бы побывать, — ярился обиженно мужик, — так они бы знали, что почем. А то, ишь ты, за правило взяли девок на болото таскать. Ты уж, Яромушка, будь любезен, разберись. А я в долгу не останусь.
Яром дулся от гордости. Вот ведь как, нет войны (да и не нужна она, Дажбог прими слова мои с благодатью), а у начальника дружины всё же есть авторитет определенный. Поискав два дня виноватых и никого не найдя (одна половина дружины бывала на заимке постоянно, другая горела желанием когда-нибудь там побывать), приказал Яром сровнять избушку на заимке с землей. Разрешение получил от самого Наковальни (заимка-то всё-таки его), который, узнав о причине, хохотал до слез. Яром лично присутствовал при исполнении своего приказа. Да только не выдержал он и дня возле болота. Грозного вояку, каковым мнил себя Яром Живодер-Вырвиглаз, за глаза Бородавка, одолели комары. А ребята заимку не сильно-то разоряли, выполняя приказ начальника. Однако девок туда больше не водили, а со временем и вовсе позабыли о ней. Один лишь Лад помнил. Он снова как мог, привел всё в порядок, но об этом уже никому и слова не сказал...
В избенке было прибрано, на столе стояла нехитрая снедь, в углу пузатился бочонок, не иначе как пиво. Горели лучины и в камине горело желто-красное пламя. Такого Лад не ожидал. Кого занесло сюда в этот час неурочный? Неужто прознал кто про заимку вновь, да девку привел сюда? Эх, нет места на земле, где можно было бы почувствовать себя одиноким. Всегда найдутся соседи, будь то люди или нечисть. А иногда и мысли собственные так достанут, что хоть на стенку лезь. Никуда не уйду, решил Лад, и сел за стол. Есть-пить не хотелось, поджидать кого-то тоже охота не большая. Но удивить и озадачить — вот потеха. Пускай кто бы там ни был, увидев Лада, испытает неловкость.
Хрустнула ветка, скрипнули петли ржавые, отворилась дверь... Лад рот открыл от изумления, да так и остался сидеть с отвисшей челюстью. Вошедший гость потянул носом воздух, облизнул языком толстые губы и хихикнул.
— Человек... Надо было сразу догадаться. Что ж, гостям рады... Особенно когда они молоды! Мясо нежное, хрящи мягкие. Да-а, славный будет ужин.
— Ты чего там бормочешь себе под нос? — спросил Лад с испугу. — И кто ты такой, чтоб в моей избе хозяйничать?! Это мы еще посмотрим, кто чьим ужином станет. Ишь ты, ловкий какой! Занял дом чужой, да еще хозяином закусить хочешь!
Еще раз шмыгнул нос, захлопнулась дверь, и гость вышел в свет лучины.
— А-а, это ты, Лад. Извини, не признал. Все вы, людишки, одинаково воздух портите.
Стоял перед Ладом в плавающем отблеске огня гоблин Сэр Тумак. Был он ростом невелик, на голову ниже Лада. Длинные мускулистые руки почти пола касались, и время от времени руки эти чесали ноги, покрытые седой шерстью. Впрочем, шерсть покрывала всего гоблина, кроме лица, на котором выделялись пухлые губы и массивный нос.
Лад перевел дыхание. Никто его сегодня есть не будет. Значит, нет надобности мечом махать.
— Подвели меня глаза, Ладушка, вот и не признал тебя. Хотя запах почувствовал шагов за сто.
— Ошибиться не трудно, трудно исправить ошибку. Вот зашиб бы тебя мечом, что тогда делал бы?
— А ничего, — гоблин сел за стол и вздохнул. — Жить всем хочется. Но и умирать когда-то время придет.
— Как ты здесь оказался? — спросил Лад, пытаясь перевести разговор на другую тему. Гоблин грустил. А у нечисти грусть грусти рознь. Кто ведал, о чем задумался Сэр Тумак? Может, сожалел, что на месте Лада не оказался кто-то другой? Тогда был бы сытый ужин... — Думал я, что заимка забыта всеми.
— Я случайно на нее набрел. Пятьдесят годков живу тут, а доброго слова от посадских не слышал, — гоблин почесал нос, шмыгнул и чихнул. — Ну, бывает, конечно, что провинюсь перед ними. У кого порося стащу, у кого курей с десяток выеду, так ведь это мелочи! Ни одного человека за эти годы не загубил! А посадские мной детей пугают... Обидно. Разве это жизнь?! В землянке сырой пропадаю. Уже ревматизм кости ломит, а от простуды вовек, видать, не избавлюсь... А тут, с недельку назад, набрел на эту избушку. Дай, думаю, приспособлю ее под жилье. Дней пять высматривал — никто не идет. Вот и пристроился здесь... Значит, твоя заимка? Эх, жаль...
— Не тужи, — пожалел гоблина Лад. — Хочешь, живи здесь. Иногда буду наведываться, но ты уж терпи. Да других сюда не пускай.
Обрадовался Сэр Тумак.
— Спасибо тебе, Лад. Не зря, видно, я тебя тогда от медведя-шатуна спас. Отблагодарил. Я теперь здесь так устроюсь, как на родной Ольбии Туманной не бывало!
Он поднялся из-за стола и заковылял к бочонку.
— Угощайся, еда не ахти какая, но сытая.
— Не голоден.
— Тогда пива отведай. Сам делал.
— Не откажусь, — согласился Лад.
Гоблин плеснул в кружку дубовую темную жидкость, а сам к бочонку приложился.
— Кисловато пиво твое, — Лад отер ладонью губы. — Скисло, что ли?
— Лешего козни, — гоблин поставил бочонок возле себя. — Поругались мы давеча с ним, вот и ложит свои заклятия на всё, что делать начну. Я уж терпел, терпел, но когда этот поганец пиво испортил, я совсем озверел. Припер его к осине, есть, однако, не стал. Какой из него обед или ужин? Злобный стал, весь желчью изошел. Отравиться можно. Ну, так я потряс его немного, вроде притих.
— Что же вам с лешим делить? — удивился Лад. — Он лесу сторож, а ты, так... приблудший в этих краях.
— То-то, что приблудший, — снова запечалился гоблин. — А ведь своим хочется стать. С нечистью в округе со всей перезнакомился. (Лад сплюнул.) Так она и есть нечисть, что с ней дружбу водить? А с людьми даже знакомства доброго не выходит! Один ты в товарищах ходишь... Обидно... Посад вон какой большой стал, неужто места мне там не найдется?
— С Седобородом говорил?
— А что с ним говорить? У него своих дел хватает. Это вам, людям, не видно, сколько хлопот у него. А мне всё известно... Не хочу его беспокоить. Жилищный вопрос надо самому решать, а не надеяться на кого-то. Зачем старому за меня ходить, пороги обивать?
— Так ведь не чужой же ты! Пятьдесят годков здесь ошиваешься! За это время своим в доску можно стать!
— Нечисти у вас здесь полным-полно, но всё же ваша она, своя. Одним больше, одним меньше, вы бы и не заметили... Только нечисть ваша вся вдруг взбеленилась словно, как только я заикнулся о вступлении в ее ряды. Нечего, мол, партбилеты всяким проходимцам давать! Это я-то проходимец?! Да на родине про меня легенды ходят! Да еще рекомендацию требуют. А кто мне ее даст? Людей они не особо жалуют, а из своих кто вряд ли поручится. Вот и шатаюсь я между — ни к людям прибиться, ни с нечистью сойтись.
— Коли в этом загвоздка, помогу тебе, — Лад почесал затылок, глянул в пустую кружку и улыбнулся гоблину. Сэр Тумак был догадлив. Снова забулькало запенилось темное пиво, белая пена шапкой встала над кружкой. — Я дам тебе рекомендацию. Чай, слово мое сойдет для нечисти?
— Пожалуй, — согласился гоблин. — Тебя-то они, сволочи, уважают.
— Так и не будем с этим делом тянуть. Кто там у них сейчас главный?
— После того как Чер-Туй исчез (Лад по привычке сплюнул), дела взвалил на себя брат его меньшой...
— У него братьев, что грибов по осени в лесу. Кто именно?
— Сичкарь Болотный.
— Знаю такого. Годков пять назад его Яром Живодер-Вырвиглаз у озера Песчаного в пух и прах разбил.
— Ваш Яром собственной тени боится. Где уж ему Сичкаря разбить, брехня всё это.
— Как же, люди сказывали...
— Что им выгодно, то и сказывали, — серьезно перебил гоблин. — Яром тогда еле ноги унес.
— Ладно. Есть на чем писать?
— На вот, возьми, — гоблин подал ему бересту и уголек потухший. — Царапай каракули. Да только повежливее обращайся к Сичкарю. Как Чер-Туй исчез, он совсем спятил. Зазнался. Велит величать его не иначе как Партайгеноссе. Речи на шабашах такие толкает, что у многих ум за разум заходит. Сначала смеялись над ним. Потом, когда он пару домовых и одну кикимору взглядом иссушил, притихли все. К речам привыкли, теперь без его прокламаций жить не могут. После тех речей у нечисти какое-никакое, но самосознание обнаруживается. Так что ты повежливее будь, судьба моя решается.
Лад взял уголек, задумался на минуту, после чего быстро написал:
«Как смеешь ты, Сичкарь Болотный, выродок недостойный из окаянного рода Чер-Туя, величать себя именем заморским, именем поганым «Партайгеноссе»? Что означает сия кличка? При брате твоем нечисть нечистью была, а при тебе кем стала? Мхом болотным, эхом лесным, страхом людским, злобой лютой! Тьфу на тебя десять раз! И почему гоблину Сэру Тумаку, пятьдесят годков в наших местах обитавшему, отказываешь в статусе определенном, который он, несомненно, заслуживает, и коего он достоин более других?! Мое слово ему рекомендация. Лад Посадский».
Сэр Тумак прочел послание.
— Накарябал, как курица лапой, — довольно отозвался он. — Сичкарю понравится. Теперь я точно своим стану!
