Борис Лавров - Это есть наш последний и решительный бой!
В модифицированном варианте "Дубинушка" прославляла русское народное оружие и пелась на пять голосов. От описываемых в песне расправ при помощи дубинушки аппетит мог пропасть у кого угодно — только не у Верещагина….
Сказочнику тоже аппетит отбить было сложно. Равно как и охоту к разговору:
— А что… — задумался он. — Хорошая вешь — салат. Когда поверх пяти-шести котлет положен. И соусом полит мясным. А рядом, — он отхлебнул прямо из жбана, не утруждаясь взять кружку, — запить чем, и основательно.
Верещагин одобрительно проследил за действиями со жбаном, кивнул, поощряя гостя. Вытер руки о салфетку с вышитым изображением Барака Обамы. Поставил локоть на стол:
— А вот скажи, отрок, — задумчиво спросил он, — идея в твоей книге какова? Нельзя ж без идеи. Соль в чём, смысл и корень всего действа?
— А то как же! — запихнул в рот еще кусок поросенка Сказочник. — Соль всего — надо делать так, как хочешь делать, если не хочешь, чтобы с тобой делали так, как ты не хочешь, что бы с тобой делали, но будут делать, если ты не сделаешь так, как делаешь.
Верещагин ошалело посмотрел на гостя. Отложил нож и зашевелил губами, пытаясь выстроить логиескую цепочку. Занятие оказалось для него непосильно тяжёлым — и неизвестно, чем бы всё это закончилось, но один из порученцев, подскочив, сообщил:
— Пашка докладывает.
— А? — с явным облегчением осведомился Верещагин.
— На острове у Петьки ему посадку не дают.
— А?! — Верещагин нахмурился.
— В смысле, не отвечает никто.
— А-а-а… — лицо писателя просветлело. — Ну ты ему передай, пущай, значить, на таран… в смысле, на воду садится и к берегу гребёт. И ещё…
Но Верещагину и тут закончить не дали. Другой порученец — с башни над воротами — крикнул:
— Калики перехожие!
— КТО?! — офонарело развернулся, отодвигая стул, писатель.
— В смысле — нищие, — поправился часовой, сообразив, что это уж черезчур.
— Таджики? — деловито проборчал Верещагин.
— Вроде наши, — отозвался часовой. — Точно наши. Баба, девчонка и пацан. Запускать?
— Запустить и накормить, — махнул рукой графоман и повернулся к гостю. — Это ты верно сказал, отрок, — заявил он, с облегчением поняв, что начисто забыл, что там вылепил гость. — А план у тебя есть? В смысле, на будущее, а не курить…
— Писать! Писать! Писать! — подняв руку так, что Ильич на своем броневике обзавидовался, продекламировал Сказочник. — Великим, легендарным классиком стану!
— Классиком? — Верещагин нахмурился. Его неандертальский мозг не переваривал слова "классики" — при нём сразу возникали образы бородатых (о зависть!!!) и бездарных (Верещагин был в этом уверен) Толстых и Достоевских. Употребление этого слова несклько уронило гостя в его глазах. Но не настолько, чтобы приказать оттащить его на конюшню и… нет, не выпороть, просто повесить для отпугиванья хорьков и ласок. Вот если бы он сравнил с классиком самого Верещагина… — Легендарным — это хорошо,
согласился милостиво графоман. — Где ж там мои орлы…
(Надо заметить, что орлы в это время обожрались семечками до изжоги, но листок так и не нашли — шустрая бабка, подрабатывавшая к пенсии, передала листок своим нанимателям из ФСБ, тщательно следившим за хутором и всеми его гостями — и в данный момент пятеро офицеров силились сообразить, что перед ними: зашифрованный план захвата Кремля, списки вербовки или что там ещё задумал Верещагин — а главное, кто приехал к нему в гости и почему в таком идиотском виде?! Своих людей на хуторе ФСБ не имело, как ни старалось — порученцы и девчонки-хозяюшки хутора были фанатично-неподкупны, а рабы-рабочие со стороны — китайцы и таджики — попавшие внутрь, обратно уже не возвращались…)…
(…Не знал, не ведал Верещагин, что злая змея измены через сердце его милостивое и незлобливое уже вползла в стены хутора! Лопавшие на кухне пироги с вязигой женщина, девчонка и мальчишка на деле были агентами ВКП(б): женщина — португальцем-трансвеститом, спецом по связи, девчонка — генетически модифицированной и перекрашенной по методике Майкла Джексона бушменкой-убийцей, мальчишка — учеником реальной, а не выдуманной школы им. Гарри Поттера, общечеловеком по национальности, извращенцем с рождения, магом по выучке…)
…На возглас об орлах Сказочник больше не отвечал-он тупо жрал.
Хороший аппетит у отрока, подумал одобрительно Верещагин. Настоящий человек как определяется? Он ест мясо и картошку. Мнорго мяса и картошки. Если это не так — подозрительно.
Он нахмурился и поманил к себе одного из вестовых:
— Эти… калики. Они чего едят-то?
— Салат, — пожал плечами вестовой. — Салат и чёрствые круассаны. Робеют, наверное. От изобилия кухонного.
— Салат и круассаны… — на челе графомана сошлись складки. — Салат и круассаны, говоришь… хм… хм… — он шепнул вестовому: — А вели-ка их вязать и бить мороженой щукой по почкам, пока не сознаются, кто они есть. Враги это тайные, понял?
— Понял! — мальчишка фанатично отсалютовал и исчез.
— Здравмыслящие люди черствыми крусассанами печки топят! — поддержал Сказочник, который слов не слышал, но общее настроения сказанного угадал. — А вражины подлые их едят! Взять их и подвесить к потолку, а потом… Потом… Потом заставить… — глаза его загорлись. — Заставить съесть все, что на этом столе есть — для них, нелюдей, это хуже любой пытки!
— Им жевать нечем скоро будет, — хмыкнул Верещагин. — Ну что, отрок… Пока суд да дело — пошли я тебе свои владения покажу. Что тебе в первую очередь посмотреть желательно?
— Рабочее место!!! — подпрыгнул аж до потолка Сказочник. — А еще есть действенный метод, как нашего от врага отличить. Подкрасться сзади да поленом по темечку и обрадовать! Тут-то враг себя и выдаст… Наш-то, он тоже выдаст, да только не себя, а все, что об этом полене и его владельце думает. А враг — себя и токмо себя.
— Рабочее место? — Верещагин прикинул, успела ли оттуда сбежать ключница. По всему выходило, что успела — нечего отрока в соблазн вводить. — Ну пошли, подробно познакомлю. И полено прикажу принести. И врага привести, тут и проверим… Эй! — крикнул он. — Того парня, который нищий и шпион тёмных сил, отставить мороженой щукой бить! Ко мне в кабинет его. И полено. Дубовое.
— Только что бы он полено не видел заранее! — крикнул Сказочник и помчался за Верещагиным.
Не увидит… Неудачливому магу на голову надели ведро и оба тащивших его порученца для полноты картины лупили по нему прикладами карабинов. В таком виде — с ведром на голове — его и впихнули в кабинет Верещагина, где хозяин показывал гостю своё рабочее место — заваленный бумагами стол с компьютером (впрочем, бумаги лежали и в остальных местах, даже в зубах прибитых над входом черепов были зажаты какие-то листки).
— Заходи, — сказал писатель-графоман, когда пленника — уже без ведра — впихнули в кабинет. — Ложись… то есть, садись, — поправился Верещагин, пододвигая стул. — Посидим, выпьем, закусим. О делах наших скорбных покалякаем.
Пленник сел, злобно зыркая по сторонам. Применять магические способности при таком количестве окружавших его свастик и рун он просто не мог — грязная магия Большого Вавилона и хасидских жрецов была бессильна перед лицом Великой Северной Традиции, которую олицетворял собой кабинет Верещагина. Поэтому шпиён решил зайти с другого конца:
— Дяденька, — жалко заныл он, — за чё?! Мы ничё! А вы чё?! — изо всех сил изображая обычного беспризорного.
Внешне парень были типично русскими и своими стонами мог бы растопить и каменное сердце. Но сердце графомана была вполне живым и на всякую ерунду не улавливалось.
— Щас тебе будет и че, и ниче, и дубиною в плечо, — мрачно сообщил Сказочник. — Ты что же это, вражина поганая, отца рашего родного, батюшку Олега свет Николаича, ограбить подло решил, али отравить, а может, и еще чего похуже? — он, с видом живого воплощения правосудия и возмездия, поднял палец к небу и начал медленно обходить вокруг пленника. Нарезав несколько кругов — когда тот уже устал за ним следить — и, оказавшись за спиной подлого мага, Сказочник внезапно изловчился и обрушил полено на голову оного.
— Белиал покарает вас!!! — вот что было скорбным воплем обиженного пацана-шпиона.
— Ну что ж, господа, все слышали? — сказал Сказочник, под господами, вероятно, подразумевался Олег. — Отпираться бесполезно, наши русские методы действуют безотказно. Давай, вражина проклятая, выкладывай, что, мол да как, кем, значит, послан, и с какой, понимаешь, целью…
Верещагин изумлённо раскрыл глаза. Однако — метод гостя оказался безотказным. Шпион раскололся сразу — ну кто из русских в здравом уме будет призывать Белиала?! Да ещё русский из беспризорников, которые на "б" знают одно слово…
— Эх, — крякнул Верещагин, — а хороша штучка — полено… Ну-ка, дай ему ещё, пущай, значить, призывает, а мы послушаем…
